Этот довод Чащина не убедил, ведь он успел изучить возможности Комбата. Куда больше его тревожила судьба девушки. Еще не факт, что бандиты обосновались в городе, и по закону подлости Дарья может наткнуться на них. Ну ладно, пусть не на бандитов, а на спецназовцев. Ватага здоровых бугаев, истосковавшихся по женской ласке, в гуще леса может оказаться для девушки пострашнее уголовников. Егерь представил себе жуткую сцену и повернулся к Даше:
– Уговорила, пойдешь с нами.
Навьюченный, как верблюд, Комбат шагал слегка подзабытой дорогой. Егерь несколько раз оказывался в хвосте, чтобы посыпать их след какой-то дрянью, и однажды Рублев направился совсем другим путем. Ему вспомнилось, как горько он сожалел тем дождливым московским днем, что ему не удалось вырваться на природу. Теперь он хлебнул вволю и полуденного аромата заповедного леса, и чавкающей грязи болот, и еще очень-очень многого. Возврат к жизни далеких предков ему уже малость наскучил. И только поиск убийц не давал окончательно затосковать, подхлестывал активность, будоражил кровь.
Когда начались болота, Чащин не стал рисковать. Встав впереди маленькой группы, он вывел ее на островок, а сам повернул обратно. У начала тропинки через болото он щедро посыпал ее своей фирменной отравой на тот случай, если какая-нибудь собака возьмет след у самой трясины.
– Разговаривать шепотом, здесь голоса далеко разносятся, – предупредил он, вернувшись.
Тем временем отряд грозных мстителей выступил из деревни. Спецназовцы жарились в касках и “брониках”, мужики иронично поглядывали на их амуницию, зато уважительно рассматривали автоматы “Абакан” – лучшие в мире по скорострельности и точности. Казалось, против такой мощи один человек не мог, просто не имел права устоять. Однако сейчас охотникам противостоял не человек-одиночка, а сама природа, дикий сумрачный лес и коварные, готовые поглотить хоть целую армию болота.
Спецназовцы, привыкшие видеть противника или хотя бы ощущать его по злым ответным выстрелам, взрывам гранат, немного растерялись. Обливаясь потом, они все шли и шли, сопровождаемые насмешливым чириканьем птиц, а лес и не думал выдавать беглеца.
Карательная акция закончилась вполне предсказуемо. Люди уткнулись в болото. Один из местных, тыкая перед собой палкой, забрался немного вперед, тут палка, пробив тонкий слой дерна, ушла в топь, человек чуть не упал следом по инерции, кое-как устоял и с перекошенным от страха лицом вернулся обратно.
– Не догнали, так хоть согрелись, – мрачно пошутил командир, отводя взмыленных бойцов обратно в деревню.
Единственным их успехом стало обнаружение стоянки, откуда ушли Чащин и Комбат. Как только командир пообещал дополнительный отпуск, сразу нашлись добровольцы, готовые остаться в засаде.
В это время егерь умело разделывал тушу косули. В специально выкопанной яме он развел костер, а дувший на болоте западный ветер относил дым в сторону от возможных преследователей. Даша стояла рядом. Она стеснялась Комбата и все старалась помочь Чащину, хотя он прекрасно справлялся один. Наконец егерь не выдержал и сказал, обращаясь к Рублеву:
– Должно быть, ушли юные следопыты. Давай, Борис, рискнем, прогуляемся.
– Куда? – удивился Комбат.
– За твоей мечтой. Ты же хотел спать на еловых лапах. Извини, но спальник придется отдать Даше.
Она за мясом присмотрит, а мы займемся устройством твоего логова. Сверху накроешься драным одеялом, а если хочешь, возьми мое, целое.
– Да, Петрович, ты отвратительно подготовился к приему гостей, – заметил Комбат.
– Так их сюда никто не звал, – парировал Чащин.
Когда они вернулись, мясо уже было готово. Чащин залез в свой импровизированный погреб и достал оттуда вместительную бутыль, на две трети заполненную жидкостью цвета разбавленного коньяка.
– Ото! – сказал Комбат.
– Не “ого”, а чистейшая самогонка, настоянная на лучших травах. Вкус неописуемый и никакого похмелья. День сегодня выдался нервный, поэтому надо выпить за спасение и удачу в наших делах. Даша, будешь?
– Ой, дядя Илья, вы же знаете, я не пью, – ответила девушка и почему-то покраснела.
