Глеб переложил трубку на комод, чтобы она не мозолила глаза, и подмигнул Ирине, которая с нетерпением и настороженностью смотрела на него.
– Ну, кто это был? Он?
– Да, это был он. И ты угадала все совершенно точно. Этот человек не молод и действительно занимает довольно… – Я поняла, поняла, занимает высокий пост.
– Можно сказать и так.
– Мне хочется верить, что прямо сейчас ты никуда не уйдешь.
– Сейчас – нет, – Глеб уселся напротив Ирины и поднял бокал с красным вином.
– За тебя, дорогая.
– За нас, Глеб, за нас.
– Да, Ирина, за то, что ты умеешь ждать.
– Ох, не умею, Глеб! – Ирина вздохнула, и Глебу показалось, что она вот-вот расплачется, причем расплачется так сильно, что он никогда не сможет ее успокоить.
Глава 3
Наталья Евстафьевна Малашкова с двумя сумками в руках тяжело поднялась на третий этаж. Сил больше не осталось, она устало вздохнула, поставила сумки с продуктами на ступеньку. Ей предстояло подняться еще и на четвертый – туда, где располагалась ее квартира, туда, где ждал ее муж.
Дверь одной из квартир на третьем этаже открылась.
– О, Наталья Евстафьевна! Как я рада вас видеть! – Малашковой улыбалась невысокая розовощекая соседка в коричневом платке.
– Добрый день, – Малашкова попробовала улыбнуться, отвечая на приветствие.
Соседка возилась со связкой ключей, затем крикнула в квартиру:
– Дина, Дина, тебя еще долго ждать? Я ухожу, останешься без прогулки.
Из квартиры послышался веселый лай, и на площадку, протиснувшись между хозяйкой и дверью, выкатилась лохматая болонка, аккуратно расчесанная и невероятно толстая. Собака и хозяйка были удивительно похожи друг на друга.
– Хорошая моя, хорошая, – воскликнула, увидев болонку, Наталья Евстафьевна. – Только вот дать тебе нечего. Но, думаю, завтра я тебе обязательно принесу что-нибудь вкусненькое.
– Только не несите, Наталья Евстафьевна, рыбьи кости, прошлый раз… – Нет-нет, рыбу я как раз сегодня не купила. Может, и зря.
– А что, у вас будут гости?
– Да, обещали дочка с мужем подъехать. Внуков хочется посмотреть, давно не виделись. А самой ехать к ним не получается.
– Как ваше здоровье? – осведомилась словоохотливая соседка.
– Да ничего, ничего, скрипим с моим Анисимом Максимовичем.
– Он-то как?
– Тоже ничего. Правда, простыл, кашель его замучил. Спать трудно, да и мне это мешает.
– А вы ему, Наталья Евстафьевна, варенья малинового с чаем.
– Дала я ему варенье, а он и говорит: «Лучше бы ты, Наташа, мне сто граммов коньяка налила, или сто пятьдесят, это на меня подействует. А твое варенье, твой чай… Только в туалет все время бегаешь».
– Да, все они, мужчины, такие. Им бы только выпить. Уж я-то знаю, двоих мужей перетерпела. А сейчас хочу еще раз выйти замуж.
– Ой, Анна Павловна! Может, не стоит?
– Почему не стоит? Мужчина хороший, положительный, разведенный.
– Разведенный – это хуже всего, – заметила Наталья Евстафьевна, с трудом наклонилась и погладила болонку, которая прилегла у ее ног.
– Пойдем же, пойдем, чего разлеглась? – сказала розовощекая Анна Павловна, пристегивая длинный поводок к ошейнику.
– Далеко идете?
– Пойдем, хоть по двору погуляем, а то мечется по квартире, лает, спать не дает. А как ваш зять Федор? – Анне Павловне не представляло никакого труда припомнить имена всех родственников Малашковой.
– У него-то все прекрасно, – с гордостью за зятя сообщила Наталья Евстафьевна.
– Все там же работает?
– Да, там же. Почти каждый день оперирует. Иногда по две, а иногда и по три операции в день.
– Хотела бы я, если уж придется, – со странной улыбкой на полных губах сказала соседка, – попасть на операцию к нему – туда, в эту специальную больницу.
Говорят, там здорово, по одному человеку в палате, оборудования всякого, аппаратуры заграничной – море… А кормят! И бесплатно все это.
– Да где уж нам!
– Наталья Евстафьевна, а что, зять не предлагал вам подлечиться в его клинике?
– Да нет, как-то никогда не предлагал. Хотя я, – пожилая женщина засмущалась, – его об этом никогда и не просила.
А соседка, услышав это, подумала: 'Проси его не проси, все равно в эту больницу никогда не положат.
Там только шишки, одни большие начальники. И не просто большие, а самые главные, самые важные'.
Чтобы не впадать в долгие рассуждения о том, почему ее зять не предложит ей полечиться в больнице, где он сам работает уже более десяти лет, Наталья Евстафьевна наклонилась, подняла тяжелые хозяйственные сумки, вновь вздохнула и кивнула соседке:
– Ну что ж, Анна Павловна, до встречи. Я пойду.
А то там мой Анисим Максимович, поди, уж заждался меня.
– Да-да, Наталья Евстафьевна, идите. А мы с Дианой пойдем погуляем.
– Рада была вас видеть.
Анна Павловна взглянула на мужские часы с большим циферблатом на своем запястье – что поделаешь, дальнозоркость – и недовольно поморщилась. Ровно три часа дня. Уже час как она с болонкой Дианой должна была гулять. Кучерявая собачонка сначала пронзительно завизжала, затем радостно залаяла и бросилась вниз по лестнице. Если бы не поводок, то она покатилась бы по ступенькам кубарем.
Но поводок натянулся, Анна Павловна дернула свою строптивую воспитанницу и прикрикнула:
– Куда ты мчишься! Спокойнее, а то нос расшибешь. Ты и так ничего не видишь, а еще летишь, будто кошку внизу почуяла.
Болонка немного утихомирилась и принялась спускаться вниз с такой же скоростью, как и ее сорокапятилетняя хозяйка.
Наталья Евстафьевна поднялась на четвертый этаж и позвонила в дверь.
Ключи она, как всегда, с собой не брала. За дверью послышалась возня, затем немного простуженный мужской голос:
– Ты, Наташа?
– Я, я, а то кто же еще. Открывай скорее, сумки руки оторвали!
Дверь отворилась. Анисим Максимович, немного сутулый, но широкоплечий и высокий, принял сумки из рук жены и, хромая, направился на кухню.
– Чего это ты там набрала? Не поднять.
– Ты же не сходишь.
