мятом полиэтилене. Рашид выудил пакет из бачка, торопливо разорвал липкую ленту, размотал шуршащий целлофан и, скомкав все это, сунул обратно в бачок. Уже пристраивая на место крышку, он вспомнил, что впопыхах не проверил расположение витков ленты. Впрочем, все это была ерунда: пакет выглядел точно так же, как раньше. Ведь если бы его обнаружили, то не оставили бы лежать на месте. Ни за что на свете! И потом, если уж быть до конца откровенным, Закир Рашид не слишком отчетливо помнил, как именно перевязал пакет. Пытался запомнить, но не сумел, потому что слишком волновался...
Закрепив крышку, он вынул из рукоятки обойму. Патроны были на месте. Темно-серые, почти черные головки пуль, казалось, были отмечены печатью смерти. Вода в пакет не проникла – пистолет был сухим и немного скользким от смазки. Стараясь не шуметь, Рашид вставил обойму и проверил, есть ли в стволе патрон. Патрон оказался на месте; убедившись в этом, турок сунул пистолет в карман куртки и критически осмотрел себя. Никуда не годится! Трикотажная куртка туго обтягивала выросший за последние годы объемистый живот, и очертания пистолета рельефно проступали сквозь ткань. Рашид расстегнул куртку, и отягощенная пистолетом правая пола сразу же тяжело и очень заметно отвисла книзу. Шепча самые крепкие из известных ему ругательств, Рашид вынул пистолет из кармана и засунул под резинку шаровар. Пистолет сразу же попытался выскользнуть и провалиться в штанину – резинка была чересчур слаба, чтобы выдержать его вес.
Он услышал скрип открывшейся двери, и сразу же раздался голос охранника, интересовавшегося, скоро ли уважаемый Рашид управится со своими делами. С чувством близким к отчаянию турок затолкал пистолет в трусы. Они были облегающие и вместе с резинкой шаровар худо-бедно удерживали пистолет на месте. Тут Рашид вспомнил, что не поставил пистолет на предохранитель и, следовательно, рискует нанести серьезный урон своему мужскому достоинству, но исправлять ошибку было поздно: шаги охранника уже звучали в помещении, где стояли кабинки.
– Уже иду, – страдальческим голосом ответил Рашид на повторный вопрос охранника, выпростал из шаровар подол широкой футболки и с шумом спустил воду.
Он вышел из кабинки, придерживая ладонью пистолет и грустно улыбаясь. Со стороны это выглядело вполне естественно, и охранник сочувственно покачал головой.
– Не отпускает? – спросил он.
– Немного отпустило, – сказал Рашид. – Боюсь, если мы станем ждать, пока отпустит совсем, хозяин будет нами очень недоволен.
– Я тоже так думаю, – важно согласился охранник и вдруг спросил: – А почему у вас такие мокрые руки, уважаемый Рашид?
– Уронил в унитаз ключи от раздевалки, – сказал турок первое, что пришло на ум.
Охранник брезгливо скривился, зато не стал возражать, когда Рашид задержался у рукомойника. Старательно намыливая руки, турок внимательно разглядывал свое отражение в зеркале, для чего, собственно, и остановился здесь. Ему показалось, что выглядит он вполне естественно, разве что немного бледноват, но это можно было объяснить расстройством желудка. Вытерев ладони бумажным полотенцем и просушив струей горячего воздуха, он в сопровождении охранника покинул туалет и направился к дверям, за которыми его дожидался одноглазый араб.
Глава 21
– Потрудитесь немедленно объяснить, что происходит! – железным голосом потребовал мистер Рэмси. Он возился на полу грузового отсека, пытаясь выпутаться из груды пустых картонных коробок, которыми российские разведчики предусмотрительно запаслись на свалке за магазином электротоваров. – Имейте в виду, что я этого так не оставлю! У меня могущественные покровители, и, если вы намерены потребовать за меня выкуп, они достанут вас из-под земли. Сию же минуту остановите машину и выпустите меня, иначе я буду кричать. Кто-нибудь услышит и вызовет полицию!
Поскольку его никто не прерывал, к концу этой тирады голос мистера Рэмси заметно окреп и приобрел легко различимые начальственные нотки. Англичанин был крепкий орешек, а может, просто привык себя таковым считать.
