— Надеюсь, — с хрипом произнес Чекан и не торопясь направился в спальню.
Он вошел, не включая свет, и тут же одним прыжком выскочил из нее.
— Да что с тобой? — воскликнул Михара, отшатываясь от двери и доставая из кармана выкидной нож.
— Там… — пробормотал Чекан, показывая на приоткрытую дверь. — Он там, там… — почти шепотом, едва шевеля губами, смертельно бледный, с вытаращенными от ужаса глазами бормотал Чекан, снимая пистолет с предохранителя.
Михара приложил указательный палец к губам и показал рукой, что должен делать Чекан. Затем, осторожно ступая, подкрался к двери и резко открыл ее.
— Вон он!
— Стой! — закричал Михара.
Но Чекан дважды выстрелил. И лишь после того, как брызнуло разбитое стекло, как смолк раскат двух выстрелов, Чекан расхохотался, расхохотался истерично, как сумасшедший.
Михара заглянул в спальню, но смеяться не стал, лишь его тонкие губы скривились, и из горла вырвался надсадный звук:
— Лечиться тебе надо, Чекан, лечиться, пока не поздно! Ты же в зеркало стрелял, в свое отражение, ты что, спятил?
И действительно, Чекан всадил две пули в большое зеркало, висевшее на стене прямо напротив двери.
— Не знаю, что со мной…
— На душе погано, все от этого.
Через некоторое время авторитет пришел в себя. Они сидели с Михарой за столом, и Чекан, сжимая в руках стакан с крепким чаем, говорил, глядя в глаза Михаре:
— Знаешь, что я думаю?
— Попробую скумекать.
— Я думаю, у меня нервы расшатались после того, как Данилина порешили долбанные азербы и потом еще моего Митяя грохнули. Я сколько ни пытался разобраться, так и не могу понять, кто бы это мог быть? Кто уложил Митяя и за что? Он же в последнее время вообще ни во что не встревал, возил меня, и все.
— А ты? — спросил Михара.
— Да и я вроде бы ни во что такое…
— А может, кто пошутил?
— Пошутил.., хороши себе шутки. Я ночами не сплю, корчусь, смотрю в потолок, глаз сомкнуть не могу. Ты говоришь, пошутил… Я бы этому шутнику яйца вырвал да кишки выпустил, даже рука не дрогнула бы. А ты говоришь, пошутил…
— Так и не выяснили, кто Митяя грохнул?
— Да нет, не выяснили. И менты с этим делом разбираются, и я через наших пытался. Никто ничего не знает, глухо как в танке.
— У-гу, — промычал Михара, отхлебывая крепкий, чай. — Значит, ты не знаешь и не догадываешься? Или, может, сказать не хочешь?
— Сказал бы, если бы знал, а так — ни ухом, ни рылом.
— Верю, верю тебе, Чекан, знаю, что ты не робкого десятка, и если уж тебя так напугали, то дело заварено круто.
— Не то, все не то.
Чекан подошел к окну и поправил плотно задернутые шторы. Он сделал это движение так, словно боялся, опасался, что за шторами может прятаться кто-то неизвестный, кто замыслил его извести. Ему казалось, что кто-то наблюдает за ним даже сейчас, в комнате с плотно закрытыми шторами, где, кроме него и Михары, никого нет и быть не может.
— Забудь, — сказал Михара, — садись к столу. Знаешь, лучшее средство от страха…
— Какое? — спросил Чекан, пристально взглянув на своего наставника.
— Да уж не таблетки, не водка с бабами и не наркотики. Смотрю я на тебя, диву даюсь! Потребляешь ты эту гадость без меры, здоровье совсем не бережешь. Голову свою губишь.
— А на хрена мне здоровье! — в сердцах воскликнул Чекан, хотя понимал, что Михара абсолютно прав.
— Шерудить надо, друг мой, за дело браться. Давай сядем, потолкуем, я тебе расскажу свои планы, а ты состыкуешь их со своими. Самим нам в это дело лезть не стоит, надо найти тех, кто им займется. На хрена голову в петлю совать, ведь петля может задернуться, и тогда маши руками, а из петли не вырвешься. И чем больше машешь, тем сильнее она затягивается.
— Ты, Михара, как всегда, прав, — уже успокоившись, Сказал Чекан, — пусть лучше веревка на чужой шее сойдется, а не на нашей с тобой.
— Слушай…
И Михара на этот раз почти шепотом, спокойным и бесстрастным голосом принялся втолковывать своему корешу о поселке Мирный, где есть завод, куда поступают алмазы с местных рудников.
— Так вот, — говорил Михара, — там этих алмазов видимо-невидимо. Их не стаканами мерят, как семечки, а кастрюлями эмалированными. Мне это верный мужик рассказывал, он сам там и работал.
— За кражу сел?
— Не за кражу он сел, а своей жене ногу прострелил, застав ее с инженером, когда с охоты вернулся. Вот за это он и схлопотал срок. Но по работе у него все чисто.
Отсидел срок и снова назад уехал. Но я-то его уму-разуму научил, на истинный путь наставил. Его бы без меня в лагере пидаром сделали, а так он был при мне, можно сказать, жизнью мне обязан.
— Верю, — произнес Чекан. — Так ты говоришь, целыми кастрюлями…
— Не я говорю, а он мне рассказывал. Он сам их в эти кастрюли ссыпал, а кастрюли ставил в сейф.
Чекану, конечно, слабо верилось, он с трудом мог себе представить горы алмазов, которые, как фасоль или горох, хранят в эмалированных кастрюлях. Но Михара, если что рассказывал, за свои слова отвечал, и верить ему было просто необходимо, иначе какое же дело можно затеять, если не веришь своему подельнику, который и за тебя часть срока оттрубил?
— Так вот, этот мужичок говорил, что пару кастрюль можно прихватить, и с концами. Естественно, туда придется съездить.
— В Якутию? — воскликнул Чекан. — Так там же холод лютый!
— Такой же, как и в Магадане, ну, может, на пару градусов холоднее. Ты же морозов не боишься?
— Боюсь, — сказал Чекан. — Холода не люблю, по мне уж лучше жара.
— Не побыв в холоде, не почувствуешь и тепла. Так что съездить тебе придется. Полетишь до Магадана, а оттуда доберешься до Мирного. Можно, конечно, сразу из Москвы до Мирного, но лучше не светиться.
— А ты? — спросил Чекан.
— Мне там показываться не стоит, я же только что откинулся. Начнут вопросы возникать: кто, откуда, зачем приехал. — А с моим прошлым все люди моего уровня на учете, ты это прекрасно знаешь. Я же, как-никак, медвежатник, мое призвание — шкафы бомбить. А шкафов там хватает. И если я там появлюсь, сразу же на заметку возьмут, догадаются, что Михара приехал сейф брать. Так что мне там лучше не появляться. А ты возьмешь с собой денег.
— Сколько? — спросил Чекан.
— Столько, сколько будет нужно.
— А сколько нужно?
— Думаю, надо будет брать сразу много, никак не меньше миллиона. И на всю эту сумму по дешевке купить краденых алмазов через моего приятеля. Он, конечно, мужик глуповатый, думаю, что, получив куш, он сразу же смоется. На него все и повесят.
— Слушай, Михара, может, не давать ему денег? Пообещать.., или дать, а затем грохнуть? Это же