– Вот и хорошо, нам больше останется, – сказал Чащин, разливая спиртное по кружкам.
Комбат сделал маленький глоток. Творение егеря походило на хороший бренди, но ароматом и насыщенностью букета намного превосходило его. И уж меньше всего оно напоминало сделанный на продажу деревенский самогон, которого за годы службы, когда его заносило в самые глухие места, Комбат выпил предостаточно.
– Эх, хороша настоечка! – сказал он.
– Она была бы гораздо лучше, если бы мы пили за упокой этих гадов, – ответил Чащин.
– Еще выпьем. Надо только понять их тактику, найти уязвимое место и нанести решающий удар. А то мы бродим наугад по лесу и в результате получили еще одного мертвеца.
– Да, уязвимое место – это самое важное, – сказал Чащин, когда они выпили по второй. – Вот у меня был случай. Есть у нас озеро недалеко от заказника, удил я там как-то рыбу. Дело было осенью, аккурат в бабье лето. Красота, солнышко ласково грело, деревья стоят разноцветные – желтые, красные, зеленые, рыбка клюет. Сижу я, значит, на берегу, вдруг слышу какой-то треск. Оборачиваюсь, а из лесу на меня выскакивает волк. Тощий, облезлый, глаза горят, из пасти хлопьями пена летит – сразу ясно, что бешеный. А у меня при себе только удочка да садок. Может, я и задавил бы его голыми руками, но он бы меня обязательно цапнул. Да и как его схватить, если у зверей реакция гораздо лучше человеческой? То есть выбор у меня был такой: либо он меня загрызет, либо заразит бешенством. Невеселый, прямо скажем, выбор. Что делать? Времени у меня оставалось с мышкин хвостик, но я все-таки догадался. Как был в одежде, сиганул в озеро. Забрел где-то по пояс, держу в руках удочку и жду. Бешеные звери уже ничего не соображают. Ярость посильнее лютого голода заставляет их бросаться на все, что движется. И конечно, волк следом за мной прыгнул в воду. А лапы до дна не достают, он плывет на меня и не знает, что его ждет. А удочка у меня была хорошая, телескопическая, из стекловолокна. Тяжелая, зараза. Приятели все говорили, что надо было покупать углепластиковую, она, мол, такая же прочная и в два раза легче. Не знаю, может быть, я в тот раз и с углепластиковой бы управился, но всегда хорошо иметь запас прочности.
Удочку я сложил в две секунды и как дал с размаха волку по башке. Только реакция у зверя быстрее человеческой, он в последний момент увернулся, удочка только скользнула по нему. Тогда я стал толстым концом удилища тыкать его в морду, как бы отпихивать от себя. Волк еще больше озверел от ярости: добыча совсем рядом, он плывет к ней изо всех сил, а никак не может приблизиться. Тут я улучил момент и снова как врежу ему по башке. На этот раз попал. Голова волка ушла под воду, но тут же выскочила обратно, словно поплавок. А я по ней снова дал! И еще, и еще. Тут удочка треснула. Я ее отшвырнул и думал выбираться на берег, подобрать в лесу хороший кол или взобраться на дерево, только смотрю – глаза у волка закатились и он слабо башкой ворочает. Оказывается, я его, как в боксе, нокаутировал. Тут уж бежать было совсем глупо. Схватил я волка за горло обеими руками и ткнул мордой в воду. Он почти не сопротивлялся, только немного подергался. Я для верности продержал его минут десять и вытащил на берег. Такая вот со мной однажды приключилась история. Если бы я не догадался прыгнуть в воду, вряд ли бы сейчас с вами разговаривал.
– Я, дядя Илья, эту историю слышала раз сто, – довольно непочтительно сообщила Даша.
– А тебя никто и не просил слушать, – парировал Чащин и повернулся к Комбату:
– Хорошо бы нам угадать слабое место душегубов. Ведь наверняка они плохо знают лес, ходят одними и теми же тропами.
– Если они сюда вернутся. Своими действиями они преследуют какую-то цель, а мы этой цели не знаем, поэтому нам так трудно. Ладно, есть одно соображение. Сначала они убили человека в городе, потом двух у вас, затем снова одного в городе. Может, они действуют по шаблону и опять появятся здесь? Деточка, не надрывайся ты так! Зачем это?
Последние слова Комбата были обращены к Даше, решившей подкатить к костру здоровый
