трещинка, которая становилась все шире, грозя превратиться в зияющую пробоину. Появление этой трещинки было напрямую связано с потерявшим память парнем, которого его «работодатели» называли Бакланом. В случае с этим человеком Ольга Дмитриевна действовала автоматически, наиболее простым и эффективным методом, не успев даже задуматься о том, что она делает.
К ее большому сожалению, после того как дело было сделано, у нее появилось сколько угодно времени для размышлений, и только ее железный характер, который с годами стал еще тверже, не позволял ей допускать в сознание такие понятия, как «убийство» и «похищение». Это был прокол, незначительная ошибка, маленькая царапина на ее покрытой тремя слоями прозрачного лака, раз и навсегда законсервированной совести, и она дала себе слово, что больше ничего подобного с ней не повторится – никогда, ни при каких обстоятельствах.
Выйдя из подъезда, она небрежным жестом уронила окурок под ноги и села на переднее сиденье поджидавшей ее машины «скорой помощи». Водитель, невысокий пухлый крепыш с цыганской внешностью и тончайшими усиками, оттенявшими верхнюю губу, поправил на голове соломенную шляпу и запустил двигатель. Они работали вместе уже второй год.
Это был человек барона, уверявший, что их совместная работа, хотя и является дополнительным удобством, просто случайное совпадение. Ольга Дмитриевна, как всякий разумный человек, верила в совпадения, но не до такой степени.
– Ну что, Иван, – устало сказала она, откидываясь на спинку сиденья и подавляя желание закурить еще одну сигарету, – домой?
– Домой не получится, Ольга Дмитриевна, – почтительно, но твердо ответил цыган, включая передачу и мягко трогая «газель» с места.
– Как это – не получится? – искренне удивилась Ольга Дмитриевна. Она была лицом, приближенным к самому барону, и не привыкла, чтобы мелкая сошка обсуждала отдаваемые ею распоряжения, пусть даже и высказанные в косвенной форме. – Что значит – не получится?
– Не получится, Ольга Дмитриевна, – с наигранным сочувствием повторил цыган, выводя машину на улицу и давая газ. – Я только что получил вызов…
– Со станции? Они что там, совсем обалдели?
Смена кончилась сорок минут назад.
– Гм, – сказал Иван. – Понимаете, это не со станции… Точнее, со станции, но не с той. Со станции метро «Комсомольская». В общем, со мной связался барон и велел забрать Баклана.
– На здоровье, – сказала Ольга Дмитриевна. – Останови-ка здесь, я доберусь домой на троллейбусе.
– Понимаете, Ольга Дмитриевна, – продолжал цыган так, словно не слышал ее последней реплики, – Баклан как-то странно реагирует на ваш препарат.
То ли препарат бракованный…
– Исключено, – быстро вставила доктор Вострецова.
– ..То ли пациент не совсем обычный, – спокойно, словно его никто не прерывал, продолжал цыган, – но только доза, которой, по вашим словам, должно хватать на сутки, держит его в нужном состоянии часа два-три, не больше. Через два часа он начинает мычать и ворочать головой, а через три уже пытается встать и отвернуть Марфуше башку. Час назад Марфуша вкатил ему последнюю ампулу.
– Как – последнюю ампулу? – поразилась Ольга Дмитриевна. – Это невозможно! Он что, торговал ими, этот ваш Марфуша?
– Это же все-таки не героин, – заметил Иван.
– Да вам-то откуда знать! – с досадой сказала Ольга Дмитриевна.
– Как бы то ни было, – продолжал цыган, говоря тем натужно-литературным языком, каким он всегда общался с доктором Вострецовой, стремясь показать, что и он не лыком шит, – как бы то ни было, такое «лечение» нам не по карману. Он зарабатывает меньше, чем мы на него тратим…
– Еще бы! – саркастически вставила Ольга Дмитриевна. – Четыре ампулы в день! Или ночью вы его тоже колете? У этого парня организм из оружейной стали! Ты, Иван, на его месте давным-давно бы скончался от паралича сердечной мышцы.
– Может быть, да, а может быть, и нет, – возразил Иван. – Я же говорю: такой метод лечения нас не устраивает.. Мы связались с тем хирургом, о котором вы говорили. Он согласен сделать операцию. Не хмурьтесь, Ольга Дмитриевна, это была ваша идея. Что же теперь хмуриться? Сейчас мы поедем на Каланчевку, заберем Баклана и отвезем его к вашему доктору.
