подобострастно улыбающуюся физиономию.
– На ходу тачка?
– На ходу, только ездить опасно. Первый же мусор останавливать будет, спрашивать что такое, – Ариф показал два аккуратных будто сверлом просверленных отверстия на крыле.
Что правда, то правда – побитые стекла еще можно оправдать аварией, а следы от пуль объяснить сложнее.
– Звонил гостиница из автомата, говорил: мы здесь.
Комбат только теперь вспомнил про мобильник, врученный ему Шаин-мюэллимом. Да не стал бы он все равно вызывать подмогу.
– Давай отойдем подальше.
– С вами порядок? Не ранен? – с некоторым опозданием поинтересовался таксист.
– Нет. Ты, я вижу, тоже отбился.
– Слышал выстрел. Еле слышал, затем что музыка включал.
'Да уж, сейчас почти каждая собака с глушителем работает”, – подумал Комбат.
– Сразу машина назад давал. Хотели мешать, но я ведь таксист, им со мной не сравняться.
– С кем говорил по телефону?
– Даже не знаю точно. Мне давно этот номер давали, когда я только перед гостиницей становиться начинал. Сейчас спрашивали адрес, обещали Кямран-мюэллиму передать.
Ариф достал из кармана пузырек с крошечными желтыми таблетками, закинул две в рот.
– Аптека здесь рядом, пошел – валерьянка купил.
– Где мы должны ждать?
– Идем, начальник, покажу. Тебе валерьянка не надо?
– Зачем? Голова не болит, живот тоже. Настроение, правда, хреновое. Но тут лекарства не помогут.
Глава 10
Забирать их явился сам Кямран с двумя помощниками. Лишние разговоры вести не стал, предупредил только, что шеф возвращается вечером, раньше, чем ожидалось.
После одиннадцати Комбата затребовали “на ковер”. Шаин-мюэллим приехал недовольный, что-то у него там, в Гяндже сорвалось.
– А я думаю, где он столько гуляет? Решил свой, параллельный бизнес открыть?
Комбат не собирался стоять навытяжку, сидел в кресле на колесиках, твердо опираясь на подлокотники:
– Мы ведь сразу договорились – я не твой штатный сотрудник. Вроде как водопроводчик по вызову.
– Хорошо-хорошо, ты человек независимый. Никто здесь не претендует устроить тебе жизнь по распорядку. Только надо как минимум советоваться.
– Мое дело – это мое дело, я даже “пушку” не брал.
Шаин-мюэллим не хотел вести разговор в той же позе, что и русский. Если у приезжего хватило наглости сесть без приглашения, значит надо встать. Создать мизансцену допроса, когда следователь ходит вокруг подсудимого сужающимися кругами.
Выяснять Шаин ничего не собирался. Картина рисовалась ясно: Борис решил от чужого имени собрать дань с отдаленных фирмочек и положить в свой карман.
– А таксист? Мне даже странно, честно говоря. Какого черта ты не взял машину просто с улицы?
– Не собирался я ничего скрывать.
– Ну и насколько ты преуспел в итоге? – “мюэллим” заложил руки за спину, продолжая перебирать свои янтарные четки с черной кисточкой. – Нарвался на тех, кто как раз тебя мечтал заполучить, а ты сам пришел, своими ногами.
– Как пришел, так и ушел.
– Бойцовских способностей у тебя не отнимешь. Но согласись, всякое могло случиться. Как у вас говорят: “И на старуху бывает проруха”. Риск был, причем совершенно напрасный.
– Это мои трудности.
– Нет, так дело не пойдет. Если у тебя проблемы с деньгами – скажи мне. А в свободное время не напрягайся – отдыхай.
Из Москвы пришел ответ на запрос – сообщение было встроено отдельными битами в десяток картинок с голыми девицами и отправлено на один из европейских порносайтов. Бурмистров даже не раскрывал эти изображения на экране своего монитора, от порнухи его тошнило.
После Лены у него долгое время не было женщин – не хотелось снова испытать разочарование. На внешние данные ему было плевать, главное – найти такую, которую он мог бы превращать в полуживотное существо, мычащее и стонущее, закатывающее глаза так, чтобы видны были одни белки.
Однажды, отвозя работу заказчику, он случайно обратил внимание на блеклое создание, бредущее по улице в слишком теплой для солнечного дня кофте. Неопределенного возраста, со слабой улыбкой на бескровном лице, оно несло сетку с хлебом и молочными пакетами.
Игорь проследил, в какой подъезд зашло создание, потом, в течение недели навел справки. Оказалось, что двадцатипятилетняя Саша ходит самостоятельно только в магазин, по словам мальчишек, ей давно уже выдали справку из “дурдома”. Они же сообщили, что Саша живет с матерью-уборщицей, которая мотается по трем работам.
Что-то нашло на Бурмистрова, он почувствовал непреодолимую потребность завязать знакомство со “слабоумной”. Заговорил с ней в очереди к кассе. Отвечала Саша достаточно внятно, но замедленно. Самые простые вопросы заставляли ее напрягаться, морщить лоб.
В следующий раз он проводил ее до дверей квартиры и не заметил обычного у женщин страха перед незнакомцем. Навстречу выскочила Сашина мать – ее можно было опознать с первого же взгляда. Такая же блеклая, с такими же прозрачными, почти бесцветными глазами. Только энергичная, суетливая – сейчас она торопилась на работу и что-то дожевывала на ходу. Не обратив внимание на Бурмистрова, стала объяснять дочке про замоченное белье.
Игорь прикинулся посторонним, не останавливаясь, поднялся по лестнице выше этажом. Он не сразу понял, почему плохо одетое, заторможенное существо вызвало острое желание. Потом сообразил – от Саши не исходил испытующий, оценивающий взгляд, в ней не замечалось собственных вкусов и предпочтений. Она выглядела тестом, которое можно смело мять и скучивать – если что-то произойдет, назавтра и не вспомнит об этом. И в то же время ее, с ее слабым умом, размытой личностью, легче будет довести до первобытного состояния, где нет больше разума, членораздельной речи, минимального самоконтроля.
В третий раз Бурмистров позвонил. Ему открыли без обычной паузы, когда человека перед дверью разглядывают изнутри через “глазок”. “Это я” – “Да? Ну, проходите”. Мебель убогая, как и все остальное – в самом деле не стоит бояться воров. Зато чисто: наверное, целыми днями она здесь драит – что еще делать одной? Телевизор древний, черно-белый, застелен салфеткой. Наверное, почти не смотрит, ни черта не понимает.
Он чувствовал себя волком, которого не опознала овца. Нет, почему волком? Волк не намеревается доставить овце удовольствие. А он осчастливит эту дурочку, – может быть, первый и последний раз в ее убогой жизни.
– И дома в кофте ходишь?
– Нет.
Она удивленно замерла, как будто только сейчас поняла, что на ней надето. Некоторое время пыталась понять в чем дело, потом вяло улыбнулась: “Пришла и не сняла”.
