игрушек, среди которых были и любимые Далай-ламой. И один из малышей облюбовал игрушки, ранее принадлежавшие верховному жрецу. А значило это, что душа Далай-ламы переселилась в тело того младенца. И право стать Далай-ламой XVI выпало на его долю.
Буддийская философия утверждает: жизнь – это страдание, – продолжал свой рассказ Виктор Востоков, – каждый из нас рождается, страдает и умирает на трех уровнях. У каждого есть 3 тела: физическое (рука), астральное (нагвал) и ментальное (атман).
Физическое тело – это вся анатомия человека, то, что отживает. Астральное – психоэмоциональный контур, или аура. Каждый живой объект имеет светящийся контур. У человека он расположен вокруг головы. Свечение бывает разных цветов.
Цвет зависит от натуры человека, цвета его мыслей. Зеленый – цвет добродетели, благородства; голубой – сексуальной страсти; коричневый – зла, гнева; желтый – цвет учителя, священного. У Христа нимб был желтого цвета. Третье – ментальное – тело – выражение духа, человеческого мышления. Оно связано с ноосферой (по Вернадскому) – сферой сознания, что окружает Землю. Душа не умирает – это главный тезис буддизма. Она остается в сфере всеобщего Разума'.
Целых семь дней мне посчастливилось общаться с тибетским ламой, как ныне величают Виктора Вос-токова. Он не сразу пошел на откровение о своей жизни, о годах, проведенных в монастыре, что в Тибете, Туве и Монголии. Но, находя в себе настрой под успокаивающие звуки таинственной мелодии, невольно стал рассказывать о том трудном и тернистом, но весьма поучительном пути, по которому шел он к сегодняшнему дню: 'Я, как и вы, – деревенский, или, как тут говорят, – кишлачный. Там, в Туве, где я родился, деревню называют кишлаком (тувинский входит в группу тюркских языков). Кишлак наш был расположен в глухой тайге. Отец мой, как и дед, были военными. Вернувшись тяжелораненым с Отечественной, отец вскоре умер. А едва исполнилось мне четыре года, не стало и матери. Остался я сиротой, жил в людях. Что это значит, сами понимаете. Одним словом, сирота есть сирота. И семи лет не было, ушел в тайгу, в горы. Жил, как дикарь, питался плодами различных съедобных растений. Судьба к кому мила, к кому сурова. Меня она бросила в среду диких животных. Что делать, куда деваться? Пришлось учиться их нравам, приспосабливаться к совместной жизни. Не только с мирными животными, но и хищниками. Нашел общий язык с ними, общался при помощи мимики, жестов, особых телодвижений.
Частенько, бывало, зайчики, которых я в свое время спас из капкана, сообщали мне, что посторонний идет по дороге. Быть может, вы спросите: каким образом? А вот как: подбегают ко мне и поворачивают голову в сторону тропы – и я получаю информацию о том, что в тайге чужой.
Вот так началась в моей жизни особая пора, пора общения с самой природой непосредственно. А там, в Туве, в Саянах дивные места. Наверное, не найти таких мест во всем мире. Они еще не тронуты цивилизацией. Оставить бы этот уголок земли в будущем нетронутым, как заповедник.
Общался я и с самыми разнообразными людьми. Со скитальцами, дервишами, ламами, пил с ними зеленый душистый чай, слушал их рассказы. Так постепенно постигал я тайны Востока. Когда мне исполнилось 8 лет, а это было в 1955 году, ламы забрали меня к себе в монастырь. Думал я по детской наивности, что там рай, а на самом деле оказалось все иначе. Отношение ко мне было беспощадным. От утренней до вечерней зари – тяжелый, изнурительный труд, питание было скудное. Но впечатление было детское. А сейчас скажу вам: это был порядок. Все в монастырях подчиняется строгому порядку.
Я сказал, питание было скудное. Быть может, так и надо было.
Обильное питание склоняет человека к безделью. Только лишь 2 раза в сутки, днем и вечером, питались мы. Утром – духовные и физические упражнения, медитация. После послушники отправлялись в горы на поиски снадобий.
Сами ламы занимались, оставшись в монастыре, лечением больных, обращавшихся к ним каждый день из окрестных селений.