– Ты отвезешь, – холодно поправила Ольга Дмитриевна.
– Мы отвезем, – спокойно гнул свое цыган. – Дело в том, что от доктора Кизевича ушел анестезиолог, а проводить ампутацию без анестезии – это, знаете ли, довольно сложно и небезопасно.
– Ампутацию? – упавшим голосом переспросила Ольга Дмитриевна.
– Конечно ампутацию. А что же еще? Барон настаивает на обеих ногах, хотя одна обошлась бы дешевле. Он встречался с этим Бакланом, и Баклан повел себя очень неразумно, так что я понимаю барона… Короче говоря…
– Короче говоря, я отказываюсь в этом участвовать, – резко сказала Ольга Дмитриевна. Перспектива принять непосредственное участие в осуществлении собственной, высказанной мимоходом и далеко не самой удачной идеи, ей совсем не улыбалась. – Останови машину!
Обычно послушный Иван на этот раз только улыбнулся в ответ на приказной тон. Он включил сирену и увеличил скорость, проталкиваясь через густеющий по мере приближения к центру транспортный поток.
– Ольга Дмитриевна, – мягко сказал он, не поворачивая головы к доктору Вострецовой, – вы же не хотите сказать, что выходите из игры?
В течение какого-то краткого промежутка времени Ольга Дмитриевна была уверена, что сейчас твердо и уверенно скажет: «Да, я выхожу из игры, с меня довольно. Я сыта по горло вашим бароном». Она даже открыла рот, чтобы произнести это вслух, но что-то остановило ее. Она вдруг почувствовала себя чем-то наподобие аптекарских весов, на одной чаше которых был Баклан с его тупым упрямством, нежеланием сотрудничать и его ногами, без которых он, если задуматься, вполне мог обойтись, а на другой лежала ее собственная судьба: ее покой, достаток, три молодых любовника, возможность самовыражения и многое, многое другое, с чем ей наверняка пришлось бы расстаться, вздумай она выйти из игры. Убить ее конечно не убьют, но барон мстителен, и он непременно изобретет способ отравить ей жизнь. А ноги Баклану отрежут все равно – с ней или без нее, безразлично. Ошибка, которую она поклялась не повторять, просто разрослась, как раковая опухоль, и дала метастазы. С этим нужно как можно быстрее покончить и спокойно жить дальше привычной, размеренной и полнокровной жизнью. «Сука, но богатая», – вспомнила она собственные слова и решила, что так тому и быть.
– Что за чушь ты несешь? – спросила она водителя холодно. – Что это за выражение: «выйти из игры»? Где ты набрался этой пошлости? Причем здесь какая-то игра? Я объясняю тебе русским языком, что я не анестезиолог…
Она оборвала свою реплику на полуслове и стала смотреть в окно. «Нашла с кем разговаривать, – подумала она. – Перед кем оправдываться и кому объяснять… У него же пять классов образования, он же обыкновенный извозчик и – по совместительству – погонщик рабов. И теперь я, по крайней мере на время, попала в число тех, кого он погоняет. Кроме того, он водитель машины „скорой помощи“, работает со мной не первый год и отлично знает, что при необходимости я могла бы не только дать наркоз, но и оттяпать парню ноги самостоятельно, без посторонней помощи и в самом лучшем виде».
'Но поговорить с бароном просто необходимо, – решила она. – Что-то мне не нравятся эти изменения в моем статусе. Кто я ему, черт подери? И пусть уберет от меня этого дебила с его соломенной шляпой.
Смотреть на него больше не могу…'
Они быстро добрались до Каланчевской площади, но им пришлось минут двадцать дожидаться, пока работавшая в прямом эфире группа телевизионщиков смотает наконец свои кабели и уберется. После этого трясущийся Марфуша помог Ивану загрузить кресло с неподвижным телом Баклана в салон микроавтобуса и вернулся на свой боевой пост. «Скорая помощь» коротко взвыла сиреной и, сверкая голубой молнией проблескового маячка, растворилась в густом транспортном потоке, огибавшем площадь трех вокзалов.
