— То, что Земля круглая, первым понял Пифагор. — Аристотель отвечал охотно, его радовала настойчивая любознательность Александра. — Пифагор, тоже иониец, — эта страна богата мудрецами, — Пифагор считал, что совершенные фигуры — это шар и круг. «Значит, — говорил он, — Земля должна представлять собой шар и двигаться по кругу». А еще он говорил, что Земля движется вокруг центрального огня, потому что центр — наиболее достойное положение, а огонь наиболее достоин занимать это место. И поэтому он утверждал, что Земля обходит этот огонь с запада на восток в течение суток, а Солнце обходит его в течение года.
— А где он, этот огонь? Почему мы его не видим?
— Пифагор говорил, что наша сторона земного шара всегда от него отвращена. А я говорю — мы его не видим, потому что его нет.
— А почему же ты, учитель, все-таки знаешь, что Земля — шар?
Аристотель одобрительно кивнул головой.
— Ты умеешь добиваться своего, Александр. Так вот, я видел затмение Луны. А тень, которую Земля отбрасывала на Луну, была круглая. Пока все. Идите в палестру, друзья.
— Нет, нет! — поспешно остановил его Александр. — Ты, учитель, еще не рассказал, где кончается ойкумена!
— В другой раз.
— Но я хочу знать, велика ли Земля и много ли на ней царств?
Аристотель привел его в портик, где стояли скамьи и стол на трех ножках. На столе лежали бронзовый шар и бронзовая дощечка. Над столом висела на стене белая доска для чертежей. Аристотель взял со стола бронзовую дощечку, на которой была выгравирована карта Земли — суша, реки и океан, окружающий ойкумену.
— Видишь, Александр? Когда-то такую карту сделал ученый-географ Гекатей. Вот Земля — ойкумена. Вот Эллада. Вот Македония. Море. А это огромное пространство Земли — Персия. Персию такой огромной сделал персидский царь Кир. Он покорил множество царств, объединил их. Я тебе уже рассказывал о царе Кире.
— Да, я все знаю про царя Кира, учитель. Значит, это и есть Персия, — повторил Александр. — Она очень большая. А что за Персией?
— Тут — Индия.
— А за Индией?
— За Индией, как видишь, — ничего. Океан. А в этой стороне — Египет. Но говорят, что в Индии, так же как и в Египте, водятся слоны, — очевидно, эти земли где-то соприкасаются друг с другом. Но эта карта Гекатея несовершенна.
Александр долго разглядывал бронзовую дощечку. Потом положил ее на стол со вздохом облегчения.
— Земля не так велика, и царств не так много. Я завоюю их все. И на всей земле будет только одно царство — мое, царя Македонского.
Аристотель с любопытством поглядел на него. Александр стоял перед ним сильный, крепкий, с решительным лицом, с глазами светлыми, зоркими и непреклонными…
— Может быть, может быть… — задумчиво сказал Аристотель. — Победа над персами с тем войском, которое создал царь Филипп, вполне возможна. Но я полагаю, что это не приведет ни к чему хорошему.
Александр промолчал. На этот счет у него было свое собственное мнение, которого никто не мог поколебать.
«ИЛИАДА»
Здесь, в зеленой тишине Нимфайона, Александр повторял за своим учителем гремящие строфы Гомера:
Аристотель сам переписал «Илиаду» для Александра.
Александр был ошеломлен огромным миром, который раскрылся перед ним. Боги, люди, отважные герои, битвы, переплетение чувств, страстей, счастья и страданий… И снова битвы. И снова битвы.
С дрожью сердца он встретил здесь обожаемого героя Ахиллеса, о котором пела мать над его колыбелью, о котором рассказывала, когда Александр подрос. Но разве могла женщина в гинекее рассказать о нем так, как поведал великий Гомер!
Аристотель и сам страстно любил поэмы Гомера. Преподавание поэзии он начал вот с этих его величавых строф:
Александр слушал стихи, как музыку. И не просто как музыку, он слушал их как откровение воину, вождю:
О том, как Агамемнон, оставив «яро храпящих коней» и колесницу,
Александр жадно читал и перечитывал описание боев, заучивал то, что особенно поражало воображение и перекликалось с его тайными замыслами. Он забывал обо всем, сидя над «Илиадой», — и где он, и с кем он. Александр в ахейском войске сражался против Трои.