– Опасна… – эхом повторил губернатор. Голос у него был совершенно убитый – такого оборота он явно не ожидал. – Но как же быть, Алексей?
– Вот об этом-то я и хотел с вами поговорить, – сказал Губанов, снова беря в руку бутылку.
В семь тридцать утра в палату, как обычно, принесли завтрак. Принес его вовсе не плечистый Колян, который вчера утверждал, что его назначили постоянным помощником доктора, а какая-то унылая личность с вислым лиловым носом и впалыми, синеватыми от щетины щеками. На личности была знакомая красно-синяя роба, на жестких смоляных волосах криво сидел строительный подшлемник, из-под которого высовывалась заткнутая за ухо сигарета. “Турок” все время шмыгал своим чудовищным носом, из которого текло, как из неисправного крана, и Глеб с сомнением посмотрел на принесенную им пищу: стоит ли ее есть, или лучше сразу выбросить в унитаз? Впрочем, еда была закрыта крышкой, и Глеб решил, что стоит все-таки рискнуть и попробовать.
Тут он заметил в руках у “турка” второй судок с завтраком и чуть было не проговорился: ему захотелось сказать, что вторую порцию можно оставить здесь, поскольку в соседней палате есть ее некому. Он сдержался и промолчал, ограничившись разглядыванием “турка”. На вид этот тип не казался таким уж сильным. Если он принес завтрак, то принесет и обед, а после обеда – ужин. Глеб чувствовал, что слишком задержался здесь. Болезнь, от которой скоропостижно скончался его сосед, наверняка была очень заразна, и существовал только один путь к спасению: побег, “Вечером, – решил Глеб. – Вечером, когда стемнеет и уляжется суета. Скрутить этого мозгляка, раздеть его, сунуть в пасть простыню и – ходу… Его тряпки мне маловаты, но как-нибудь влезу. Главное, что обувь у него явно ничуть не меньше моей. Наверное, даже больше”.
– Ну, чего вылупился, полудурок? – неласково спросил носатый “турок” с сильным белорусским акцентом. – Чего уставился, спрашиваю?
Глеб не ответил, ограничившись широкой дружелюбной улыбкой.
– Дюбила, – сказал на прощанье “турок” и вышел, оставив недоумевающего Глеба теряться в догадках по поводу значения последнего слова.
Когда за ним закрылась дверь. Слепой соскочил с постели и направился в ванную. Судя по тому, что соседу принесли завтрак, широкие круги общественности до сих пор были не в курсе последних драматических событий.
Его догадка оказалась верна. Приникнув ухом к вентиляционной отдушине, он услышал, как в соседней палате открылась дверь. Слышимость была так себе – видимо, Колян, уходя, закрыл дверь ванной, где лежал труп его приятеля. До него донесся приглушенный голос “турка”:
– Вовка! Вовка, ты где? Купченя! Ты куда, сучара, подевался? В сортире, что ли, сидишь? Давай, выходи, Колян тебе курева передал!
'Молодец, Колян, – подумал Глеб. – Заботливый… Как он сказал, этот “турок” – сучара? Вот сучара и есть”.
В дверь соседней ванной несколько раз ударили носком тяжелого рабочего ботинка.
– Ну, ты чего? – продолжал громогласно вопрошать носатый. – Целиком, что ли, на дерьмо перевелся? Слышь, Купченя, кончай балду гонять, некогда мне с тобой в прятки играть!
Дверь ванной скрипнула, открываясь, и Глеб услышал сдавленный звук – похоже, “турок” боролся с приступом неудержимой рвоты. Потом звякнул торопливо поставленный прямо на пол судок, послышались два быстрых шага, что-то зашуршало – очевидно, красно-синяя роба “турка”, – и носатый совершенно чужим голосом прохрипел:
– Ох, мать твою… Холодный… Холодный!!! – во всю глотку заорал он, пулей выскакивая из ванной. – Холодный!!! – донесся уже откуда-то издалека его полный ужаса вопль. – Холодный, мать- перемать!
Доктор прибыл через две с половиной минуты. Часов у Глеба не было, и он из чистого любопытства считал секунды, стоя под отдушиной. Он успел досчитать до ста пятидесяти, когда его слуха коснулись топот бегущих ног и возбужденные голоса.
