Мак-Харрис долго сидел неподвижно, очевидно обдумывая, как ему отнестись к словам конкурента.
— Хитрый пруссак! Вы верите ему, Искров?
Я все еще находился под впечатлением весьма нелестного отзыва Мунка обо мне: “Мелкий писака Искров”. Да и Князь отозвался обо мне не лучше.
Впрочем, имею ли я право обижаться? Разве я и впрямь не был жалким рупором “Энерган компани” и наемным писакой “Альбатроса”?
— Его аргументы звучат убедительно, — помолчав, сказал я. — Если энерган и в самом деле именно то, за что его выдает жрец, то бишь доктор Маяпан, то для атомной промышленности он не менее опасен, чем для нефтяной: он дешевле атомной энергии, безопаснее, меньше загрязняет окружающую среду…
— Возможно, вы и правы… — задумчиво произнес Мак-Харрис. — А посему пора нам побольше разузнать об этом толтекском докторе наук… — И со смешком добавил: — Прежде, чем мои акции окончательно рухнут, не так ли?
Санто, проверь, как там Зингер.
6. Доктор Бруно Зингер
Зингер очнулся. Его ввезли на больничной койке, к которой была подсоединена сложная система переливания крови. Забинтованные голова и лицо открывали лишь щелочки глаз, шея и грудь тоже были перевязаны. Но Зингер был в сознании, и расширенные зрачки смотрели на окружающих с примиренностью смертника.
Врач, уходя, тихо сказал: — Не переусердствуйте, он очень плох.
— Не волнуйтесь, доктор, — ответил Мак-Харрис и, наклонившись к больному, долго вглядывался в него. — Бруно, дружище, — миролюбиво начал он, — мне бесконечно жаль, что так случилось, но ты сам, вероятно, даже лучше меня понимаешь — на то ты и химик, — какое значение для нас имеет энерган. Если в ближайшие дни мы не доберемся до источника этих треклятых зерен, всем нам — тебе, лабораториям, заводам, танкерам, заправочным станциям — крышка. Во всем этом просто-напросто отпадет нужда… Миллионы людей будут выброшены на улицу, останутся без средств к существованию. Это означает гибель для страны, а возможно, и для всей нашей цивилизации. Поверь, я не преувеличиваю. Если энерган распространится по Земле, современное общество рухнет.
Он умолк, ожидая, чтобы его слова проникли в сознание истерзанного человека. Наконец, доктор Зингер заговорил, с трудом выдавливая из себя слова, в которых слышалась грустная ирония: — А может, то общество, что придет нам на смену, будет лучше?
— Уж не стал ли ты “красным”? — шутливо произнес Мак-Харрис, но в этой комнате его тон прозвучал неуместно. — Лично меня заботит современная цивилизация. Да и тебя, насколько я знаю, тоже.
— Чем же, по-твоему, я могу помочь спасению нашей цивилизации? — с усилием спросил доктор Зингер.
— Будь искренним. Постарайся правдиво ответить на мои вопросы. Согласен?
Доктор Зингер попытался кивнуть, но при этом движении острая боль пронзила его, и он застонал. Мак-Харрис переждал, пока он успокоится, после чего взял в руки досье Маяпана и показал ему фотографию.
— Знаком тебе этот человек?
Доктор Зингер с трудом приподнял голову, бросил взгляд на фотографию, нахмурился, покосился на меня — а может, это мне только померещилось? — и, улыбнувшись уголками губ, ответил: — Конечно. Это Доминго Маяпан, бывший руководитель экспериментального сектора нашей лаборатории. По национальности индеец. Мы звали его просто Доминго. Погиб лет двенадцать назад при загадочных обстоятельствах. Подозреваю, что его убили… Это была большая потеря для нашей компании.
Почти бездыханный, до полусмерти избитый по приказу своего шефа, Бруно все еще продолжал говорить “наша лаборатория”, “наша компания…”
Удивительное все-таки существо — человек.
— Меня в ту пору не было в Америго-сити, — обронил Мак-Харрис.
— Верно, — еле слышно прошептал доктор Зингер и закрыл глаза.
— Ты уехал в свадебное путешествие… Помнится, я позвонил тебе в Гонолулу, но ты не пожелал об этом разговаривать. Так был увлечен Полиной…
Мак-Харрис вздохнул: — Увы, Полины больше нет… Они замолчали. В наступившей тишине слышалось лишь тяжелое прерывистое дыхание доктора Зингера.
— Ты помнишь, как он оказался у нас в лаборатории? — прервал молчание Мак-Харрис. — Я имею в виду Доминго Маяпана.
В груди доктора Зингера захрипело, он попытался откашляться, но тщетно.
— Ты сам его взял, Эдуардо, — наконец произнес он. — Маяпан пришел к нам, имея на руках диплом лучшего выпускника Эдисоновского института.
