дождик, асфальт во дворе почернел, и лобовое стекло скучавших во дворе “жигулей”, принадлежавших Якову Семеновичу, сплошь покрылось маленькими круглыми пупырышками капель. Нащупывая в кармане ключи, Кацнельсон торопливо пошел к машине, привычно не замечая ржавых пятен на крыльях и радиаторе.

Сейчас ему было не до ремонта медленно, но верно разваливавшегося автомобиля. Бюро уже полгода дышало на ладан, каждый день грозя отдать богу душу, и улучшения не предвиделось.

Проектное бюро Якова Семеновича Кацнельсона сидело без заказов.

Искать виноватых было бесполезно, поскольку на самом деле в бедственном положении Якова Семеновича и его бизнеса был повинен слепой случай. Ссылаться на случай, конечно же, проще всего, но не мог же такой разумный человек, как Яков Семенович, винить в свалившихся на его голову бедах Федеральную службу безопасности?

Так уж сложилось, что, будучи не в состоянии конкурировать с крупными проектными институтами и частными фирмами, Яков Семенович со свойственным ему изворотливым оптимизмом стал подхватывать те крохи, которые выпадали из зубастых пастей этих монстров. Он был талантливым проектировщиком и на лету хватал идею клиента, без особых усилий переводя нечленораздельное мычание и бурную жестикуляцию на сухой и точный язык цифр и чертежей. Очень скоро у него сложилась собственная клиентура, которой были не по карману услуги крупных фирм, а некоторое время спустя Яков Семенович, который был умен и наблюдателен, окончательно уверился в том, что профессиональная принадлежность всех без исключения его клиентов наиболее полно определяется словечком “братва”.

Впрочем, платили они аккуратно и почти не допускали обычных для малообразованных людей шуточек по поводу внешности, фамилии и национальной принадлежности Якова Семеновича. Бизнес Кацнельсона был вполне легальным, и он считал, что ему не о чем волноваться.

Как выяснилось, он глубоко заблуждался.

Во время сдачи очередного построенного под наблюдением Якова Семеновича особняка в Подмосковье вышла крупная неприятность. В тот самый момент, когда довольный хозяин, сверкая золотой цепью и фарфоровой улыбкой, вынул из кармана дорогой кожаный бумажник, чтобы произвести окончательный расчет, дом неожиданно наполнился треском высаживаемых дверей, звоном разбитого стекла, тяжелым топотом кованых сапог и, наконец, вооруженными людьми в камуфляже и бронежилетах. – У кого-то из бритоголовых коллег хозяина хватило ума выстрелить из большого черного пистолета, и в результате Яков Семенович пережил несколько минут, которые в тот момент показались ему самыми неприятными в жизни – надо полагать, по неведению. Архитектора Кацнельсона больно ударили сначала по лицу, потом по шее, после чего грубо бросили лицом вниз на пол, несколько паз пнули сапогом в ребра и, приведя его таким образом в подобающее случаю состояние молчаливой покорности судьбе, доставили в Бутырский следственный изолятор. Там он провел почти неделю, сильно исхудал и узнал много новых слов и выражений, прежде ему неизвестных. В конце концов люди, которые вели дело его заказчика, каким-то чудом убедились в том, что архитектор Кацнельсон никого не грабил и, тем более, не убивал, и его выпустили на свободу.

Денежки, естественно, плакали.

Яков Семенович немного повздыхал наедине с собой, произнес коротенькую бодрую речь перед своими подчиненными и с головой ушел в работу. Ему казалось, что все неприятности позади, ибо, как известно, снаряд никогда не попадает дважды в одну воронку.

Он опять ошибся – и насчет неприятностей, и насчет снаряда. Видимо, лучшие умы человечества потратили немало человеко-часов, чтобы изобрести артиллерийское орудие повышенной точности, и Яков Семенович был избран на почетную роль мишени.

Налеты людей в бронежилетах в момент окончательного расчета с заказчиками повторялись еще дважды. Они стоили Кацнельсону двух коренных зубов и ребра, не говоря уже о такой мелочи, как деньги. Еще одно ребро ему сломали блатные, которые решили, что Яков Семенович по совместительству работает стукачом. Лежа в больнице, Кацнельсон много размышлял о причинах постигших его неудач и в конце концов пришел к выводу, что, вполне возможно, его клиенты три раза подряд, что называется, “развели” его, инсценировав налет ОМОНа и прикарманив его кровные денежки.