Одобрительно кивая чуть ли не каждому доносившемуся сзади слову, генерал Андреичев зажег сигарету и повернул зеркало под ветровым стеклом так, чтобы видеть грузовой отсек.
– Заткните ему пасть, – приказал он, ловя зеркалом дрожащее, прыгающее отражение пленника.
Англичанин орал уже почти в полный голос, суля похитителям массу неприятностей, но произнесенные вполголоса слова Дмитрия Владимировича были услышаны. Позади раздался короткий тупой удар, как от соприкосновения боксерской перчатки с грушей, и сразу же – сдавленный стон и глухой шум падения.
– Я не позволю, – глухо, как сквозь прижатую ко рту тряпку, пробормотал мистер Рэмси. – Это произвол! Мне...
– Я, кажется, просил заткнуть этому подонку пасть, – ровным голосом напомнил генерал.
На этот раз ударов было несколько – четыре или пять, точнее сказать было трудно.
– Я бы хотел, мистер Рэмси, – размеренно произнес Андреичев, глядя в зеркало на торчащую из груды мятого картона руку в черном рукаве, из-под которого выглядывала белая манжета с пятном свежей крови, – чтобы мы с вами побеседовали – спокойно, без брани и взаимных оскорблений, как разумные, цивилизованные люди. Вы не откажетесь ответить на несколько вопросов, ведь правда?
– Я бы отказался, но ваши доводы очень убедительны, – послышалось сзади.
Видневшаяся в зеркале рука зашевелилась и исчезла, а на ее месте возникло бледное, испачканное кровью лицо в ореоле всклокоченных волос. Пленник попытался улыбнуться разбитыми губами; генерал Андреичев по достоинству оценил мужество гордого британца и решил, что оно заслуживает награды.
– Мистер Рэмси изволит иронизировать, – по-прежнему не оборачиваясь, негромко сказал он. – Объясните ему, что у нас здесь не юмористическая программа, а скорее научно-популярная. Нас одолевает тяга к знаниям, а не к пустому зубоскальству.
В зеркале стремительно промелькнуло что-то темное – генералу показалось, что ботинок, – и с отвратительным чмокающим звуком врезалось в лицо англичанина.
– Тяга к знаниям, – глядя в зеркало, продолжал Дмитрий Владимирович размеренным тоном старого, умудренного опытом профессора, читающего лекцию внимательной, но, что греха таить, туповатой аудитории, – порой бывает так сильна, что толкает человека на поступки, мягко говоря, неординарные. Да и чему тут удивляться? Кто владеет информацией – владеет миром! Этот лозунг стал актуальным еще в двадцатом веке, а сегодня, на заре третьего тысячелетия от рождества Христова, он превратился в аксиому, которую станет оспаривать разве что полный идиот. А ведь мы с вами не идиоты, правда? Кстати, поздравляю вас с наступающим Рождеством!
Последние слова сопровождались еще одним глухим ударом, после которого голова Рэмси надолго скрылась из вида среди разбросанных, смятых и обильно окропленных кровью картонных коробок.
– Мистер! – позвал генерал Андреичев, вглядываясь в зеркало. – Где вы, сэр?
– Прикидывается кучкой мусора, – добродушно сообщили сзади. – Делает вид, что потерял сознание.
– То есть пытается нас обмануть, – констатировал Дмитрий Владимирович. – Объясните ему, что это нехорошо.
В зеркале возник один из 'грузчиков', еще не успевший снять синий рабочий комбинезон. Придерживаясь одной рукой за железный борт, а другой – за, подбитый обтерханным, засаленным ковролином потолок грузового отсека, он встал во весь рост над грудой коробок. Генералу Андреичеву не было видно, что там происходит, зато отлично слышно то, что генерал слышал уже тысячу раз. Как хрустят, ломаясь под каблуком тяжелого ботинка, пальцы человеческой руки; как кричат те, кому очень больно и кто уже догадывается, что эта боль – только начало.
– Вы сломали мне руку! – рыдающим голосом воскликнул мистер Рэмси, вновь появляясь в зеркале. Он стоял на коленях, сжимая одной рукой изувеченную кисть другой.