В те времена ты… ты зазывал к себе молодых ученых со всех университетов Америки…
Хрипы становились громче. Казалось, в груди у него клокочет.
Прошли томительные секунды, прежде чем Зингер снова заговорил: — И правильно сделал, хотя Доминго был не так уж молод. Он тебе понравился, ты сказал, что питаешь к нему особые симпатии, как к земляку.
— Земляку?! — Багровая щека Мак-Харриса задрожала. — Я родился в Техасе, ребенком переселился сюда…
— Нет, нет… — Доктору Зингеру явно все труднее становилось говорить. — Речь шла о Кампо Верде… Помнишь, Эдуардо, котловину, где мы пробурили первую скважину? Сколько зелени, господи, сколько там было зелени! И как давно это было! В какой-то другой жизни…
Он замолчал, в комнате слышались только мучительные хрипы, болью отдававшиеся в душе.
Мак-Харрис медленно поднялся со стула, молча зашагал по часовне. Здоровый его глаз был закрыт, стеклянный неподвижно смотрел перед собой. Президент “Альбатроса”, очевидно, пытался восстановить в памяти давно стершиеся образы. Зелень Кампо Верде, быть может… Или ту давнюю, другую жизнь…
Но вот он снова приблизился к кровати, где лежал Зингер.
— Почему ты считаешь, что его убили? Возможно, он покончил с собой?
— Вряд ли… — чуть слышно ответил Бруно Зингер. — Он никогда бы на это не пошел. В нем было столько стойкости, оптимизма… И он очень дорожил жизнью. У него были большие цели. Быть может, другие фирмы пытались купить его… он стоил больших денег… А он отказался…
Несчастный, задохнувшись, не смог далее продолжать. Хрипы становились все громче. И вдруг мне показалось, что он смотрит на меня.
Впрочем, я мог и ошибиться…
— Он поддерживал связь со Штатами? — спросил Мак-Харрис.
Бруно Зингер с шумом вдохнул в себя воздух. Свежий, пахнущий хвоей воздух. Но его легкие по-прежнему разрывались.
— У него там были друзья… Среди них Эллиот Джонс, тот, кто придумал синтетическое мясо.
— А с немцами из “Рур Атома”?
— Он вел переписку со всеми институтами, которые занимались проблемами энергетики.
— Даже с Островом?
Этот хрип, этот ужасный хрип!
— Едва ли. С Островом трудно поддерживать контакты. Тебе это известно, Эдуардо… — Доктор Зингер скосил измученные глаза в сторону Командора. — Полковник давно сделал их практически невозможными.
— А с индейцами?
— Какими индейцами?
— Из Кампо Верде.
В глазах Зингера блеснуло недоумение.
— В Кампо Верде давно нет индейцев. Вот уже двадцать два года. Там сейчас пустыня.
— А каких политических взглядов придерживался этот Маяпан? — неумолимо продолжал Мак-Харрис допрос, хотя силы доктора Зингера заметно иссякали.
— Он… любил свободу, Эдуардо.
— Какую свободу?
Зингер ответил не сразу: все его тело сотрясалось от резкого, разрывающего грудь кашля, из уголка рта потянулась струйка крови.
— Какую свободу? — Мак-Харрис уже кричал.
— Свободу для всех людей, Эдуардо… И свою… своего народа… В первую очередь своего народа. Он любил свой народ…
— Он имел доступ к моему сейфу? По лицу несчастного разлилась землистая бледность, он задышал еще тяжелее.
— Возможно… ведь ты приказал ничего от него не скрывать…
Он… он достиг исключительных успехов в синтезировании…
Зингер задохнулся. Мак-Харрис тряс его за плечи: — Чего? Синтезирование чего?
Умирающий еле слышно произнес: — Концентрата… И умолк.
— Врача! — крикнул Мак-Харрис. Вошедший врач, бросив взгляд на доктора Зингера, с оттенком упрека негромко произнес: — Я предупреждал вас, сеньоры. Вы переусердствовали.
— Что вы хотите этим сказать? — спросил Мак-Харрис. Врач равнодушно пожал плечами: — Скончался…
— Убрать! — распорядился Командор, а Мак-Харрис кинулся к интерфону: — Лидия! Открой мой сейф в лаборатории! Не знаешь? 77 77 22.
Найди записи опытов, проводившихся на экспериментальной базе лет двенадцать-четырнадцать назад Доминго Маяпаном. Немедленно доставь их сюда.
Лично! Под охраной!
Я был настолько обессилен бессонной ночью, что мозг отказывался воспринимать происходящее в его истинных масштабах. Не удивительно, что сейчас мне трудно восстановить в памяти последовательность, в какой разворачивались дальнейшие события. Но главное я помню хорошо.
Вошел дежурный офицер и доложил, что, несмотря на принятые меры, координаты радиофонного поста 77 77 22 установить не удалось. Пост либо
