Кэт с сомнении покачал головой.
— Ну, допустим. Тогда скажи мне другое: что сталось с тем ангелом-хранителем, от которого Делано сбежал?
Джон уселся в кресло напротив и сосредоточенно разлил кофе по двум золоченным изнутри чашечкам.
— Не знаю. — Он отставил кофейник. — Есть вещи, о которых мне почему-то не докладывают. Но судя по тому, какие деньги платят, неприятно было бы изведать на собственной шкуре, что значит провалить задание. Приобщайся. — Он подвинул чашечку брату. И расслабился. — По-моему, я тебе все сказал.
— Кое-что ты сказал, конечно. — Кэт положил себе сахару и принялся задумчиво размешивать. — Ох, как мне это не нравится…
— Мне тоже, — признался Джон. — Я тебя знаю все двадцать шесть лет, что ты живешь на свете, и видит Бог, желаю только добра. Единственное, что мы можем попытаться сделать — это заключить срочный контракт, допустим, на два-три года. Отслужил — и, если хочешь, привет. И потом… — Он смолк, потому что зазвонил телефон — городской, прямой связи, минуя секретаршу. — Алло. Да. — Он посмотрел на брата. — Да, конечно. Совершенно. Я уже говорил и могу повторить: абсолютно надежен. — Телефон был хороший: до Кэта из трубки не доносилось ни звука, хотя речь явно шла о нем. — Вот как. Ну, с какой-то стороны… это, может быть, проще… Хорошо. Хорошо, он приедет. Всего наилучшего. — Джон положил трубку и приглушенно, сквозь зубы, выругался. — Тебе надо подъехать в клинику Вышетравского — Лунная улица, двадцать четыре. Испугались, черти полосатые, хотят обезопасить себя от новых выходок Делано.
— Это хорошо или плохо?
Джон поморщился, словно съел какую-то гадость.
— Лично тебе это ничем особым не грозит — неприятно, только и всего. А Делано… Короче, поезжай к Вышетравскому, там тебе все объяснят.
Кэт доехал на такси. Дом 24 по Лунной улице оказался особняком с большим садом и высокой оградой, сплошь оплетенной вьющимися растениями, так что с улицы ничего не было видно. Кэт поглядел на скромное название «Частная клиника», и на душе у него стало совсем неуютно. Пожалуй, отсюда можно и не выйти. Он вздохнул и позвонил.
Крепкий охранник попросил предъявить удостоверение личности, мельком глянул и без лишних слов пропустил внутрь.
— По центральной аллее, дверь номер три.
Сад был светлый, ухоженный, полный бодрящего аромата плакучей гуамы — цветущего круглый год кустарника, специально завезенного на Франческу несколько лет назад. Особняк, блиставший чисто промытыми стеклами, вблизи показался не столь зловещим. Кэт отыскал дверь под номером 3, застекленную, с очень мелким переплетом, взялся за ручку с чеканной эмблемой Серебряного Лайза — обнаженная девушка на спине у дельфина — и толкнул.
Над головой тренькнул колокольчик. Сидевшая в маленьком холле молодая женщина-регистратор повернула голову и вышколенно улыбнулась Кэту.
— Добрый день. Вы на прием?
— Меня зовут Кэттан Морейра, — ответил он, надеясь, что это все объяснит.
— По-моему, вы не записаны. — Регистратор снова улыбнулась и проконсультировалась с монитором на столе. — Так и есть. Повторите, пожалуйста, ваше имя.
Кэт повторил.
— Но меня все равно ждут.
Ловкими пальчиками регистраторша отстучала имя на клавиатуре.
— Пожалуйте вот сюда, — она указала прямо себе за спину, — а потом пройдете налево, комната 114.
Кэт миновал довольно длинный коридор, где на стенах были развешаны зеркала и небольшие матовые светильники, и наконец оказался в широкой галерее, опоясывавшей внутренний сад с фонтаном. Залитый жарким послеполуденным солнцем, сад застыл в дремотной неподвижности, лишь серебрились, играли тонкие струи над тремя белыми чашами. А на дорожке, в низком плетеном кресле, откинув голову, сидел тот самый человек, чей снимок Кэт видел в кабинете Джона Дэнвера. Ленивая расслабленная поза, легкая улыбка, отсутствующий взгляд ярко-синих… нет, оказывается, теперь черных глаз. Это был искомый Виктор Делано, Кэт его несомненно узнал. Но почему же глаза — черные? Приблизившись, он негромко позвал:
— Делано. Виктор.
