услышат, уйдут.
– Нет, я же вижу, они за место в вашей клинике твердо держатся, хоть и получают, как простые больничные санитарки.
– Стараюсь не обидеть. Не всегда законно получается…
Ну там.., премию выпишешь, ставку раскинешь… Да и студенты из них некоторые, на медицинском учатся. Им стаж по специальности нужен. Вот и работают считай задаром.
Конечно же, глядя на Толяна с Коляном, даже самый закоренелый оптимист не поверил бы, что они где-нибудь учатся. Можно было засомневаться, ходили ли они в детстве в школу. Высшее образование они получили специфическое, и не в студенческих аудиториях, а в армии на полигонах.
Только инструкторы им попадались неважные. Нет, бить так, чтобы человек не мог подняться после первого удара, их учили. Их учили брать в плен, убивать, прятаться, но никто из учивших их не задумался, а впрок ли пойдет наука, не обернется ли она против ни в чем не повинных людей, явных-то врагов у России теперь практически не осталось.
Машина медленно ехала по территории психиатрической лечебницы. Дорожки, предназначенные для пеших прогулок, мало подходили для движения автотранспорта.
– Ненавижу психов, – пробормотал Толян, глядя на то, как в самом центре дорожки в нелепой позе застыл сумасшедший в сером халате.
Халат был надет на голое тело, полы его разошлись, и неяркое осеннее солнце золотило не только провалы между ребрами, но и покрытое рыжей растительностью срамное место. Сумасшедший стоял, раскинув руки в стороны, широко расставив ноги, и даже не думал двинуться с места, хотя на него ехала машина.
Колян выругался матом, когда понял, что дорогу ему не освободят. Пришлось остановиться. Машина несколько раз дернулась, и бампер несильно ударил сумасшедшего в колени. Тот качнулся и плюхнулся на задницу, но рук не отпустил и продолжал сидеть, изображая из себя, наверное, распятие.
– Козел вонючий! Сука! Будто не понимает, притворяется, – Колян зло хлопнул дверкой и бросился к сумасшедшему.
Он занес было над ним кулак для удара, но псих вместо того, чтобы испугаться, продолжал радостно улыбаться, будто встретил закадычного друга.
– Вали отсюда, псих долбаный! – Колян опустил занесенную для удара руку, поняв, что толку побоями не добьешься.
То ли этот псих нечувствителен к боли, то ли мазохист по своей природе и страдания доставляют ему удовольствие, сравнимое разве что с сексом.
– Вали! – Колян несильно пнул ногой психа и тот, перевернувшись, встал на четвереньки, забросил халат повыше и, сверкая белыми, в редких синяках ягодицами, шурша, пополз по опавшей листве. – Урод! – крикнул ему вслед Колян и снова выругался матом.
Он был зол на себя за то, что целых полдня смертельно боялся милиции, ОМОНа, зол на Грязнова, который поручил ему убрать незнакомца, проявившего подозрительный интерес к мальчишке-бомжу, зол на психа, который мог спокойно показать ему голую задницу и при этом уйти на четвереньках безнаказанным.
– Брось его, – крикнул Толян, – время не ждет. Все равно он ничего не понимает, улыбается, и только. Я один раз этого психа до кровавых соплей бил, а он улыбался – и все тут. Так и отрубился с улыбкой, урод! – от злости слишком резко отпустил сцепление, и машина, дернувшись, заглохла.
– Не нервничай, – криво улыбнулся бандит-санитар, – кончим дело, нам отгул дадут и денежки. Оттянемся… Я уж и девчонок отыскал, проверенных, заразы нет.
В продуктовой палатке работают, их на заразу каждый месяц проверяют.
– Если повезет, то и на собственной жене триппер поймаешь, – окончательно разуверившись в том, что в жизни бывает счастье, отозвался шофер. И, будучи полон уверенности в том, что двигатель не заведется, взялся за ключ в замке зажигания.
Машина дернулась.
– Ты же сцепление не выжал!
