деревьев — оголенные, без листьев и плодов. Создавалось впечатление, что здесь прошел огненный смерч.
Первый признак населенного пункта появился лишь через сто с лишним километров: на маленькой, прогнившей деревянной табличке дорожного указателя значилось ПУЭБЛО ЭЛЬ СОЛ — деревня Солнце, Я забрался уже на высоту 1800 метров. Воздух был сравнительно чист, светило неяркое солнышко, но пейзаж оставался прежним — камни, серые, тусклые рощицы, ржавая земля. И никаких следов цивилизации — ни линий электропередачи, ни телеграфных или телефонных столбов.
Но вот впереди показалась сама деревушка: десятка два глинобитных хижин по берегам реки. В мутных лужах барахтались голые ребятишки и два костлявых пса. У порогов старики в лохмотьях курили крошево из листьев и стеблей кукурузы. Из немытых окон выглядывали женщины.
Лавка находилась в самом центре деревни. Перед входом стоял огромный манекен в парадном облачении вождя древних индейцев — плащ из шкуры ягуара, расшитая набедренная повязка, на голове перья, длинное копье в руке.
Я притормозил. К машине тут же бросилась детвора с криками: — Доллар, сеньор, один доллар! Есть красивые глиняные таблички!
Хозяин лавки отогнал их и любезнейшим тоном пригласил меня внутрь: — Прошу вас, сеньор! Что прикажете, сеньор?
Я попросил бензина. Он тут же наполнил мне бак, причем самым естественным образом, без тени какой-либо таинственности. А у меня в кармане лежали зерна энергана!
Кроме бензина в лавке можно было купить соль, керосиновые лампы, мыло и сувениры. В глубине виднелась дверь. Разглядывая таблички, я все ждал, что она откроется и оттуда выйдет мой знакомый старый индеец. Или Белый Орел — такой, каким я его себе представлял: смуглый, черноволосый, с красивым, гордым лицом. Но дверь была закрыта, а таблички оказались фабричного производства.
И все же я, как мог, тянул время, чтобы люди Маяпана — если они здесь были — узнали о моем приезде. Обратившись к хозяину, я спросил, нельзя ли перекусить. Мне подали кукурузную кашу. Когда попросил попить — принесли разведенную в воде, неприятно пахнувшую кукурузную муку. Потом я прошелся по деревне. Мальчишки бежали следом, все еще рассчитывая выклянчить у меня хоть несколько центов. По пути я то и дело заглядывал в хижины и всюду видел беспросветную нищету, голых ребятишек с вздутыми животами и огромными, голодными глазами. При виде их я вспомнил собственных сыновей, которых Командор держал заложниками, и сердце у меня сжалось.
Убедившись, что ждать бессмысленно, я сел в машину и покатил дальше. Перед тем как рвануть с места, не забыл, по примеру туристов, бросить горсть мелочи ребятне, вприпрыжку бежавшей за джипом.
Чем выше взбирался я по разбитой дороге, тем суровей и пустынней становились горы. Встречных машин больше не было, однообразие пути прерывалось только небольшими селениями — средоточиями нищеты и горя. За годы работы в газете мне довелось немало поколесить по свету, но я даже отдаленно не мог представить себе, что нищета способна достичь таких унизительных для человеческого достоинства форм. Здесь, на этой высоте, и кукуруза не росла, люди питались зернами и корнями дикорастущих растений, молотыми желудями, травой. Молодых мужчин не было вовсе — они спускались в равнину, надеясь найти работу на предприятиях “Альбатроса”.
Почти в каждой деревушке имелась лавка, но, кроме манекена у входа, некоторого количества соли да подделок под предметы старины, а кое-где бензина, там ничего нельзя было найти. Я усердно заправлялся бензином, покупал вещи, не имевшие никакой ценности, набивал багажник ненужными табличками и все время ждал — не покажется ли откуда-нибудь из-за угла мой знакомец, а потом катил дальше, вперед и вверх, обескураженный, теряя надежду на встречу, Меня не оставляло чувство, что я нахожусь в каком-то нереальном мире, в окружении декораций, созданных больным воображением художника-параноика.
