в Византии. Спустя немного времени, один из варваров бердышников, которым вверено было охранение царских палат, прибыл в Одрисы, – в так называвшуюся в старину Орестиаду, – а ныне Адрианополь. Прийдя в одну гостиницу и выпив там много вина, он высказал тайну, что логофет послал его с целью – обманом подойти к Вриеннию и умертвить его. Об этом было донесено Вриеннию; варвар тотчас же был схвачен и, подвергнутый пытке, волей-неволей признался, что действительно было так. Иоанн Вриенний приказал отрезать ему нос и немедленно отправил к брату письмо, которым склонил его к восстанию. Когда это письмо доставлено было ему в Диррахий, – он в крайнем недоумении не знал, что делать: решиться на измену считал он делом страшным и могущим навлечь величайшие бедствия; а пренебречь всем и предать себя очевидной опасности – находил несвойственным мужу доблестному, благоразумному и мужественному. Долго колебался он в этих мыслях, а между тем письма брата непрестанно подстрекали его.
6. Таковы были обстоятельства Вриенния. В это время кесарь, видя, что сын его приближается к смерти и что после него останутся в самом юном возрасте его дети, естественно старался найти попечителя о его доме. К этому побуждали его – как сам Андроник, так и прекраснейшая из всех женщин, супруга его, соединявшая с внешней красотой красоту внутреннюю, сиявшая, кроме знатности рода, и чистотой добродетелей, и приятностью нрава. Родовой она производила, по отцу, от болгарского василевса Самуила, ибо была дочь сына его Трояна; а по матери, – от Контостефанов, Аваллантов и Фокадов, мужей в древности знаменитых и обладавших великим богатством. Эта-то жена, отличавшаяся от всех женщин своим умом, не переставала упрашивать мужа об отыскании её детям какого-нибудь покровителя и даже подала ему совет, сколько благоразумный, сколько же и полезный. Он состоял в том, чтобы старшую их дочь выдать замуж за Алексея Комнина. У них было три дочери, из коих младшую – Феодору с младенчества её посвятили они Богу и обручили непорочному и бесстрастному Жениху.[118]
Теперь им надлежало позаботиться о двух других, преимущественно же об упомянутой выше Ирине; ибо эта девица была исполнена прелестей, стояла красотою телесной и чистотой нрава. Мать высказала свою мысль о её замужестве, – а кесарь одобрил её, а протовестарий,[119] то есть, знаменитый Андроник так обрадовался, что почти забыл о своей болезни. Ходившего иногда к нему Алексея Комнина однажды принял он наедине и спросил его: не хочет ли он жениться? – ибо прежде обрученная ему невеста, дочь Аргира, мужа именитого, богатого и обладавшего большим имением, умерла. Узнав о его желании, он тотчас же предложил ему родственный с собой союз. Благоразумный более, чем всякий другой юноша, Алексей хотя и рад был услышать это предложение, заметил, однако же, что согласие на него зависит от воли его матери.[120] Тогда весь дом кесаря захлопотал: прекраснейшая из всех женщин привела в движение всех слуг и домочадцев.
Между тем василевсу было не по сердцу, что Комнин через брак соединяется родством с этим домом, да и мать Алексея, питавшая старинное нерасположение к кесарю и дому кесареву,[121] неохотно склонялась на это, равно и родной брат державного, Порфирородный Константин, очень любивший мужественного Алексея, не соглашался на такой брак; ибо у него была старшая сестра, по имени Зоя, на которой он думал женить его. Но мудрейшая из всех женщин не испугалась столь великих препятствий; она не давала сна очам и веждям дремания, не жалела и денег, пока прекраснейшую девицу не обручила с прекраснейшим юношей. Отец немногим пережил их обручение и скончался, оставив любимую дочь в приятных надеждах. Но злые люди начали было опять одерживать верх, и брак легко мог быть расстроен; потому что они по прежнему стали отравлять злом простосердечие василевса, – так я называю его легкомыслие. Но Промысел все преодолел; ухищрения зависти рассеялись и разлетелись, как пчелы от дыма, и спустя немного, благополучно обрученные явились прекраснейшими новобрачными. Как это произошло, скажем, когда приведет нас к тому предначертанная последовательность речи.