Послушниками были не только тувинцы и монголы, а и дунганы, уйгуры, алтайцы, хакасы. Отбирали тщательно. После осмотра и испытаний оставляли только самых выносливых и преимущественно сирот. Потому что у сироты более высокая способность к выживанию.
Обычно европейцев в монастырь не принимали, но я-то азиат, хотя и русский; родился здесь, в Туве, к тому же – сирота. Да, да, сироты пользуются тут особыми правами, они – народ привилегированный для служителей религии. Словом, в монастырь меня приняли.
Однако послушники встретили иноверца враждебно. Каких только неведомых мне приемов они не применяли! Потом только узнал. Кунг-фу – отсроченные удары, таэквондо, кемпо.
Самый страшный из них – удар косой. Что это значит? Отращивают волосы до пояса. Подходят к тебе вплотную, резко поворачиваются и – удар волосами. А волосы-то какие!
Заряженные биоэнергией. Коса превращается в железную палку. Если бьют по руке – рука ломается, если по голове – сотрясение мозга. Каково?!
Но, слава Богу, меня по голове не били. Бывали случаи, когда меня ударяли по плечу, и рука тогда повисала, как плеть'.
– Какая жестокость! – невольно воскликнул я. – Неужели религия разрешает подобное, вписывается ли это в рамки философии буддизма?
'Все связано тут с понятием добра и зла, – отвечает Виктор Востоков, – буддийский монах весьма спокоен и мягок по натуре, но и жесток, когда это требуется. Все зависит от тебя самого. Если ты искренен, и это монах почувствует, то он к тебе благосклонен, проявляет мягкость. Если же ты лжешь, кривишь душой, он допускает по отношению к тебе жестокость, стало быть наказывает. И только тот выживал, кто, воспользовавшись своими сверхъестественными физическими возможностями, мог достойно ответить своим обидчикам. Если это вам не удается, вы должны непременно покинуть монастырь.
Вот почему, бывало, не выдержав натиска своих противников, я убегал в горы. И в один из таких горестных дней, когда бродил по тайге в густых зарослях, вдруг услышал глухой выстрел.
Побежал к горе, взобрался на гребень. На траве лежал застреленный барс. Пуля пробила тело животного насквозь.
'Это, должно быть, мать, а где отец, щенки?', – подумал я.
Неподалеку в горной расщелине зияла пещера, а в ней что-то шевелилось. Это был щенок барса. Я унес его с собой.
Выходил, выкормил парным молоком. Выдюжил щенок, стал настоящим барсом.
Почему так долго рассказываю об этом? Хочу подчеркнуть силу доброты. Будешь добрым к живой природе, к обиженным и униженным – получишь вознаграждение: добро вернется к тебе добротой.
Однажды старые мои противники – послушники напали на меня, стали избивать. А барс мой тут как тут, кинулся на обидчиков. Убрались они восвояси. Вот так, теперь был у меня защитник, хотя еще маленький, но грозный!
В монастыре я обучался восемь лет, потом отправился в путешествие по странам Востока. Неизменным спутником моим был барс'.
Задушевная мелодия, звучавшая тихо и таинственно, создавала особую атмосферу уюта, успокаивала душу.
Тибетско-монастырская и русско-церковная, – пояснил Виктор Федорович. – Я сам соединил мелодии.
– Вы и композитор, выходит?
– Да, немного. Каждый может быть им. У каждого из нас должна петь душа. Ведь музыка лечит.
Если хотите, она – первый исцелитель. Чудодейственные звуки природных явлений, ветра, бури, пение птиц – лечат. Только нужно уметь прислушиваться к их голосам.
– А как вы сами научились лечить? С каких лет?
– В монастырях нет учения в чистом виде. Хочешь – не хочешь, поневоле научишься. Сама обстановка способствует этому. Навсегда, запомнился мне первый мой пациент, монгол по национальности.
Однажды, когда возвращался я с гор, где обычно собирал лекарственные травы, увидел, что в монастыре мой учитель Хомбо Лама Дарма беседует с посетителем. Увидев меня, распорядился, чтобы я лечил больного. Но я еще не умел лечить самостоятельно. Но и отказать тоже не мог. Помню, я заплакал.
– От радости?