За неделю с небольшим я объехал весь южный склон Скалистого массива. Ночевал в машине, побывал почти в четырех десятках селений, по крайней мере раз семнадцать заливал в бак бензин, истратил сотни долларов на ненужные подделки под старину. Подолгу прохаживался перед индейскими хижинами.
Бесцеремонно заглядывал в них, впитывая в себя картины человеческого горя…
Все напрасно. Никаких намеков на встречу с Маяпаном. Одно утешение — слежки тоже не было. Иногда я часами ехал в полном одиночестве по проселочным дорогам, не встречая по пути ни единой живой души. За все время мне не встретился ни один полицейский — впрочем, что делать полиции в этом забытом богом краю?
Сидя за рулем и исправно слушая известия по радио, я ломал себе голову — верно ли я понял указание, полученное от М.? А может, Командор, подслушав мой разговор с Белым Орлом, сумел затянуть в свои сети нужных мне людей с Двадцать второй улицы и тем самым лишил всякого смысла мою миссию?…
Меня неотступно мучила мысль о Кларе, не знавшей, что со мной. Думал я и о мальчиках, о Панчо, о Лино Баталли, который рискнул напечатать мою повесть, о Джонни Салуде, который собрался сделать из нее сенсационный сериал на телевидении, о профессоре Моралесе, который возложил на меня свои надежды по спасению человечества…
Единственно, о ком я не думал, был Мак-Харрис. Он остался где-то далеко-далеко, в мглистых глубинах прошлого, и только когда джип врезался в слои стайфли, передо мной вновь возник отвратительный облик этого человека с его стеклянным глазом и зловещей усмешкой…
Перед тем, как попасть в пуэбло Тьерра Калиенте, я провел ночь у подножия склона, обращенного в сторону Эль Волкана. Жуя кукурузную лепешку, я не сводил зачарованного взора с величественной пирамиды вулкана — огнедышащая вершина упиралась в звездное небо, а могучее дыхание исходило из самых недр земли. И мне чудилось, будто я растворяюсь в воздухе, сливаюсь с мерцающими на земле огоньками и уношусь в бесконечность Вселенной, где нет ни житейских страстей, ни “Альбатроса”, ни энергана…
Неожиданно машина вздрогнула, толчок был едва ощутим, но джип тронулся с места, и я поспешил подложить под колеса камни. С ужасом вспомнилась ночь в отеле, зловещий гул, бегущие в панике люди… Мысль беспорядочно перескочила дальше, и в памяти возник Дуг Кассиди, который обнимал меня и бормотал сквозь пьяные всхлипывания: “Теодоро, дружище, какое счастье, что ты жив-здоров!” Я оцепенел: он назвал меня Теодоро! А ведь я представился ему как Мартино Дикинсен, это я помнил отчетливо. И в разговоре с ним старался контролировать каждое свое слово, хотя он был мертвецки пьян. И все-таки он назвал меня моим настоящим именем.
К тому же — раскрытый чемодан… Брошенный на кровать бумажник…
Но ведь нигде — ни в моих личных вещах, ни в бумагах — ничто не выдавало меня. Значит, кто-то обо мне знал. Плохим же я оказался Джеймсом Бондом, никудышным.
И еще долгие часы, пока сон не сморил меня, мозг раскаленным угольком жгла загадка, и я не находил ей объяснения…
Проснулся я на заре и без промедлений отправился в одно из самых отдаленных селений Теоктана — Тьерра Калиенте. Именно туда приглашал меня Боско Эль Камино, индеец в красивом пончо, который был моим соседом в самолете и угостил минеральной водой.
