Утром я ехала в стокгольмскую резидентуру, чтобы признаться в своей плохой работе. А там меня ждала новая шифротелеграмма: «Задание отменяется. Агент не придет. Возвращайтесь в Гельсингфорс».
– Обидно, – сказала Зоя Ивановна, – но зато какой урок!
Что касается уроков, то она всегда самым положительным образом относилась к воспитанию молодежи, которая посвятила себя работе в разведке. 3. И. Воскресенская всегда подчеркивала, что мелочей в работе разведчика не бывает никогда. Любая из них способна при определенных условиях сыграть главную роль. Она не уставала повторять: забвение мелочей может на практике привести к роковым последствиям, в особенности при организации связи с агентурой. Много раз вспоминала о своей, как она считала, неудачной встрече с женой японского дипломата в предместье Хельсинки и о комарах, о которых читатель уже знает и которые, оказывается, тоже могут служить на пользу контрразведке.
Зоя Ивановна рассказывала, что несколько лет ей пришлось работать с нашим нелегалом «Павло», выведенным в свое время за кордон и внедренным в Провод ОУНа. Это был преданный нашему, как она любила говорить, делу и Родине человек. Умный, осторожный, обладающий быстрой реакцией. Но у него был один недостаток: он мог забыть час, назначенное место встречи, перепутать день, опознавательный знак, сигнализацию.
Однажды он поехал по делам ОУН в Берлин. Мог задержаться там на несколько недель. Нужно было договориться с ним о способах связи после его возвращения, но его забывчивость… Чтобы он не мог перепутать место и время встречи, Зоя Ивановна предложила ему следующее.
– У тебя, – сказала она ему, – кличка «Павло», которую ты, надеюсь, помнишь. Начинается она с буквы «П», а в ней пять букв. Запомни пять «П» – понедельник, пятница, пять часов, Пакенхюля (название улицы на окраине Гельсингфорса), правая сторона. Кроме того, ты всегда ходишь с палкой. Если палка у тебя будет к моменту встречи в правой руке, то это значит все в порядке. Если в левой, то это сигнал тревоги и, значит, встреча отменяется.
– Запомни, – наставляла Зоя Ивановна, – «Павло», все на «П», и встреча после твоего возвращения состоится в ближайшую пятницу или понедельник.
Вернулся «Павло» из Берлина месяца через два. Пришел на встречу вовремя и в назначенное место, да еще с хорошими результатами. Опирался на палку правой рукой. Когда Зоя Ивановна встретилась с ним, он спросил ее – заметила ли она, какой у него был победный вид. С тех пор «Павло» больше не путал условия связи.
Говоря о подготовке молодежи к разведывательной работе, Зоя Ивановна всегда акцентировала внимание на четком знании иностранного языка, на котором разведчику предстоит работать за рубежом, и приводила по этому поводу такой пример.
После оккупации гитлеровцами Чехословакии на связь с нашим агентом в Прагу был послан сотрудник немецкого отдела Центра капитан Леонтьев. От агента, к которому на встречу был направлен Леонтьев, Центр ожидал важную информацию по Германии, в частности о ведущейся там подготовке к военным действиям против Советского Союза. Но через несколько дней от Леонтьева неожиданно пришла шифрованная радиограмма: «Был по указанному адресу, но в дом нет входа». Начальник отдела П. М. Журавлев послал ему ответную радиограмму примерно следующего содержания: «По нашим предположениям, дом без дверей не бывает, сообщите подробности и повторите адрес и номер дома». Леонтьев ответил: «Адрес такой-то, дом номер такой-то, но на закрытых воротах надпись на чешском языке: «Входа нет». И снова из Центра к неудачливому разведчику идет сообщение о том, что указанная вами надпись на воротах означает: «Прохода через двор нет, а вход должен быть нормальный».
И еще один пример необходимой осторожности и аккуратности при соблюдении конспирации в разведывательной работе.