Толян с недоумением посмотрел на ногу, прижимавшую педаль сцепления к самому коврику. Машина дернулась как-то сама по себе, еще раньше, чем включился стартер.
– Ты чего?
– Показалось, наверное…
Секунд пять мужчины сидели, прислушиваясь, но ничего подозрительного так и не обнаружили, лишь сумасшедший с голой задницей в синяках полз между красными и желтыми кустами.
– Показалось… – Колян сплюнул в приоткрытое окно.
– Точно, не может этого быть! – подтвердил Толян. – Мертвецы не ворочаются.
Больше никто не становился на пути автомобиля, и шофер ловко подвел его к самой рампе административного корпуса – туда, где был вход в подземную клинику.
– Грязнов тут? – спросил Колян.
– Хрен его поймет, где он шляется! Я ему на мобильник звонил, он с ним не расстается. Надо бы психов прихватить, чего самим мараться? Сами на каталку выгрузим, а потом за психами сходим. Нечего ему в багажнике зря валяться.
– Чего ты переживаешь, крови же не было, а значит, багажник чистый останется.
– Брезгливый я, – признался Толян.
– Знаю, – рассмеялся Колян, – даже трахаться в машине и то не можешь, тебе белые простыни подавай.
– У каждого свои заморочки.
Вдвоем мужчины выбрались из машины, и Толян ключом открыл багажник. Тело под брезентом лежало совсем в иной позе, чем та, в какой его загрузили бандиты. И неудивительно, ведь машину трясло по дороге.
Колян потянулся к сигарете.
– Потом покуришь, давай выгружать!
Но язычок огня уже лизнул кончик сигареты. Ветер подхватил голубоватый ароматный дым, и Толян, не удержавшись от соблазна, тоже закурил. Сбрасывать брезент мужчинам пока не хотелось. Одно дело, когда видишь под материей бесформенное возвышение, другое – если перед тобой лежит труп.
– Здоровый мужик был.., сложением, – проговорил Толян, – таких мне редко встречать доводилось.
– Теперь еще реже встречаться будут, – робко пошутил Колян и тут же закашлялся.
Никелированная каталка, новенькая, блестящая стояла на рампе.
– Странная штука – жизнь, – глядя на каталку, перевидевшую уже не один десяток мертвецов, проговорил Колян.
– А смерть, по-твоему, штука не странная?
– Не странная, а сраная… Да уж… – сказал Колян, глубоко затягиваясь, – я в прошлом месяце дядьку двоюродного хоронил… Так уж случилось, что у него в роду одни бабы остались, некому было ни гроб заказать, ни с директором кладбища переговорить. Вот поехал я в похоронную контору, говорю: гроб можно заказать? Стали они мне всякие навороченные гробы показывать. Нет, говорю, мне что-нибудь попроще. «Ну, – говорят, – тогда в цех пошли, там у нас продукция, которая не залеживается.» Пришли мы – что-то наподобие гаража бывшего, – стоят четыре мужика и по шаблонам гробы ляпают из сырых досок. Пневматическим пистолетом обивку пристреливают – всякие там кружева, ситец красный, черный.' А вдоль стены штабеля из гробов стоят в два человеческих роста, не сосчитать, сотни две, а то и три. Говорят: «Выбирайте, какой вам больше нравится». Я перебираю гробы, один – хлипкий какой-то, того и смотри развалится, другой сырой – не поднять, а на третьем – обивка уже плесенью пошла. И вдруг мне в голову стрельнуло: это ж стоят тут гробы, а люди, которых в них похоронят, еще по улице ходят! А мужики знай себе новые и новые клепают! И какой бы кризис ни случился, сколько бы бакс ни стоил, их бизнес никогда не остановится. Представляешь, Толян, может, и для нас уже гробы готовые где-то стоят!
– Не для нас одних, – философски заключил Толян, растирая короткий окурок о бетон погрузочной рампы. – Хорош базарить, давай делом заниматься, – и он аккуратно свернул брезент в багажнике, –
