«Только я этого момента не допущу, — думал Филипп, — нет, они этого не получат!»
Филипп улыбался. Но его единственный глаз остро и внимательно пробегал по лицам своих приближенных. Все были навеселе, шутили, смеялись. К кому бы ни обращался Филипп, все смотрели на него открыто и дружелюбно, все были его друзьями, товарищами, этерами, преданными своему царю.
И все-таки где-то здесь таилась угроза, как змея, которая спряталась за камнем и ждет момента, чтобы броситься и ужалить. Но где?
Филипп заметил, что около него, стараясь занять местечко поближе, все время оказывается молодой этер из знатной македонской фамилии Павсаний.
«Опять этот со своими жалобами, — с досадой подумал Филипп, — Аттал оскорбил его, Аттал обидел его… Так что ж мне теперь, ради этого мальчишки выгнать из Македонии моего родственника и полководца? Пора бы перестать лезть ко мне со своей чепухой!»
Филипп, избегая мрачного взгляда Павсания, отвернулся. И тотчас забыл о нем.
Но не прошло и пяти минут, как Филипп увидел, что Павсаний опять шагает рядом с ним.
«Вот привязался! — Филипп мысленно выругался. — Торчит перед глазами, как… не знаю кто!»
— Не надо омрачать праздника, Павсаний, — сказал он дружелюбно. — Ну можно ли из-за какой-то шутки, правда грубой шутки, — но ведь ты же знаешь Аттала! — так сильно огорчаться? Все уже давно забыли об этом. Забудь и ты.
— Никто не забыл, — с мрачным упорством возразил Павсаний, — надо мной смеются. Даже царица Клеопатра…
— Ты и к ней ходил с этим?
— Да, я просил…
— И что же она?
— То же, что все. Засмеялась.
— Ну вот видишь, никто этого не принимает всерьез.
— Поэтому я и жалуюсь, что моей обиды никто не принимает всерьез. И я еще раз требую, чтобы ты восстановил справедливость и наказал Аттала.
— Клянусь Зевсом, Павсаний, — нетерпеливо сказал Филипп, — я, кажется, многое сделал для тебя, чтобы загладить эту глупую выходку Аттала. Я приблизил тебя к себе, к своему двору. Неужто еще не довольно? Ты мало ценишь мои милости и чрезмерно мнишь о самом себе!
— Ты не накажешь Аттала, царь?
— Нет, я не сделаю этой глупости.
Филипп отвернулся и перестал замечать его.
Увидев царя с его роскошной свитой, с его знатными гостями, толпа тотчас собралась вокруг. Так они и шли все вместе к театру, среди песен, праздничной радости и веселья.
— Какое красное небо сегодня, — вдруг омрачившись, сказал Филипп. — Почему оно такое красное?
Они подошли к узкому проходу, ведущему в театр. Филипп обратился к своей свите:
— Проходите вперед, здесь тесно.
Гости и этеры царя прошли вперед. Рядом с Филиппом остались два Александра — его сын и его зять.
— А все-таки почему такое красное небо? — с внезапной тоской повторил Филипп. — Что оно предвещает?
— Вот что! — глухо сказал Павсаний, ударив царя кинжалом.
Филипп, хрипло и страшно вскрикнув, пошатнулся и упал.
Поднялись крики ужаса и смятения.
В то же мгновение Филипп, хрипло и страшно вскрикнув, пошатнулся, схватившись за грудь. Сквозь пальцы хлынула кровь.
Павсаний, бросив на пол окровавленный кинжал, убегал, расталкивая толпу.
Александр кинулся к отцу, но не успел поддержать его. Филипп упал. Поднялись крики ужаса и смятения. Стража гналась за Павсанием, который бежал, как-то странно извиваясь, чувствуя копья за своей спиной… Говорят, что на окраине города его ждали лошади и он мог бы спастись. Но, нечаянно споткнувшись, свалился, и копья стражников настигли его.
Филипп умер сразу.
Так окончил свою жизнь вождь эллинов, полководец и завоеватель Филипп, царь македонский.
ОЛИМПИАДА
Плач и вопли стояли над Эгами, сменив веселые клики свадебного торжества.
Олимпиада, бледная, с острым блеском в глазах, смотрела, как факелами, зажженными для пира, зажигают погребальный костер царя. И Александр увидел, что в этом пламени, отразившемся в ее глазах, светится жестокая усмешка победившей…
Александр отвернулся, ему показалось это злым наваждением. Она его мать и союзница, самая нежная мать и самая верная союзница. Можно ли допускать такие дурные мысли о ней?
Высокое бледное пламя погребального костра таяло в свете ясной вечерней зари. Полководцы Филиппа, его друзья и ровесники, бородатые воины стояли перед костром в тяжелом молчании. Трудно было осмыслить то, что произошло. Кто ожидал этого? А ведь было предсказание, было!
«Видишь, бык увенчан, конец близок, жертвоприноситель готов». Почему же они не задумались над этим? Почему не поняли? А теперь вот горит перед ними погребальный костер их царя Филиппа. Они любили его. Он был их военачальником, но был прост в обращении, вместе с ними сражался, за одним столом пировал.
И теперь вот они стоят у его погребального костра. Филиппа больше нет с ними. Они больше не услышат его смеха, его громкого голоса, его боевой команды… И не в бою он погиб. Его убили свои, македоняне, изменники.
Горе и ярость наполняли сердца. Полководцы молчали, но с одного взгляда понимали друг друга. Известно, кто сделал это, кто толкнул Павсания на преступление. Те, кому самим хотелось царствовать. Линкестийцы, у которых Филипп отнял их неограниченную власть и силой заставил подчиниться ему!
Александр стоял среди военачальников, рядом с Антипатром, другом его отца, другом его самого. Александр молчал. Только алые пятна на лице и на груди выдавали его волнение. Глаза были полны слез, но он не позволял им пролиться и крепко сжимал рот, чтобы скрыть дрожание по-мальчишески пухлой верхней губы.
Могилу Филиппу сделали обширной и прочной, чтобы умершему было спокойно в загробной жизни, чтобы никто не тревожил его, чтобы душа его имела надежное пристанище. Все, что могло ему понадобиться — драгоценные кратеры с лучшим вином, чеканные чаши, блюда с пищей, золотые светильники, — все заботливо собрали и положили в могилу. Даже банную скребницу не забыли положить. И конечно, принесли покойному царю его боевое снаряжение — панцирь, щит, меч, сариссу.
Потом закрыли могилу тяжелыми каменными плитами и сверху насыпали большой холм, чтобы никто не мог проникнуть в последнее жилище македонского царя.
Могильщики еще трудились над могильным холмом, а в городе уже бушевали страсти. Кому быть царем Македонии? Чье право быть македонским царем?
Полководцы, вся военная знать были единодушны — царем должен стать Александр. Они видели его при Херонее и помнили об этом. Армия ждала похода в Азию, новых побед, новых земель, военной добычи, военной славы. Кто же из всех стремящихся захватить царскую власть достоин заменить Александра?
— Нет, не Александру быть царем македонским! — кричали сторонники линкестийцев, подкупленные ими. — Александр испорчен эллинским воспитанием. Он презирает нравы доброй старины!
