пост. Моряки выстраивают живую цепочку из поста на мостик и вниз к орудиям, передавая ящики из рук в руки. Вахта на мостике удвоена. Появляются артиллерийский офицер Рихард Беккер и рулевой обер-маат Теодор Петерсен. На шее Беккера висит бинокль, чтобы лучше видеть всплески и корректировать огонь; Петерсен несёт мегафон, чтобы передавать приказы Беккера артиллеристам.
Парусник безмятежно ждёт. Теперь его и лодку разделяют не больше 500 метров. «Смотрите, – сказал Лют стоящему рядом стажёру. – Я сейчас прикажу открыть огонь, и тогда я не позавидую тем, кто на шхуне». Лют впился взглядом в шхуну, не обращая внимания на ящики со снарядами, плывущие вокруг его ног.
«Приготовиться открыть огонь!» – крикнул Беккер с мостика.
Лют не сводил глаз с парусника. Он немного помедлил и крикнул: «Пли!»
105-мм орудие, установленное на носу лодки, с грохотом выплюнуло язык пламени, послав снаряд в парусник. Первый выстрел дал недолёт, а потом случилась осечка. «Проклятье!» – прошипел Беккер. 20-мм автомат на мостике вообще не стрелял. «Сырые боеприпасы», – коротко бросил кто-то.
В полной тишине U-43 медленно подходила всё ближе к своей добыче. Новый ящик с 20-мм патронами был передан по цепочке. С грубейшими нарушениями всех правил дефектный снаряд был извлечён из носового орудия и выброшен за борт. Снова лязгнул замок.
«Приготовиться», – скомандовал Беккер, на сей раз не так громко.
Снова рявкнуло 105-мм орудие, и тут же отрывистые удары и треск напомнили о существовании двух кормовых орудий. Открыли огонь 20-мм автомат на мостике и 37-мм зенитка на палубе позади рубки. Артиллеристы U-43 уже устали, но пристрелялись довольно быстро. Шхуна буквально возвышалась у них над головами, и первый же снаряд попал в штурманскую рубку. Взлетел клубок дыма, и она исчезла.
Теперь обречённый парусник ожил. Из заполненных дымом отсеков хлынули люди. «Смотрите, они пытаются спустить шлюпки!» – крикнул кто-то на мостике. После третьего попадания на палубе шхуны начался пожар. Огонь быстро охватил мачты и снасти. С каждым новым попаданием языки пламени вздымались все выше.
Экипаж судна даже не попытался спасти его. Две спасательные шлюпки под градом головешек и пепла поспешно отвалили, взбивая вёслами оранжевые волны. Столб дыма поднялся над горящей шхуной и упёрся в низкие облака. Через несколько минут кто-то пробормотал: «Фок-мачта готова… Бизань тоже…»
«Словно Летучий Голландец», – нервно заметил стажёр, но Лют не слышал его. Как раз в этот момент большая волна прокатилась по палубе лодки, чуть не захлестнув рубку. Когда она схлынула, смолк и грохот всех трёх орудий U-43. Повернувшись к 105-мм орудию, Лют увидел, что возле него никого нет. Волна смыла одного из артиллеристов за борт, и он висел на страховочном лине, в то время как остальные пытались втащить его обратно на палубу.
«Какого чёрта вы делаете?! – завопил Лют, брызгая слюной. Он указал пальцем на пылающий парусник. – Продолжайте огонь, а этот ублюдок пусть плавает!»
«Но ведь это один из наших, герр капитан», – поспешно сказал Швантке.
Артиллеристы втащили своего товарища на палубу и бросились по местам. Орудие возобновило стрельбу, каждую минуту посылая в цель новый снаряд. Фугасные снаряды чередовались с зажигательными. Кормовые орудия тоже продолжили лихорадочную пальбу.
Так продолжалось почти час. Артиллеристы взмокли, у них ныли спины и болели руки. Теперь парусник горел до самой ватерлинии, разбитый корпус извергал клубы дыма. Судно умирало. Спустя некоторое время шхуна плавно повалилась на борт. Однако артиллеристы Люта продолжали всаживать снаряд за снарядом в искорёженный пылающий остов. Лют молча наслаждался редким зрелищем.
