из одного сна в другой.
– Да пошел ты, – вяло огрызнулся Мирон.
– Пошел ты сам, – сказал Юрий. – Если не хочешь услышать ответ, который тебя не устраивает, не задавай вопросов. И вообще, я же вижу, что ты неспроста мне мозги керосинишь. Давай выкладывай, что у тебя на уме. Кстати, ты зачем целый вечер башкой вертел? Что ты там высматривал?
Мирон помолчал, и по его молчанию чувствовалось, что он мучительно колеблется: отвечать или не отвечать?
– Камеру искал, – сказал он наконец мрачно и с неохотой.
Юрий не понял.
– Камеру? Так обратился бы в ментовку!
– Видеокамеру, дурак, – проворчал Мирон. – Дошел до меня один слушок... Ты Диму Светлова помнишь?
Юрий молча кивнул. Он отлично помнил молодого журналиста. Разве такое забудешь! Честно говоря, он был неприятно удивлен тем, что Светлов до сих пор работает под началом у Мирона. Ему, Юрию, казалось, что полученная Светловым в охотничьем домике у озера пуля из коллекционного винчестера раз и навсегда научила его не только уму-разуму, но и этике – как журналистской, так и обычной, человеческой. И уж во всяком случае тогда Юрий не предполагал, что Светлов останется работать в 'Московском полудне'. Или Светлов, или Мирон – вот как стоял вопрос тогда, в начале осени. Но, как видно, разногласия между главным редактором и его талантливым молодым подчиненным оказались не такими неразрешимыми, какими выглядели на первый взгляд. 'Время, – подумал Юрий с грустной усмешкой. – Время сглаживает углы, устраняет разногласия и примиряет непримиримые, казалось бы, точки зрения'.
– Ну так вот, – кривясь и морщась не то от боли в разбитом лице, не то от каких-то своих мыслей, продолжал Мирон, – не далее как вчера влетает наш Димочка ко мне в кабинет и... А, черт, даже не знаю, как сказать. В общем, раскопал он новую тему. Дошел до него, видишь ли, слух о Клубе. Ну, этого-то, в общем, следовало бы ожидать: конспирируется Адреналин относительно, да и потом тайна, о которой известно троим, это уже никакая не тайна... Да и тайны-то особой нет, черт бы ее подрал! Кому интересно, как я провожу свое свободное время? Короче говоря, если бы речь шла просто о Клубе, я бы легко и непринужденно Димочку нашего вместе с его темой завернул на сто восемьдесят градусов и посоветовал бы ему не забивать себе голову ерундой. Да я, в общем-то, так и сделал...
– Но?.. – подтолкнул его Юрий, видя, что Мирон опять застыл в нерешительности.
– Но! – воскликнул Мирон. – То-то и оно, что 'но'! Слушок, который мне пересказал наш Димочка, был какой-то странный. Якобы по городу в небольшом количестве ходят какие-то пиратские кассеты с записями клубных поединков и якобы даже какой-то заочный тотализатор работает... Словом, если верить этому слуху, какая-то сволочь имеет с Клуба свой клок шерсти, причем давно и регулярно.
– Ну и что? – спокойно спросил Юрий. – Что тебя, собственно, удивляет? По-моему, это вполне естественно. Ты извини, Мирон, но это просто смешно. Неужели я – я! – должен объяснять такие вещи? И кому – тебе! Бесплатных завтраков не бывает, и любое дело, любое начинание, не приносящее дохода, попросту тихо загибается. Кому оно нужно? Карусель, к примеру, тоже приятная штука, но, если катать на ней ребятишек бесплатно, владелец карусели рано или поздно пойдет по миру.
Мирон замычал, как от сильной зубной боли.
– Да неужели непонятно! – выкрикнул он. – Ведь Клуб на этом и держится! На доверии, на бескорыстии...
Юрий фыркнул, и господин главный редактор сконфуженно умолк. То, что казалось уместным и единственно правильным в душном, набитом мужскими телами подвале котельной, сейчас выглядело напыщенным и глупым. Здесь не было Адреналина, способного уговорить змею купить ботинки, зато был плечистый скептик Филатов и была странная, похожая на отрезвляющую оплеуху информация, полученная от Димочки Светлова, журналиста хоть и молодого, но опытного и привыкшего отвечать за свои слова.
Впереди показался перекресток, за которым сквозь зыбкую пелену летящего снега сверкал и переливался множеством огней оживленный проспект. Юрий выключил дальний свет и начал потихоньку притормаживать: на улице было скользко, и ему не хотелось вылететь на перекресток, как лыжник с горы.
