Ведь это и есть трехголовая гидра
Это и есть змей о трех головах
Сколько мерзости и крови прольется только
из-за завистливой силы сравнения
И как счастливо хватаются за крошечную
соломину сравнительно меньшего,
но в сравнении с другими все же большего
Но в сравнении с чем может быть пуля
прошедшая рядом? И говорящая
В сравнении с чем ты можешь то,
что сидит в тебе? Есть ли у тебя
это сравнение?
Музыкант задумчиво глядел на буддистку-стенографистку.
— Тебе нравится? — спросила Бэтти.
— Нравится. Это написала ты? Поразительно. Обычно женщины так не мыслят.
— А я и не мыслила. Но это было давно.
— Ты знаешь, и я баловался такими штучками. Тоже это было очень давно.
— Коля, милый, прочти!
— Я-то прочту, но сильно подозреваю, что бред и покажется бредом.
— Нет-нет! Я уверена, ты ошибаешься!
— Ладно, мне не жалко, но предупреждение я сделал.
К линейности несем накопленную ношу
Чей выполнен заказ с таким потенциалом?
Я знаю, он придет, зеркальный заоконщик
Я знаю, он придет на наше рандеву
Теряя — не терять: искусство или похоть?
Они близки: они две стороны кристалла
И в тот последний миг линейности
отточенной, хотя они близки — я выберу одну.
Музыкант замолчал. Побарабанил пальцами по столу и стал глядеть в потолок.
— Ты прав, Коля. Стихи не от мира сего. Ты, оказывается, глубоко религиозный человек. А ведь не скажешь так сразу.
— Я религиозный? Поверь, ты ошибаешься.
— Да нет, я не ошибаюсь. Трансцендентно прочувствованный текст. Великолепно. А еще есть что-нибудь?
— Есть, Бэтти. Мне нравится твой черный юмор.
— Так прочти.
— Я прочту, но больше не проси. У меня свой стиль, и я его долго выдерживать не в состоянии.
Из длительности жму остатки оснований
Лишь дальностью ума понятен тайный ход
В своем сопоставлении — аритмика желаний
Вот корень основной — и длительности род.
Музыкант немного злорадно глядел на Бэтти:
— Ну, как стишок? — Бэтти молчала.
— Чего молчишь?
— Коля, тебе нужно принять буддийское вероисповедание. Твои стихи стоит перевести на санскрит.
— Любопытная идея десантирования русской семантики...
В закусочную вошли еще два человека. Фигура одного показалась Музыканту странно знакомой. Он непроизвольно отодвинул бамбуковую штору и увидел перед собой ушастого параноика, избегающего спагетти. А с ним — гориллообразного китайца. Оба были в длинных плащах. Нос ушастого распух и почти удвоился в размере. Пауза опознавания длилась секунды две и была наполнена электризующей энергетикой предстоящего прямого действия. Музыкант успел сказать итальянцу:
— Будет время — почитай Бобергауза.
В ответ параноик выхватил из-под плаща израильский «Узи» и, бешено глядя на сладкую парочку, дал очередь прямо от входа в заведение. В помещении никого не было, кроме Музыканта, Бэтти и официанта. При скорострельности этого оружия 900 выстрелов в минуту весь залп занял секунды три. Пули изрешетили стену, побили посуду, но ни одна не влетела за бамбуковый занавес. Китаец выхватил длинный метательный нож и с воплем метнул его в Музыканта. Стальное лезвие вонзилось в деревянную стену рядом с его головой. Сицилийский живодер вытащил второй магазин и стал вставлять его в автомат. Китаец выхватил сразу два ножа — левой и правой рукой, — и, заведя их за спину, заорал наводящее на цель заклинание «Йааа!!!».
«Бах! Бах! Бах! Бах! Бах! Бах!» — прозвучало шесть выстрелов у самого уха Музыканта. Стреляла Бэтти из «Магнума». Стреляла стоя и держа револьвер двумя руками. Мафиози не ожидали такого апофеоза их оперного выступления. Две пули попали в лицо макароннику, и он упал, дрыгнув худыми ногами. Автомат отлетел в сторону. Остальные четыре получил дружелюбный китаец. Лицо его осталось цело, но все пули попали в грудь и живот. Он упал на бок и тяжело стонал. Вот тебе и маленький калибр. Скорее всего, пули были подрезаны.
— Уходим, — быстро проговорил Музыкант. Он оставил деньги на столе (за рыбу и сакэ) и они быстро покинули заведение. Бледный официант не сказал им ни слова. Выскочив за угол, прошли, не очень торопясь, квартал, свернули на соседнюю улицу, дошли до следующего. Музыкант остановил проезжавшее такси. Сели: «Нам до ближайшего супермаркета». Там была станция метро.
И только в подземелье обоих стала бить нервная дрожь. Но недолго. Несколько секунд. Хотя Бэтти, конечно, подольше.
— Ну, что я тебе говорил о разумности пуль? — спросил Музыкант у буддистки-стенографистки- снайперши, выпив изрядную порцию сакэ и жуя маринованного лангуста, политого горячим соусом с рыбными фрикадельками. Они сидели в китайском ресторане недалеко от отеля «Тацуно». Все это было на достаточном отдалении от злосчастной закусочной, и ее теперь стоило лишь забыть, тем более что там, скорее всего, собралась вся полиция района. Музыкант уже успокоился, но выстрелы короткоствольного «Магнума» еще гремели в ушах.
— Разум глазу не виден. Я тебе еще до практического эксперимента говорил об этом. Пули выпускает не человек. Это всеобщее заблуждение. Но, правда, есть случаи, когда их выпускает Сатана. Это уже посерьезней. Да только тот дружище тоже не так прост. И даром ничьи пули направлять не будет. Ему от этого только напряжение и никакого удовольствия. А плата за его помощь — нерентабельна. Ну, а божьи пули видят только божью цель. А эта цель нами не постижима. Представители структурализма, — есть такая неопределенная полувера, — возможно, будут со мной не согласны, и это, кстати, не совсем по твоим конфессионным взглядам. Но веры разные, а Господь один. Так что верь — мне.
— А я тебе верю.
— Где «Магнум»?