Выйдя из больницы, Яков Семенович снова произнес перед своими сотрудниками, которых к тому времени стало уже вдвое меньше, еще одну пламенную речь и отправился искать правду. Ему без особенных усилий удалось связаться с человеком по имени Костлявый, который, как понял Яков Семенович, был довольно крупным авторитетом среди местной “братвы”. Костлявый внимательно выслушал Кацнельсона, на какое-то время задумался, медленно вертя перед глазами виноградную гроздь – дело происходило за столом, к которому Якова Семеновича, естественно, не пригласили, – и, наконец, сказал:

– Нет, братан, ты не прав. Те пацаны, за которых базар, сейчас все до одного на нарах, баланду хавают и в очко играют. Ну, скажи: стал бы ты сам из-за пары вонючих косарей сам на себя мусоров наводить? Это у тебя просто масть такая покатила. Лучше меняй работу.

– Как это – меняй работу? – опешил Яков Семенович. – Почему?

– Меченый ты теперь, – пояснил Костлявый. Он оказался прав. Клиентура покинула Якова Семеновича. При том, что больше никто не подозревал его в связях с милицией, рисковать и связываться с “меченым'

Кацнельсоном не хотелось никому. Несколько месяцев подряд он бился, как рыба об лед, перехватывая случайные заказы и пытаясь удержать расползающихся сотрудников, но это были тщетные потуги, и Яков Семенович прекрасно это понимал. В конце концов настал сегодняшний день, и архитектор Кацнельсон остался один – его команда покинула тонущий корабль, а вскоре и сам корабль должен был пойти на дно, поскольку за аренду помещения было не плачено уже очень давно.

Яков Семенович отпер дверцу и торопливо нырнул в тесный салон “жигулей”. Он немного повозился, устраиваясь на скрипучем сиденье, зачем-то поправил зеркало заднего вида, снял слегка намокшую под дождем кепку, снова надел ее и наконец затих, бессильно уронив руки на колени.

Честно говоря, он очень сомневался, что сможет в таком состоянии вести машину. Кроме того, было совершенно непонятно, куда ему теперь ехать: Яков Семенович очень бережно относился к нервной системе своей супруги и просто не мог предстать перед ней в таком растерзанном виде. Ему нужно было время, чтобы немного успокоиться и привести в порядок свои чувства.

Он снова протянул руку и повернул зеркало так, чтобы видеть свое лицо. Лицо было бледным и растерянным – самое обыкновенное лицо насмерть перепуганного еврея.

Ублюдки из “Памяти”, например, считают, что еврейское лицо постоянно должно выглядеть именно так, и никак иначе. Непонятно, зачем им это нужно, но, возможно, они видят в этом какой-то резон. Надо бы сфотографироваться в таком виде и послать им карточку, пусть хоть они порадуются…

Яков Семенович откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Теперь, когда его никто не видел и не нужно было строить из себя бодрячка, он позволил себе на некоторое время с головой погрузиться в пучину отчаяния. Он знал, что это самый верный способ снова всплыть на поверхность – ненадолго дать себе волю, чуть-чуть пожалеть себя, разрядиться.., потому что, когда он вернется домой, жалеть себя будет уже некогда. Надо будет улыбаться, шутить и рассказывать жене, как чудесно идут дела, в то же время лихорадочно пытаясь придумать, где бы заработать денег.

Сидя с закрытыми глазами, он услышал, как мимо проехала машина. Судя по звуку, это была иномарка – двигатель работал почти неслышно, только шуршали по мокрому асфальту шины. Автомобиль остановился где-то неподалеку, стукнула, закрывшись, дверца, коротко пиликнула включенная сигнализация, и секунду спустя ржаво заскрипела дверь подъезда. Кацнельсону не нужно было открывать глаза, чтобы понять, в какой подъезд вошел вновь прибывший. Этот скрип он выучил наизусть, потому что слышал его по несколько раз в день на протяжении нескольких лет. Там, за этой дверью, на втором этаже располагалась трехкомнатная квартира, которую Яков Семенович на свои личные сбережения превратил в проектное бюро и из которой его вскорости наверняка попросят убраться.

Не удержавшись, он все-таки открыл глаза и посмотрел в сторону подъезда. В двух шагах от обшарпанной двери стояла белая “ауди”. Яков Семенович окинул незнакомый автомобиль равнодушным взглядом и полез в карман за сигаретами. Приступ вселенской скорби уже шел на убыль, а если еще и покурить, то все окончательно станет на свои места. Что, собственно, произошло? У этого еврея

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×