– Летом в Финляндии, – рассказывала Зоя Ивановна, – встретилась я с агентом в лесу. Мы сели с ним на пеньки и стали разговаривать. Неожиданно пошел дождь. Но мы оба были в плащах и поэтому продолжали наш разговор. Дождь вскоре прекратился. Пора было расходиться – ему в одну сторону, мне в другую. Я посмотрела ему вслед и увидела, что на спине у него часть плаща сухая и светлая, а часть – мокрая и темная. Догнала его и велела сесть на мокрую траву, чтобы намокла и нижняя часть плаща, иначе за три версты видно, что он в лесу где-то сидел. Посмотрела на свой плащ – та же картина. Пришлось и мне в буквальном смысле слова сесть в лужу. Посмотрела на свой плащ – все в порядке, теперь можно было спокойно разойтись.
Зоя Ивановна задумалась. Снова заговорила о конспирации, о том, какую важную роль она играет в разведывательной работе.
– А дети? – спросила она и посмотрела на меня внимательно.
– Что дети? – не понял я.
– Роль детей в вопросе все той же конспирации. Их поведение может одним махом перечеркнуть все усилия родителей в конспирации. Если хочешь, я расскажу тебе два примера на эту тему.
Сотрудник ИНО Брокманн был командирован на работу в Берлин. Было это еще до гитлеровского переворота в Германии. С ним поехали жена и два сына, мальчишки лет по десять – двенадцать. Как-то он пошел с семьей гулять по городу. Ребята увидели в витрине магазина велосипеды. «Купи», – пристали они к отцу. Родители стали объяснять, что пока на такую трату у них нет денег, когда-нибудь придет время… Мальчишки пристали как с ножом к горлу, никакие объяснения и уговоры не помогали.
– Если ты не купишь, я начну кричать, что ты работаешь в ГПУ, – пригрозил старший.
Придя домой, Брокманн в первый и, наверное, в последний раз выпорол сына, чтобы тот навсегда забыл, где работает его отец.
– А мой сын, – улыбается Зоя Ивановна. – Я как ты знаешь, начинала свою разведывательную деятельность в Харбине. Поехала туда с мамой и сыном. Однажды, когда сыну было около пяти лет, мы пошли с ним в парикмахерскую. Я сидела в женском отделении, а его за занавеской стригли в мужском отделении. Слышу – какой-то голос спросил:
– Мальчик, ты чей?
– Мамин.
– А кто твоя мама?
И маленький Володя вдруг ответил:
– Моя мама больше не коммунистка, а папа коммунист, поэтому он остался в Москве.
Я с закрутками на голове зашла за занавеску. Какой-то мужчина стоял рядом с парикмахером, который стриг моего сына. Увидев меня он сказал с масляной улыбкой на лице: «У вас, мадам, прелестный мальчик». Затем поклонился в мою сторону: «Разрешите, представиться – профессор Устрялов». Это был известный в Харбине белоэмигрант, один из идеологов сменовеховства.
После моего возвращения из Китая в 1934 году я попросила направить меня на работу в Ленинград, потому что там с квартирами было легче, чем в Москве. К тому же мне хотелось заняться по- настоящему оперативной работой, я боялась, что здесь меня могут посадить на какую-нибудь канцелярскую работу.
Тогда начальником ИНО был Слуцкий, который и согласился направить меня на работу в Ленинград. Начальником ИНО в Ленинграде в то время был некто Молотковский, которому я не понравилась, думаю, потому, что мне в ту пору не было еще и двадцати пяти лет. Ну, в общем девчонка, хотя я уже два года проработала в Китае. Вскоре Молотковского отозвали, и на его место в качестве начальника ленинградского ИНО приехал А. П. Федоров. Да, тот самый Федоров, который значительно позднее стал известен по делу «Трест» как его организатор и разработчик.
С Федоровым у меня был хороший контакт. И вообще он был исключительный человек. Очень интересный и содержательный. Естественно, нам, его сотрудникам, он ничего не рассказывал о деле Савинкова. Мы об этом не имели никакого понятия. Это все было строго засекречено. Мало кто знал о таких операциях. Очень узкий круг лиц. И это правильно. Широкая гласность в разведке может уничтожить саму разведку. Поэтому здесь надо быть очень осторожным.
Во время службы в Ленинграде Федоров и его заместитель Адамович готовили меня для разведывательной работы в Финляндии, потому что эта страна была соседом Ленинградской области. Во второй половине 1935 года я действительно уехала в Хельсинки в качестве представителя «Интуриста». В резидентуре в то время было всего четыре человека, а резидентом Генрих Бржзовский, позднее отозванный в Москву и арестованный как враг народа.