Теперь ему стала понятна сегодняшняя рассеянность господина главного редактора. Еще бы! Мирон был похож на человека, который, едва успев истово уверовать в Бога, вдруг обнаружил, что его духовный наставник прячет за иконостасом парочку порнографических видеокассет и по вечерам водит к себе в дом мальчиков из церковного хора. А ведь он и впрямь уверовал, и вера эта буквально за несколько месяцев изменила его до неузнаваемости. И вот теперь воздвигнутый Мироном внутри собственной души храм начал угрожающе крениться и потрескивать, и каменные идолы с жестокими насмешливыми лицами закачались на пьедесталах и начали один за другим падать, разбиваясь вдребезги, и оказалось, что никакие они не каменные, а вылеплены из дрянного гипса, а внутри у них пустота, пыль и грязные клочья паутины с дохлыми пауками...
Юрий мысленно покачал головой. И это Мирон! Умный Мирон, скептичный Мирон, насмешливый, ни во что не верящий, прожженный насквозь...
Юрий сам чуть не попался на этот крючок. Он уже держал наживку во рту и был готов ее с удовольствием проглотить, но тут как раз умер этот аудитор – как его, Сидяков? – и Юрий почувствовал на языке железистый привкус искусно запрятанного внутри приманки стального крючка. А приманка была хороша, и проглотить ее было куда как просто! Культ физической силы – штука не новая, и придумали его не люди. Он был всегда – достался нам в наследство от волосатых предков – и за многие тысячелетия человеческой истории, истории войн, грабежей и жестокой борьбы за выживание, был доведен до совершенства. А нынешний мир переусложнен, нервозен и в целом устроен так, чтобы в нем с одинаковым успехом могли выживать как сильные, так и слабые. Какой смысл быть сильным, если силу не к чему приложить? Какой интерес быть быстрым, ловким и агрессивным, если хилый и подлый может легко согнуть тебя в бараний рог при помощи денег, судов и многочисленных законов, в которых сам черт ногу сломит? Ах, как хочется простоты и насколько все-таки легче идти по прямой, чем петлять, огибая бесчисленные углы! А Адреналин как раз и предлагал простоту, которой так не хватает в нынешнем мире. И до чего же это было заманчиво!
– Ну, чего ты психуешь? – сказал Юрий Мирону, который мрачно курил, привалившись плечом к дверце джипа. – Что, подсунули тебе вместо живой бабы резиновую? Плюнь и забудь. Подумаешь, невидаль! Грязи ты не видал? Дерьма не нюхал? Тебе что нужно? Кровь погонять, тряхнуть стариной, в зубы кому-нибудь дать, чтобы стоматологи без работы не сидели... Ну, и на здоровье! Какая разница, снимают тебя на пленку или не снимают, делают на тебя ставки или не делают? С тебя-то денег никто не требует! Резвись в свое удовольствие... А если тебя это так задевает, повернись и уйди. Мы, слава богу, в России живем, а не в каком-нибудь Лихтенштейне. У нас в рыло получить и безо всякого клуба можно. Запросто! А ты, как та девка...
– Какая девка? – с вялым интересом спросил Мирон.
– Которой, когда ее е... гм... целовали, сережки обещали. А как девке рожать, так они убегать.
Мирон хрюкнул и полез в пачку за очередной сигаретой.
– Умник, – сказал он. – Теоретик.
Видимо, слова Юрия задели его за живое, и злость сделала его голос прежним.
– Низкий уровень информированности, – ядовито продолжал Мирон, – вот что превращает отставного старлея в завзятого теоретика. Что ты меня лечишь? Ты ж не знаешь ни хрена, а туда же – воспитывать, советы давать... Я тебе не новобранец!
– А чего тогда ноешь? – спокойно парировал Юрий. – Низкий уровень информированности... А откуда он возьмется – высокий? Ты же у нас профессиональный журналист: болтовни и нытья сколько угодно, а информации – ноль. Истеричка ты, а не новобранец. Три дня назад скакал, как молодой козел, брыкался, воздух рожками бодал, а сегодня скис. Сплошной, понимаешь ли, разброд и шатание... И вообще, чего ты ко мне пристал со своими разговорами? Сам ведь пристал, никто тебя об этом не просил.
По правде говоря, он бы не удивился, если бы Мирон в ответ на эти слова дал ему в ухо. То, что Юрий в данный момент вел машину по скользкой, запруженной автомобилями дороге, вряд ли остановило бы Мирона – такого, каким Юрий видел его первого января. Но Мирон сегодняшний был уже не тот, и в