В запрокинутом, рябом от тени лице ничего не изменилось. Кэт озабоченно нахмурился. Чем его накачали? Зрачок во всю радужку не для такого солнца; чего доброго парень ослепнет. Кретинизм: оставлять вот так человека, который стоит то ли двести, то ли триста тысяч. Одной рукой он поднял Делано, другой прихватил кресло и оттащил на погруженную в прохладную тень галерею.
— Так-то лучше. — Кэт выпрямился и перевел дух: Делано оказался неожиданно тяжел.
Комната 114 была совсем рядом, с дверью из темного стекла. Уверенный, что стекло это изнутри прозрачно, Кэт постучал и, мгновение выждав, вошел.
— Вы и есть протеже Джонни Дэнвера? — не поприветствовал его вольготно развалившийся в черном бархатном кресле незнакомец. Он был в больших очках, таких же темных, как дверь его комнаты снаружи. Не удержавшись, Кэт оглянулся на дверь: действительно, сквозь нее отлично был виден сад. — Садитесь. — Хозяин показал на кресло напротив. — Что-нибудь выпьете? — предложил он без малейшего радушия.
— Благодарю вас, нет.
— Тогда сразу к делу. — Вопреки собственным словам, он надолго замолчал, разглядывая Кэта из-за очков, каждое стекло которых было величиной чуть ли не с блюдце. Кэт ответил ему таким же откровенным взглядом. Очевидно, незнакомец богат, и на вид ему лет шестьдесят пять — семьдесят. Блеклая, какая-то неблагородная седина, глубокие складки на лице, но волосы еще густые и модно подстрижены. — Так вот, к делу, — повторил он. — На вас-де можно положиться, уверяет Джонни. — Имя «Джонни» он произнес с явным пренебрежением. — Однако мое впечатление иное. Едва ступив на порог, вы разводите самодеятельность. — Фразы его были короткие, словно говорить длинными хозяину было лень. — Зачем вытаскивать Делано из сада? Кто вас просил? Нам что — вешать таблички «Руками не трогать»? Не позволяйте себе лишнего, Морейра.
— Здесь есть окулист?
Неожиданный вопрос поставил незнакомца в тупик.
— Окулист? — переспросил он, соображая.
— Наверное, найдется. Так пригласите его, — Кэт повысил голос, — посмотреть, сожжено у парня глазное дно или еще нет. Пока он сидел в саду на вашем солнышке…
— Ну, он пробыл там совсем недолго, — раздался голос у него из спиной. — Я сделаю замечание сестре, это ее недосмотр.
Кэт обернулся. Скрытая деревянной панелью вторая дверь была отворена, а на пороге стоял врач — маленький, ладный, в светло-зеленом халате и шапочке.
— Генрих, я не желаю иметь дело с этим типом, — объявил человек в очках. — Он не лоялен.
— Он и не обязан быть лояльным вам, генерал, — спокойно возразил врач, ступив в комнату и прикрывая дверь. — Если он будет лоялен Делано, этого достаточно.
Генерал? Кличка, что ли? Во всяком случае это мой работодатель собственной персоной.
— Не хочу, — повторил тот. — Дэнвер пусть катится ко всем чертям, а я не хочу!
— Бросьте, генерал, не стоит горячиться, — умиротворяюще проворковал доктор Генрих. — Посмотрите: он совершенно безвреден, а если рассердился из-за своего подопечного — так он абсолютно прав.
Генерал помолчал, обдумал эти слова и вдруг привычным, машинальным жестом снял очки, сложил и сунул в нагрудный карман. Кэт впился взглядом в его лицо, стремясь получше запомнить. И был изумлен неожиданно сделанным открытием. Те же синие глаза, хотя и выцветшие с возрастом, те же, пусть поседевшие, брови вразлет, те же линии скул и носа: генерал мог быть отцом или, на худой конец, дедом
