– А разве ты не считаешь, что нам следует объясниться?
– Это уж точно.
– Тебя все-таки вышибли, не так ли?
– Да, но не за нарушение заповеди.
– Неужто надеть рубашку другого мужчины является в твоем понимании нарушением супружеской верности? – В ней под спокойной личиной чувствовалось явное смущение.
Пол был доволен. Теперь он был уверен, что, запугав Аниту, сможет забрать ее с собой. Несомненно, что она воспользовалась надоедливым, претенциозным и самодовольным Шефердом в качестве «подначки» для Пола, однако это да еще плюс ее сознание вины могут сыграть ему на руку.
– А ты не считаешь, что рубашка эта довольно симптоматична, если к ней добавить еще прелюбодеяние в зарослях? – спросил он.
– Если ты намекаешь на то, что я его люблю, то ты прав.
Пол спокойно рассмеялся.
– Я рада, что ты это так просто воспринимаешь, – сказала она чопорно. – Я считаю, что это только доказывает, что я всегда была права в своих догадках.
– И о чем же ты догадывалась?..
Неожиданно она разразилась слезами.
– Что я никогда не была нужна тебе. Финнерти был прав, – всхлипнула она. – Все, что тебе было нужно, это нечто из нержавеющей стали, чему придана форма женщины, покрытое губчатой резиной и нагретое до температуры тела.
Теперь наступила очередь Пола смутиться.
– Анита, дорогая, послушай…
– И если тебе она не нужна в данный момент, ты с удовольствием одолжишь ее, первому встречному.
– Черт побери, так ведь я…
– Меня уже тошнит от того, что со мной обращаются как с машиной! Ты вечно ходишь и болтаешь о том, что управляющие и инженеры сделали со всеми остальными бедненькими тупицами. Так вот, полюбуйся, что инженер и управляющий сделали со мной!
– Ради всего святого, любимая, я…
– Ты все толкуешь о том, как нехорошо, что пробивные люди подмяли под себя тех, кто не имеет таких пробивных способностей, а потом расхаживаешь по дому, выставляя напоказ свой высокий ПИ, точно это рисунок на рождественском пироге. Ну и ладно, пусть я буду глупой.
– Да никакая ты не глупая, ангел мой. Послушай, я…
– Саботажник!
Пол откинулся в кресле и вертел головой, как бы пытаясь уклониться от сыпавшихся на него ударов.
– Ради всего святого, выслушай меня, хорошо? – взмолился он.
– Ну? – Теперь, вне всяких сомнений, хозяйкой положения была она.
– Дорогая, возможно, что все сказанное тобой и справедливо. Не знаю. Но прошу тебя, жена моя, моя любимая, ты мне нужна сейчас так, как никто и никогда в моей жизни.
– На это хватит и десяти минут. Прямо здесь, на свежем воздухе? – добавила она насмешливо.
– «В богатстве и в бедности, во здравии и в недуге», – процитировал Пол. – Ты это помнишь, Анита? Ты помнишь?
– Ты все еще богат и ни капельки не болен. – Она посмотрела на него с интересом. – Ты не болен, а?
– Болезнь у меня в сердце.
– Привыкнешь. Я вот привыкла.
– Прости меня, Анита, я никогда не думал, что все это было настолько плохо. Теперь я понимаю, что, наверное, так оно и было.
– В следующий раз я выйду замуж по любви.
– За Шеферда?
– Он нуждается во мне, уважает меня, верит в то же, во что верю и я.
– Надеюсь, вы будете счастливы вдвоем, – сказал Пол, вставая.
Губы у нее задрожали, и она опять залилась слезами.
– Пол, Пол, Пол.
– Ммммм?..
– Ты мне нравишься. Никогда не забывай об этом.
– Ты мне тоже нравишься, Анита.
– Доктор Протеус! – окликнул клерк, высовываясь в окно.
– Да?
– Доктор Кронер позвонил и сказал, что вас следует доставить на железнодорожную станцию сегодня же ночью. «Джип» ждет вас по другую сторону здания. У вас остается в запасе полчаса, чтобы поспеть на 12.52.
– Иду.
– Поцелуй меня, – сказала Анита.
Это был ошеломляющий поцелуй, и, начиная приходить в себя после томительного полузабытья. Пол понял, что Анита не придает поцелую абсолютно никакого значения, что она поцеловала его, как это ни удивительно звучит, просто по доброте душевной.
– Едем со мной, Анита, – прошептал он.
– Я не так глупа, как ты думаешь. – Она решительно оттолкнула его от себя. – До свидания.
XXVI
Доктор Пол Протеус, человек неопределенных занятий, сел на поезд в 12.52. На его долю выпал допотопный вагон, похожий не то на плевательницу, не то на табакерку, набитый шестьюдесятью солдатами-отпускниками из Кэмп Драм.
«Грейт Бенд. Станция Грейт Бенд», – произнес записанный на пленку голос громкоговорителя, помещенного над самой головой Пола. Механик-проводник, сидящий в своей кабинке, на каждой из станций нажимал кнопку, и тогда опускались ступеньки и звучал голос: «Следующая станция Картедж. Следующая станция Картедж». Щелк!
«Посадка закончена!» – взвыл голос другого репродуктора, расположенного снаружи вагона.
Старик, который в это время целовал на прощание свою жену, стоя на прогнивших досках перрона в Грейт Бенде, умоляюще поглядел на этот торопивший его репродуктор, как бы упрашивая человека подождать хотя бы еще одну секундочку, чтобы он успел сказать последнее слово.
«…закончена!» – механизмы заскрипели, и складывающиеся гармошкой ступеньки, накладываясь одна на другую, начали подыматься и исчезли в своей нише.
– Иду! Иду! – закричал старик и огорченно затрусил к трогающемуся поезду со всей возможной скоростью, на которую были способны его плохо слушающиеся ноги. Он ухватился за поручни, вскарабкался на подножку и остановился, задыхаясь, в тамбуре. Он нащупал свой билет и сунул его в механизм на двери. Механизм проверил билет, установил, что все в порядке, отодвинул задвижку на двери и впустил старика в полный табачного дыма вагон-табакерку, сделанную из штампованного железа и обивочных тканей.
Совершенно обессиленный, он опустился на сиденье рядом с Полом.
– Этот подонок и секундочки не станет дожидаться старого человека, – обиженно сказал он.
– Так ведь это же машина, – сказал Пол. – Полная автоматизация.
– Все равно подонок.
Не желая спорить. Пол кивнул.
– Я был кондуктором на этой линии.