Селение, расположенное почти на западном склоне Скалистого массива, примыкает к району Эль Волкана. Бросалось в глаза, что пейзаж здесь имеет иные контуры и краски — нет зазубренных утесов и ржавой земли, исчезли сухие, безлистые рощицы. Передо мной простиралось узкое, холмистое плато, некогда залитое лавой, а ныне одно из немногих плодородных мест в этих краях.
С обеих сторон его словно поддерживают стремительно сбегающие вниз, почти отвесные стены, у подножия которых проглядывают зеленые островки — все, что осталось от буйных джунглей. Становилось жарче, в воздухе отчетливо улавливался запах сероводорода. А вот и первые гейзеры — веселые фонтаны с шипеньем выбрасывали высоко вверх горячую воду и тут же опадали, чтобы вновь взметнуться и повторить все снова и снова в энергичном ритме, отмеряющем безграничность времени. Горячая вода разбегалась по маленьким водоемам:местные жители использовали их для купания и стирки белья.
Тьерра Калиенте выгодно отличалось от селений, какие я успел повидать в Теоктане. Начать с того, что оно превосходило их по размерам, а крепкие, беленные известью домики радовали глаз. Стены их увешаны гирляндами кукурузы и табака, на окнах цветные занавески, дети бегают в рубашонках, и в довершение всего на площади возвышается церковь с высоким крестом. Неподалеку от селения велись раскопки, о которых с такой гордостью упоминал в самолете мой попутчик.
Я затормозил возле лавки и только вышел из машины, чтобы разузнать, где мне найти Боско, как увидел его прямо перед собой. Он улыбнулся мне без тени удивления, словно именно меня и поджидал.
— А-а! Знакомый сеньор! — воскликнул он. — Добрый день, сеньор, как поживаете?
Я очень ему обрадовался. За последние девять дней то было первое знакомое лицо, и я с удовольствием принял приглашение отведать коктейль, который Боско тут же приготовил из минеральной воды и кукурузной водки.
На его вопрос, как идут мои закупки, я показал ему кое-что из своих приобретений. Он засмеялся и сказал, что это подделки, все здешние торговцы мошенники, так и норовят вытянуть из тебя последний цент, но ничего не поделаешь, им тоже надо как-то сводить концы с концами, а вот если я хочу увидеть настоящие древние таблички, он рекомендует мне посетить развалины возле Эль Торренте.
— Эль Торренте? — переспросил я. — Поток? Впервые слышу это название.
— Да, сеньор, о нем мало кто знает, уж больно далеко, да и добираться туда трудно. Это внизу, на дне ущелья. Говорю об этом сеньору потому, что сеньор специалист и непременно должен там побывать. Боско сделал такой упор на слове “непременно”, что я решил последовать его совету. Никогда прежде не доводилось мне слышать про развалины возле Эль Торренте, но я отлично знал, что вся область Тупаку усеяна руинами древних поселений, многие из них так гибли в безвестности, разъедаемые временем и стайфли.
Боско принялся подробно объяснять мне, как туда добраться: до Ичена на джипе, потом пешком вниз по Белой Стене до котловины, где протекает Эль Торренте.
— Там трудновато, но вы пройдете, сеньор, я вику, вы крепкий… А внизу уже просто.
— Вы так полагаете?
— Да, не беспокойтесь, зато вы найдете там все, ищете… Не забудьте надеть подходящую обувь.
— Нет у меня такой обуви.
— Какой размер ноги у сеньора? Сорок второй? Пожалуйста, сеньор! С вас двенадцать долларов.
Я заплатил требуемую сумму, а взамен получил мягкие спортивные туфли — в самый раз бегать и лазать по скалам. Надев их и пройдясь немного, я попросил заправить джип бензином.
В ответ Боско Эль Камино запер дверь лавки, достал из-под прилавка пластмассовое ведро, налил туда воды, вынул из ящика коробку с белым орлом на этикетке и бросил в ведро десятка полтора знакомых мне зерен.
Повеяло холодом.
— Такой “бензин” у меня и самого есть, — я вынул коробку, которую оставил мне официант в гостинице. — Подарок Доминго Маяпана.