7. Иоанн Вриенний, о котором было упомянуто выше, видя, что брат его медлит, пятится назад и всеми силами старается избежать участия в восстании, соображал, как бы заставить его хотя бы против воли приняться за дело. [122] Уже он расположил в пользу своего замысла все чиноначалие города и, привлеча на свою сторону весь Адрианополь, часто призывал брата. Его действиям сопротивлялся Тараханиот, человек, хотя еще молодой, но весьма сообразительный и умный более, чем кто другой. Он писал василевсу и логофету и требовал от них вспомогательного войска, чтобы ему можно было подавить возгоравшееся уже восстание. Но те, либо по недостатку в военных силах, либо по беспечности относительно этого дела, не посылали ему никакой помощи. Тараханиот держался довольно долго; но когда увидел, что и сам он, и все его единомышленники находятся в явной опасности, – немного ослабил сильную свою настойчивость и, по предложению матери Вриенниев, Анны куропалатиссы, согласился соединиться с её сыновьями узами родства, – сестру свою Елену, которая блистала красотою и превосходила скромностью всех сверстниц, обручил с сыном брата Никифора, и через то вступил с ними в союз.
8. Между тем василевс Михаил, не зная, как мне кажется, о соумышлении Василаки с Вриеннием, назначил его дукой Иллирии и приказал ему, если можно, схватить Вриенния и в узах препроводить в Константинополь. Когда весть об этом дошла до Вриенния, он увидел, что ему не следует более медлить, и с поспешностью устремился домой (в Адрианополь). Итак, он выступил, ведя за собой небольшое войско. Но в то же самое время, в Диррахий поспешал Василаки, надеясь застать там Вриенния. Посему и вышло, что они встретились под Фессалониками, – тогда как Василаки успел уже занять город. Видя, что Вриенний ведет за собой небольшое войско и что он гораздо слабее его, Василаки как бы забыл клятвы и договор с родным его братом и напал на него. Вриенний мужественно выдержал нападение и, убив многих воинов Василаки, заставил его обратиться в бегство и запереться в городе. Из города Василаки выслал к нему послов и просил его возобновить клятвенный договор, заключенный им с его братом. Вриенний очень охотно принял это и утвердил условия. После того он двинулся к Адрианополю и встретился с братом, ведшим огромное войско. Иоанн имел при себе все полки македонские и фракийские с полковыми и фаланговыми их начальниками. С ним соединились также все власти городов, и он всех принимал ласково, потому что был человек внимательный и разговорчивый более, чем кто другой.
Итак, став лагерем, они начали приготовляться к подвигам. Иоанну Вриеннию казалось, что не должно медлить и терять время. Поэтому, пришедши к брату со знаками царской власти, он стал принуждать его возложить их на себя. Когда же тот отказывался и требовал времени для размышления, – Иоанн начал убеждать всех, если можно, принудить его к тому силой. Однако же твердость Вриенниева духа одержала победу. Вриенний объявил, что на следующий день он соберет гражданских правителей, воевод, полковых начальников и назначит совет, с целью исследовать в общем собрании полезное для всех. Таким образом, на этот день он сдержал порыв брата и правителей. Но, наконец, один случай побудил его и против воли покориться настойчивому их желанию.
9. Гарнизон Траянополя, желая сохранить преданность своему государю, запер городские ворота и взошёл на крепостные стены, чтобы караулить город. Услышав об этом, многие из воинов Вриенния прибежали сюда, как на зрелище, безоружные. Тогда находившееся в городе стали поносить их и упрекать в неверности, а стоявшие вне города отвечали им тоже ругательствами. Потом начали одни в других бросать пращами камни; а когда весть об этом пришла в лагерь, – (на место драки) сбежались войска еще более, и некоторые вздумали наскоро смастерить лестницы, грозясь тут же взять город. Когда весть об этом дошла до Вриенния, ему было весьма неприятно, что тогда как сам он еще медлил и устранялся от тирании, воины его уже обнаруживают тиранию и при том в отношении к такому городу, в котором много хороших людей, и на первом, как говорится, шагу обагряют руки кровью соотечественников. Поэтому он тотчас послал удержать воинов от нападения. Посланные явились на место драки прежде, чем она превратилась в великую битву, и укротили ярость воинов. После того случая признано было нужным оставить близ городских стен достаточную стражу, чтобы (траянопольцы) не сделали ночью вылазки из города и не произвели в войске смятения. Исполнено было и это распоряжение.
Тогда сын домогающегося теперь царской власти Никифора, Патрикий Вриенний, едва вышедший из детского возраста,[123] мальчик живой и отважный, взяв с собой