Всё, что происходило с Вольфгангом Лютом в последние 6 лет жизни, которые пришлись на военные годы, прекрасно известно. Горящий парусник словно бы осветил эти события. Но первые 20 лет жизни подводника окутаны дымкой. «Я родился 15 октября 1913 года в Риге в семье Августа Люта. Во время войны я вместе с матерью и 4 остальными детьми жил в Бреслау, тогда как мой отец был сослан в Сибирь. В 1921 году мы вернулись в Ригу. Там я учился и закончил германскую старшую школу. В начале 1933 года я поступил на службу в германский ВМФ. В конце 1936 года мне было присвоено звание лейтенанта флота, а в 1937 году я был переведён на подводные лодки в качестве вахтенного офицера…» Эта короткая запись была сделана в 1942 году, Лют полагал, что всё остальное не заслуживает упоминания. Мы мало что можем к этому добавить. Лют был четвёртым и самым младшим сыном Августа и Эльфриды Лют. Его отец был мелким предпринимателем и владел небольшой фабрикой, выпускавшей изделия из тонкого трикотажа. Его дед Фридрих, именем которого была названа фирма, перебрался на восток из Любека в середине XIX века и основал дело. Среди заказчиков Августа Люта была и Российская Императорская Армия. Тем не менее, Август Лют был сослан в Сибирь, а его семья на 7 лет была отправлена в Бреслау.
С момента возвращения в 1921 году и до дня поступления Вольфганга Люта на службу в ВМФ в 1933 году, он жил в Риге. В 1927 году он закончил местную гимназию, а в 1929 году получил аттестат зрелости – эквивалент диплома старшей школы. В 1931 году Лют поступил в престижный институт Готфрида Гердера на специальность «правоведение». Казалось, его ждёт успешная карьера. Но 1 апреля 1933 года, всего через 2 месяца после того, как Адольф Гитлер стал рейхсканцлером Германии, Лют бросает институт и поступает на службу в Рейхсмарине.
В этот день он прибывает в Штральзунд на побережье Балтийского моря недалеко от датской границы. В качестве новобранца Люта направляют на маленький островок Денхольм для прохождения начальной военной подготовки. Штральзунд являлся первой ступенькой в отлично налаженной системе подготовки офицеров германского флота. Лишь самые лучшие могли преодолеть её, чтобы взобраться на следующую.
Три месяца учёбы в Штральзунде были очень тяжёлыми, с новобранцами обращались в лучших (или худших?) традициях строевой муштры. Пока они считались обычными пехотинцами: носили серые шинели, сапоги и каски и были вооружены винтовками. Надо заметить, что все будущие моряки, как новобранцы, так и старослужащие, в германских вооружённых силах числились солдатами. Они жили в казармах, маршировали на строевом плацу, совершали марш-броски, преодолевали полосу препятствий под замысловатую ругань инструкторов. До завершения курса начальной подготовки новобранцам даже не разрешалось надевать флотскую форму. Вольфганг Лют выдержал это испытание.
После Штральзунда шли три месяца парусной практики. Лют был направлен на учебный корабль Рейхсмарине «Горх Фок». Было бы интересно побольше узнать об этом периоде жизни Люта, ведь плавание на парусном корабле становится чем-то таким, что не забывается до конца жизни. Именно в это время закладывается основа будущей карьеры. К сожалению, не сохранилось никаких свидетельств службы Люта на «Горх Фоке» или в Штральзунде. Все документы либо затерялись, либо погибли в годы войны.
Чтобы представить себе молодого моряка Вольфганга Люта, нужно обратиться к неофициальным источникам информации. Скорее всего, он выглядел так же, как на более поздних фотографиях. Он был среднего роста, хорошо сложён, имел голубые глаза и довольно крупный нос. Вероятно, в юности у него на голове было побольше волос, но за время войны он облысел, сохранив лишь венчик вокруг макушки, что сильно напоминало тонзуру монаха. Когда он улыбался, становилась видна большая щель между верхними резцами. Борода, которую он отпускал во время боевых походов, росла вокруг нижней челюсти, не поднимаясь на щёки. Он имел внешность скорее запоминающуюся, чем приятную. Однажды на лекции по расовой теории Люту сказали, что его продолговатый череп и черты лица свидетельствуют о принадлежности к баварской знати. Это здорово его рассмешило.
Несколько бывших членов «Команды 33»[2] помнят Люта молодым человеком. Юрген Эстен, также удачливый командир подводной лодки, помнит его спокойным, почти интровертом. Лют не принадлежал к весельчакам, хотя и не был лишён чувства юмора. «Лют был родом из Прибалтики», – не задумываясь, сказал Эстен, словно место рождения могло определить внешность и характер Люта. А может быть, действительно могло?
Рига была крупным балтийским портом, через неё шла за границу основная масса русского леса и мехов. Ежедневно её покидало множество торговых кораблей, и столько же приходили в порт. Немцы обосновались в Риге ещё во времена Тевтонского Ордена. Именно они превратили Ригу в торговый центр четыре века спустя. К 1913 году немецкая община составляла значительную часть населения Риги.
Рига также являлась столицей Латвии, маленькой балтийской провинции клонящейся к упадку