– Как холодный?! – возмущенно вопрошал доктор Маслов. – Что значит мертвый? С чего это ему было помирать? Что вы мне голову дурите, молодой человек?
В соседней палате хлопнула дверь, ванная наполнилась звуками. Потом наступила тишина, и в этой тишине голос доктора растерянно произнес:
– Черт, действительно холодный. Закоченел весь, как полено. С чего бы это?
– Я же говорю, помер он, – обиженно прогудел голос “турка”.
– Помолчите, – резко оборвал его доктор. – Дайте подумать. Хотя что же тут думать… Черт, я ведь предупреждал…
В это время в коридоре снова гулко затопали, дверь опять хлопнула, и чей-то голос прокричал с порога:
– Сергей Петрович, давайте вниз! Там губернатор приехал и Упырь.., то есть Алексей Григорьевич вместе с ним! Кацнельсон сказал, чтобы вы шли встречать!
– О, дьявол, – негромко, но с большим чувством произнес доктор Маслов. – Пришла беда – открывай ворота… Чтоб вы все сдохли, ей-богу… Сейчас иду!
Хлопнула дверь, и в соседней палате стало тихо.
'О, – с преувеличенным уважением подумал Глеб, – губернатор! Что-то будет”.
Он вернулся в палату, завернулся в одеяло, как в плащ-палатку, и принялся расхаживать из угла в угол.
Смотреть в окно было бесполезно – оно выходило на задний двор, и из него ничего не было видно, кроме желтого бульдозера и стоявших в отдалении похожих на батоны вареной колбасы вагончиков. Губернаторский кортеж, естественно, причалил С другой стороны, и все интересное происходило именно там. Впрочем, Глеб чувствовал, что самое интересное еще не началось, а когда начнется, будет происходить не перед парадным входом, а в соседней комнате, а может быть, и прямо здесь, в его палате.
Его ожидание было недолгим. Он предусмотрительно оставил открытыми все двери, какие мог, и когда в соседней палате снова раздались приглушенные голоса, торопливо скользнул на свой “пост прослушивания”.
– Ну что за истерика? – с легким раздражением спросил за стеной хорошо знакомый Глебу голос человека, которого здесь именовали Упырем. – Что ты такой взъерошенный, Серега? Живот болит?
– Сейчас и у тебя заболит, – пообещал голос доктора. – Вот, полюбуйся. Я ведь предупреждал, что ему нужна квалифицированная помощь. Смотри, до чего довела твоя конспирация!
Упырь некоторое время молчал, потом неопределенно, хмыкнул. Раздался металлический щелчок, и в вентиляционную отдушину потянуло ароматным дымком дорогого американского табака.
– Эка невидаль, – сказал Упырь. – Обыкновенный жмурик. Что я, трупов не видел? Да, Сергей Петрович, совсем залечил ты этого бедолагу…
– Перестань ухмыляться! – яростно прошипел доктор Маслов. – Я не вижу в этом ничего смешного! Твой любимый тесть высказал вполне определенное желание осмотреть все здание. Что прикажешь делать с твоими заключенными? Один помер неизвестно от чего, а второй, черт бы его подрал, жив и несет околесицу. Мы с тобой доигрались, Алексей. Ты все это затеял, ты и выкручивайся.
– Ну-ну, не кипятись. Ты же отлично понимаешь, что если я и стану выкручиваться, то исключительно из большой любви и уважения к тебе лично. А так, если разобраться, при чем здесь я? Сидишь тут в лесу, заводишь каких-то странных пациентов”. Может, ты тут вивисекцией занимаешься, почем я знаю? Смотри, какой он у тебя забинтованный. Хобот, наверное, не прижился.
– Какой хобот? – оторопело спросил доктор.
– Да слоновий же. – В зоопарке какой-то гад слону хобот оттяпал – не слыхал? Вот она, разгадка страшной тайны, лежит на полу в сортире. – Пока ты здесь упражняешься в словоблудии, время идет, – с отчаянной интонацией сказал доктор. – И губернатор, между прочим, тоже не стоит на месте. Надо что-то решать, Алексей.
– Да не трясись ты, Серега. Все будет нормально, поверь. Пока старик доберется до четвертого этажа, он потеряет всякий интерес к своей экскурсии. Ты – вот что, Серега… Эта палата ведь все равно
