– Я с вами полностью согласна, – сказала Белкина, – памятник и в самом деле ужасен, но совсем по другой причине.
– Сегодня в девять часов вечера памятник будет взорван. Вы должны приехать с телекамерами и заснять это великое событие.
– Я в газете работаю, а не на телевидении, – напомнила Варвара.
– Но вы Белкина?
– Да.
– Тогда снимайте, – и новоявленный террорист повесил трубку.
– Полный идиотизм, – глядя в глаза главному, сказала Белкина. – Никто ничего взрывать не станет, это всего лишь истерика обиженного жизнью человека. Может, мне подъехать к нему, поговорить по душам, по головке погладить и он успокоится?
– Варвара, а если.., в самом деле?
– Яков Павлович, я подобных клиентов знаю, они только угрожать горазды. Не наше это с вами дело.
– Если.., все же? – предположил Якубовский.
– Тот, кто собрался взрывать, не станет звонить за шесть часов до взрыва. Но, чтобы снять ваши опасения, я позвоню знакомому полковнику в милицию, пусть они разбираются.
И прямо из кабинета главного Варвара позвонила своему знакомому – полковнику Терехову. Полковник давненько не видел и не слышал Белкину, а был к журналистке явно неравнодушен. Она вкратце пересказала ему то, во что и сама не верила.
– У нас есть телефон и адрес, по которому он звонил. Терехову не верилось в реальность угрозы, особенно после того, как он прослушал запись разговора.
– Что будете делать? – поинтересовалась Белкина.
– Вы запись не стирайте, отдадите ее нам. Я пошлю ребят, пусть проверят, кто и зачем звонил.
– Я буду ждать вашего звонка. Только звоните, пожалуйста, не главному редактору, он от таких звонков нервничает, а прямо ко мне.
Четверо милиционеров в бронежилетах, с автоматами приехали в микрорайон. Дверь однокомнатной квартиры, которую занимал бывший инженер-строитель, а ныне нигде не работающий сорокалетний Иван Петрович Черкизян, никто не открывал.
У соседки, которая не могла сказать о Черкизяне ничего вразумительного, нашелся ключ, потому как сосед, с ее слов, часто по пьяни терял портфели, сумки и держал запасной комплект у нее.
Квартира оказалась чрезвычайно запущенной. На видном месте лежали брошюры нацистско- коммунистического толка, аккуратно подшитые газеты. Две полки стеллажа занимала литература, посвященная сионистско-масонскому заговору против России.
Соседи сказали, что видели, как Черкизян полчаса тому назад покинул дом, унося с собой увесистый полотняный пакет.
– Варвара, может оказаться, что звонивший собрался привести угрозу в исполнение. Поедешь с нами?
– Странная у него фамилия для русского фашиста – Черкизян. Судя по ней, он должен находиться по другую сторону баррикад.
Без особого ажиотажа люди полковника Терехова отогнали праздно шатающихся от памятника Петру Первому. Милиционеры в штатском расположились на подступах к нему, а сам полковник Терехов и Варвара Белкина сидели в черной «Волге» с тонированными стеклами неподалеку от въезда на набережную.
– Идиотизм какой-то! – говорила журналистка. – Памятник мне тоже не нравится, но это же не повод, чтобы взрывать его. Лучше уж демонтировать и отправить на переплавку.
– Мы проверили, никакой бомбы возле памятника нет. И у меня такое чувство, что этот звонок – блеф.
– Но памятник Николаю взорвали?
– Да, – неохотно согласился Терехов. – Посмотрим, еще только семь часов. Если он и впрямь террорист, то полный идиот. И ежу должно быть понятно, что его повяжут.
– Идиотов в России всегда хватало. Рация в машине ожила:
– Объект обнаружен. Он направляется к набережной, в руках полотняный мешок, достаточно тяжелый.
– Пропустите его, пусть уйдет с людной улицы, – распорядился Терехов.
Варвара оживилась, даже приспустила стекло, чтобы лучше видеть.
Черкизян выглядел уставшим, побитым жизнью человеком, но глаза его горели от возбуждения. Он, не таясь, озирался, словно пытался отыскать съемочную бригаду, приехавшую запечатлеть его героический поступок.
– Мешок тяжелый, – сказала Белкина, – ; вон как ему руку оттягивает.
– Натуральный идиот, – сказал Терехов, тем не менее пребывая в напряжении. – Третий, третий, когда он минует вас, берите его сзади, только осторожно. Не нравится мне его мешок.
– Понял.
Варвара видела, как Черкизян миновал двух молодых крепких парней, стоявших спиной к нему, увидел, как те, переглянувшись, двинулись вслед за террористом. Один из милиционеров на всякий случай сжимал в руке пистолет, второй приготовил наручники.
Черкизян обернулся, заметил преследователей и нереально быстро побежал по набережной, но не в направлении памятника, как можно было предположить, а прямо к черной «Волге», в которой сидел полковник Терехов. Набережная, казавшаяся спокойной, мгновенно ожила. Со всех сторон к террористу бежали переодетые сотрудники милиции.
Он остановился так же внезапно, как и бросился бежать, поставил на мостовую белый полотняный мешок и, прежде чем его успели схватить, чиркнул чем-то о коробок и сунул руку в мешок. Затем упал на асфальт и обхватил голову руками.
Над мешком появился чуть заметный дымок.
Терехов даже не успел скомандовать по рации, чтобы его сотрудники отходили, все и без этого поняли, что надо делать, прятались за фонарные столбы, за скамейки, падали просто на землю – ногами в сторону предполагаемого взрыва. Мешок дымился в каких-то пятнадцати метрах от «Волги».
Терехов схватил Белкину, бросил на сиденье и навалился на нее сверху. Между спинками передних сидений Варвара видела то, что творится перед машиной.
Она не испытывала страха, лишь любопытство: никогда прежде ее не пытались взорвать.
Раздался глухой хлопок, похожий на выстрел, затем еще один. Полотняный мешок дымил, как паровозная труба, пачками из него вылетали сгоревшие и еще только взрывающиеся петарды, взвивались синие, зеленые, красные огоньки фейерверков.
– Отпустите же меня, – возмутилась Белкина, пытаясь стряхнуть с себя полковника. Тот сел, продолжая сжимать Белкину в объятиях.
– Вот урод! Он что, хотел петардами памятник взорвать?
Уже понявшие, что ничего более страшного, чем петарды и ракеты для детских забав, в мешке нет, двое милиционеров бросились на Черкизяна и, не дав ему подняться с земли, защелкнули на руках наручники. Милиционеры были злы из-за того, что испугались.
Еще дымил мешок, еще взрывались последние петарды, а Белкина уже выбежала из машины и пыталась заговорить с Черкизяном. Тот сиял от счастья, моргал раскрасневшимися от дыма глазами, ресницы ему обожгло, как и волосы на голове.
– Вы пытались взорвать памятник?
– Да! – радостно закричал Черкизян, пытаясь из-за спины показать два пальца, сложенные в форме первой латинской буквы слова «victoria». – Мы взорвем памятники всем царям, нас много, всех не перевешаете! – кричал он, извиваясь в руках милиционеров.
Один из них дал ему ребром ладони по шее, и Черкизян жалобно заскулил:
– Сатрапы! Цепные церберы!
Террориста поволокли к машине. Варвара посмотрела на смущенного полковника Терехова:
