шефа, генерала Морозова, не взял с собой никого из управления, летит теперь с этими тремя мало знакомыми ему мужчинами.
«Но ничего, ничего, — повторял про себя полковник Савельев, и его моложавое лицо делалось светлее. — Прорвемся, обязательно прорвемся. С такими мужиками, как Комбат, проколов не должно быть. Возьму за глотку гнусного Курта, возьму их всех, чего бы мне это ни стоило, какие бы люди и чиновники ни прикрывали преступный промысел. Обязательно возьму. И вот тогда мы посмотрим, на чьей стороне правда. Тогда все узнают, кто такой полковник Савельев. И пусть поймут, что не по моей вине последнее время шли проколы за проколами, провалы за провалами. Ничего, ничего, только бы добраться до Казахстана. А там на месте я уж разберусь, сориентируюсь».
Полковник Савельев понимал, какие трудности ждут его впереди. Но даже и в мыслях не мог представить, как сложно будет выполнить все то, что он задумал.
А вот Комбат был спокоен. Время от времени на лице его появлялась улыбка. Он поглаживал автомат.
Поглаживал любовно, бережно, Рублев к оружию относился так, как писатель относится к своей авторучке или рыболов к крючкам. Здесь он не допускал ни малейшей небрежности и того же требовал от подчиненных.
— Подберезский, Шмелев, проверьте-ка оружие!
— Командир, мы уже проверили все. Чики-чики, — сказал Шмелев.
— А ты еще раз проверь. Хреново будет, пехота, если в нужный момент автомат откажет.
— Что вы, командир, — Шмелев говорил спокойно, он понимал, что правда, как всегда, на стороне Комбата.
Вытащив из сумки автомат с подствольником пламегасителя, исполненный по самой последней модели, принялся еще раз его разбирать, так, словно бы от этого зависела жизнь. Хотя.., на самом деле, жизнь и смерть ходят рядом. Кого встретишь раньше — зависит от любой оплошности.
— Послушай, Борис, — обратился Савельев к Комбату, — а ты давно Бахрушина знаешь?
— Не очень, где-то около года.
— Где ты с ним познакомился? Ты ж вроде строевой военный, а он как бы в другом ведомстве.
— Дороги в этом мире, полковник, часто пересекаются. Вот и моя дорожка с дорожкой Леонида Васильевича пересеклись. Сильно пересеклись. Стали мы с ним близкими людьми.
— Ты выполнял кое-какие его поручения?
— Да, приходилось, — Комбат толкнул в плечо Подберезского. — Вот с ним мы полковника пару раз крепко выручили. За это он нам и благодарен.
— Послушай, а что тебя сейчас толкает заниматься этим делом?
— А что, полковник, я должен сидеть, сложа руки?
У меня с этими гадами свои счеты. Они моих ребят там, под Серпуховом, возле моста положили. Таких хороших парней! Ты б видел, полковник, их батьку, старик совсем не в себе. Двух сыновей потерял в одночасье. Ты себе представляешь, парни Афган прошли, в таких передрягах я с ними бывал — живы- здоровы, а тут на тебе, в мирное время какие-то бандюги пристрелили. Этого простить не могу. И вообще, как я понял, Курт — форменная мразь. И я обязательно до него доберусь. Ты уж мне не мешай, полковник. У меня с ним свои счеты.
— А он знает о тебе? — усмехнулся полковник Савельев.
— Меня это абсолютно не волнует. Знает, не знает — это его проблемы. Пусть не знает — узнает.
Кстати, я не ел уже суток двое. Здесь чем-нибудь в самолете могут покормить?
— Вот это вопрос, — такого поворота полковник Савельев не ожидал. — У меня есть немного мяса и склянка с коньяком. Хочешь, поделюсь?
Подберезский оживился:
— Поесть всегда в радость. Неизвестно, когда еще к столу сядем. Давайте, полковник!
Быстро был сооружен импровизированный стол, фляга с коньяком пошла по рукам, мясо, порезанное крупными кусками, огурцы, помидоры, хлеб, густо намазанный маслом — вот и все, что оказалось на столе.
Мужчины ели с аппетитом. Савельев смотрел на них И удивлялся.
«Странные люди афганские ветераны! Ничто их не берет. Едят так спокойно, словно впереди их ждет увлекательная поездка в горы или на рыбалку».
Комбат толкнул соседа в плечо:
— Чего-то, Андрей, не хватает.
— Ты, наверное, чаю хочешь?
— Когда это я от чая отказывался?
— Я знал, что ты захочешь чайку. Термос захватил.
— Так чего ты кота за хвост тянешь? Давай скорее свой чай. Конечно, хочу.
— Он вообще предпочитает всем напиткам чай, — сказал Подберезский, обращаясь к Савельеву.
Тот пожал плечами:
— А почему именно чай, Борис?
— Сам не знаю, полковник. Люблю! Всем напиткам предпочитаю. Пить могу его с утра до вечера. Наверное, армия приучила. Могу пить из котелка, приготовленный на огне, могу пить из чайника, мне без разницы, главное — чтобы заварка была хорошая.
Андрей вытащил из своей сумки большой пестрый термос.
— Ты знаешь, Иваныч, сколько я туда заварки бухнул?
— Ну, и сколько же? — улыбнулся Рублев.
— Да полпачки. Настоящей, цейлонской, не лишь бы какой.
— Лучше бы индийской.
— Индийского дома не оказалось.
— Взял бы у меня. Я себе купил по случаю целый ящик.
— Помню. Так ты его, наверное, уже выпил.
— Еще есть. Вернемся — зайдем, отсыплю.
Подберезский засмеялся, показывая крепкие белые зубы:
— Ну ты, Иваныч, даешь! Нам еще туда добраться надо, а ты про обратную дорогу загадываешь.
Самолет тряхнуло, но Комбат со стаканом в руке не пролил ни единой капли горячей дымящейся жидкости.
— Ловок ты, — заметил Савельев.
— А что мне? Я к таким штукам привык. Кстати, что это такое? — Комбат посмотрел в иллюминатор. — А, грозовые тучи, бывает. Помнишь, как в грозу прыгали? — спросил он у Шмелева.
Тот ответил:
— Как же, как же, вам всем было хорошо. Кроме парашютов да автоматов, ничего не тащили. А я со своим птурсом…
— Ладно тебе, Пехота, — Комбат кивнул. — За твое здоровье чаек пью.
— Как я их ненавижу! Из-за них в милицию попал.
— Ты уж на милицию зла не держи. Мои ребята тебя немного побили, но они же не знали, — Савельев говорил извиняющимся голосом. — Думали, что ты торговец.
— Какой я на хрен торговец? Я ненавижу наркотики, наркоманов и ту мразь, которая вокруг крутится.
— Вот и поквитаешься с ними. Думаю, наркотиков там будет столько, сколько ни я, ни вы не видели.
— Мне б до Курта добраться, — пробормотал Комбат, отхлебывая горячий, как огонь, чай. — Кстати, полковник, ты не обессудь на меня.
— За что, Борис?
— Я посплю пару часов. Судя по всему, нам еще махать крыльями два с половиной часа, так что я
