Дорогин допил кофе и ждал, когда Белкина соберет вещи. Приходилось сидеть на кухне, потому что Белкина одевалась. Время от времени Дорогин видел, как по коридору пробегала полуодетая журналистка, на ходу прижимая к себе разрозненные части гардероба.
Наконец она появилась при полном параде, приняла позу, уперев руки в бока, и на полном серьезе поинтересовалась:
– Дорогин, почему ты ко мне никогда не пристаешь?
– Что, очень хотелось?
– Вроде мужик ты нормальный, хотя я в этом начинаю сомневаться. Ни один нормальный мужик возле меня спокойно пройти не может: или ущипнет, или гадость какую-нибудь скажет. В крайнем случае, обернется, да так, что начинаешь за него бояться, того и гляди, шею себе свернет. А иногда так мне в спину смотрят, что даже застежка на лифчике расстегивается.
Дорогин усмехнулся:
– Я спокойный человек и далеко не все свои желания отображаю на лице.
– Значит, было желание? – обрадовалась Белкина. – Я не к тому спрашиваю, чтобы ты приставать начал, мне важно знать, в форме я или начинаю ее потихоньку терять?
– Ты в форме, Варвара, а если говорить насчет застежки лифчика, то это происходит из-за твоей комплекции, а не от взглядов.
– Материалист проклятый, – Белкина метнулась в сторону, загремела чем-то в стенном шкафу и прикатила в коридор огромную дорожную сумку на колесиках.
– Полную сумку кассетами набить хочешь?
– Другой у меня нет, – призналась Белкина.
– Поехали, порнографистка, – Дорогин уже вращал ключи на пальце.
До Горбушки добрались благополучно. Дорогин и Белкина напоминали разведчиков, попавших во вражеский лагерь. Они стояли с дурацкой сумкой на колесиках и оглядывались по сторонам. Киоски, лоточники – непонятно было, с какого конца подступаться.
– Пойдем напролом, – выдохнула Белкина и направилась к ближайшему лотку.
Столешницы не было видно из-за разложенных кассет, компактов, журналов. Белкина просматривала надписи на кассетах:
– Фигня всякая, мультики, боевики, страшилки, ничего стоящего.
Она завладела каталогом тех кассет, которые не были выставлены на продажу. Но и тут ее ждало разочарование. Кое-что еще можно было назвать эротикой, но порнухи, особенно отечественного производства, не просматривалось.
Белкина отложила каталог и обворожительно улыбнулась продавцу:
– Простите, у вас чего-нибудь этакого нет?
– Этакого? – парень, стоявший за лотком, не сразу понял, о чем идет речь.
– Вам что-нибудь изысканное?
– Самое изысканное.
– Могу предложить Фасбиндера и Гринуэя. Копии, конечно, не очень, но для настоящего ценителя…
Белкина готова была выругаться матом и плюнуть себе под ноги. «Черт, – подумала она, – интеллигентный вид! Надо было накраситься вульгарно.»
– Извините, а вы, случаем, не Варвара Белкина? – вкрадчиво поинтересовался продавец.
И только сейчас журналистка заметила свежий номер «Свободных новостей плюс», лежащий на пластиковом стуле.
– Я ее сестра.
– Старшая или младшая?
– Мы однояйцевые близнецы, – зло ответила Белкина.
Парнишка засмеялся, и Варвара сообразила, что парень с ней никогда не будет откровенен. Кому ж это хочется подрубить свой бизнес на корню? Журналист – это нечто вроде налогового инспектора или полиции нравов, только еще хуже. Представителей власти еще сдерживают какие-то инструкции и законы, а журналист – это полный отморозок, может позволить себе что угодно. И если информация от налогового инспектора никуда дальше инспекции не пойдет, то для журналиста чем больше шума, тем лучше, он с этого живет.
– Нет, Фасбиндер – это для меня мрачновато, а Гринуэй у меня есть. Спасибо.
– Не за что. Извините, что ничем не мог помочь. Но приходите на следующей неделе, я постараюсь подобрать вам что-нибудь интеллектуальное.
– Слава Богу, что не духовное, – пробормотала сквозь зубы Белкина.
– Заходите, буду рад помочь.
Варвара с тоской во взгляде осмотрелась. Дорогин стоял метрах в двадцати от нее и скучал, он безо всякого интереса рассматривал торцы кассет.
«Вот же черт! Как это я сразу не сообразила, мне тут делать нечего.» Она решительно направилась к Дорогину и скорбно произнесла:
– Сергей, я самая настоящая звезда.
– Я в этом никогда не сомневался.
– Впервые мне не хочется быть звездой, меня здесь узнают. Даже лоточники и те читают газеты, смотрят телевизор, – Белкина глубоко вздохнула, и ее огромная грудь колыхнулась.
Выражение лица Дорогина при этом ничуть не изменилось, хотя другие мужики начинали при этом пускать слюну.
– Застежка, – бесстрастно произнес Дорогин.
– Что? – не поняла Белкина.
– Не вздыхай так глубоко, не набирай столько много воздуха, застежка не выдержит.
– У меня не только застежки нет, даже лифчика не надела, – отшила Дорогина Белкина. – Плохо быть звездой, плохо быть знаменитой.
– Не хрен было писать всякие гадости про известных людей, лепить свою фотографию к каждому материалу.
– Кто ж знал! – вновь вздохнула Белкина, но поостереглась. Лифчик-то на ней был, но застежка не очень надежная.
Она отошла на два шага и смерила Дорогина таким взглядом, каким окидывают приглянувшийся плащ.
– Что ты на меня так смотришь? – забеспокоился Дорогин.
– Не бойся, приставать не буду. Но у тебя лицо самое что ни на есть подходящее.
– В каком смысле?
– В смысле, что тебя никто не знает и на мента ты не похож.
– Это меня радует.
– По-моему, ты самый что ни на есть типичный клиент продавцов порнокассет.
– Вот за это спасибо, – обиделся Сергей.
– Ты попробуй, у тебя получится, – горячо шептала Белкина Дорогину прямо в ухо. Он чувствовал ее горячее влажное дыхание.
– Ладно, помогу, – сказал Дорогин, – деньги давай.
Варвара передала ему пачку денег и сунула в руки огромную сумку на колесиках.
– Нет уж, – Дорогин вернул сумку журналистке, – может, я и похож на покупателя порнокассет, но никак не похож на сумасшедшего. Я, если дело пойдет, стану приносить их небольшими партиями.
Варвара осталась стоять на месте, наблюдая за Дорогиным. Тот вразвалочку подошел к лотку с кассетами и чуть заметно кивнул продавцу, будто его немного знал. У продавца были такие лицо и руки, которые могли принадлежать кому угодно – продавцу картофеля, мяса, свежей рыбы, но никак не продавцу видеопродукции и компакт-дисков.
– Вас что-то интересует? – шепотом спросил продавец.
Дорогин, как хороший актер, выдержал паузу, а затем посмотрел продавцу прямо в глаза.
– Есть?
