Валерьевичу пришлось кому-то давать взятку. К его слову и так прислушиваются.
— Это ты так думаешь, а обвинение думает иначе. Кстати, любезная Кэт, у этого дяди были права на твоего сына?
— Прав у них никаких не было. Во-первых, согласно документам, в Африке оказалась Галина Поварова. Это жительница Сухуми, вместо которой я попала на корабль. Во-вторых, Мурумби обманом увез меня из госпиталя в Занзибаре в деревню, где жил его брат. Так что это они должны отвечать за похищение. В общем, история длинная и запутанная.
Марина быстро строчила в своем блокноте. От напряжения ее пальцы, сжимавшие ручку, побелели.
— А что, у тебя диктофона нет? — спросила я.
— Какой диктофон? Диктофон — это улика. А записи в блокноте — другое дело. Мало ли что тебе взбредет в голову наплести, лишь бы свалить вину с собственных плеч.
— Марина, пойми. Для меня арест твоего отца — беда не меньшая, чем для тебя. Я ему своим спасением из плена обязана. Так что давай говорить по существу. Чем я могу помочь?
— Ты обязана пойти в милицию и заявить, что ни с какими просьбами о помощи к Островскому не обращалась и что взятку тому чиновнику, — она назвала фамилию, — ты дала самолично.
— Я сделаю все, чтобы помочь Валерию Валерьевичу, но я боюсь запутаться в показаниях. Я ведь не давала никаких взяток.
— Ерунда. Подготовь краткую версию и стой на своем. Только не тяни резину, отправляйся поскорее к следователю.
Марина решительно затушила сигарету о массивную пепельницу, спрятала блокнот в сумку, встала и быстро, не оглядываясь, вышла из закусочной. Я заказала еще чашечку кофе, чтобы обдумать, какие слова я скажу в милиции. Но шум и гвалт вокруг не давали мне сосредоточиться.
Я продолжала мучиться над этой задачей два дня.
Чиновника, которому якобы я дала взятку, я никогда не видела, кабинет его тоже представить не могла. Может, придумать, что я подловила его на улице? Нет, все очень сложно. На мое счастье, неожиданно позвонил адвокат Островского. Узнав, что я собираюсь в милицию с повинной, он испугался.
Его гладко льющаяся по телефону речь прервалась на полуслове:
— Что вы, Екатерина Геннадиевна, ни в коем случае. Давайте так. Мы встретимся с вами и обговорим конспективно ваши возможные показания.
Эта встреча тоже состоялась в кафе, но в кафе респектабельном, где снимают верхнюю одежду и обслуживает официант. Да и сам адвокат, судя по виду, был преуспевающим. Адвоката нанял сын Островского — Максим. Думаю, услуги его были недешевы. Мои старенькие «Жигули», унаследованные от Юры, припарковались рядом с вишневым «фольксвагеном» адвоката почти одновременно.
Я пересказала адвокату свой разговор с Мариной и спросила, что мне делать.
Адвокат покачал седой головой. Он категорически запретил проявлять мне любую инициативу и куда-либо обращаться. Намерение Марины написать статью его тоже не обрадовало. Он боялся, что дочь, охваченная эмоциями, не сможет подать события в нужном ракурсе. Если и публиковать материал на эту тему, то надо искать журналиста с именем, работающего в солидном издании. Желтая газетка, с которой сотрудничала Марина, имела скандальную репутацию. В завершение своей тирады адвокат сказал:
— Пункт о взятке — самый слабый у обвинения.
Мы снимем его очень быстро. В день дачи предполагаемой взятки Островский проходил обследование в кардиологическом центре. Как только мы докажем это, одна цепочка обвинений рассыплется полностью. Опасность представляет другой пункт: незаконный экспорт технологий. Акустический модуль, использованный Островским в рыбном трале, имеет военную родословную. Он являлся частью конструкции минного тральщика. Если бы свою технологию Островский внедрил на российском рыболовном судне — другое дело. А он сотрудничал с британцами. По этой статье можно получить до пятнадцати лет.
— Пятнадцать лет! — Я уронила голову на руки, задев бокал с безалкогольным коктейлем. Бокал упал и залил скатерть темно-красным томатным соком. Подбежавший официант вытер стол и унес опрокинутый бокал. — Боже мой, да он будет совсем стариком, когда выйдет оттуда!
Я всхлипывала, не в силах удержать слезы. Адвокат взял из стаканчика свежую бумажную салфетку и протянул мне. Когда я немного успокоилась и отложила влажную скомканную бумажку в сторону, он продолжил:
— Не надо заранее оплакивать Валерия Валерьевича. Будем работать. У защиты уже есть своя стратегия по этому делу. Главное, Екатерина Геннадиевна, прошу вас, никакой самодеятельности.
После разговора с адвокатом я сделала только один самовольный шаг: попыталась навестить Островского в следственном изоляторе в «Крестах».
Как и следовало ожидать, получила отказ. Кто я Островскому? Посторонний человек.
О том, что жизнь полосатая, я знала давно. Полоса белая, полоса черная — это в порядке вещей. Теперь же я заметила, что палитра жизни гораздо сложнее. Полосы имели явный тематический оттенок.
Если с деньгами в одном месте — непруха, то и в другом — обвал. Здоровье пошатнется — болезни одна за другой липнут. В личных отношениях крушение — тогда всюду от ворот поворот. Ни любви, ни жалости, ни сочувствия от людей не дождешься.
Сейчас в моей жизни наступила полоса бумажной волокиты. Первой ласточкой стало оформление этой зимой лицензии для турфирмы. И что ни дверь — открывай кошелек, если хочешь дальше пройти. Я не говорю о примитивных взятках в конверте. Нет, на каждом этапе — свои заморочки.
Вначале государственные сборы и отчисления за каждую немудреную бумажку. Затем индивидуальный подход к властным лицам. Одному начальнику пришлось оформить льготную путевку на Лазурный берег Франции. Другому достать со скидкой билет на самолет. В итоге я многому научилась и лицензию на деятельность турфирмы получила. Но в моих действиях дотошный ревизор тоже мог бы найти состав преступления.
Пороги судебных канцелярий были выше. Там, где разрешалось войти в комнату и поговорить со служащими — секретаршей, делопроизводителем, инспектором, — все решалось легко. Я дарила клеркам коробку шоколадных конфет или коньяк и получала в итоге справку, которую они обязаны были выдать мне и без подношений. Но там, где общение проходило через окошко с решеткой, был один ответ — «не положено». Должностное лицо за пуленепробиваемым стеклом не видело и не слышало тебя в упор. Кажется, не только пули, но просьбы и слова отскакивали от гладкой холодной поверхности. И даже вложенная в паспорт зеленая купюра не помогла мне. А добивалась я только одного — встречи с Островским.
Но однажды (близился уже конец апреля) встреча наша с Валерием все же состоялась. Моей заслуги в этом не было. Адвокат добился, чтобы его подопечного отпустили домой, взяв подписку о невыезде. Сейчас такой хаос кругом творится! Русская поговорка «От сумы да от тюрьмы не зарекайся» стала самой популярной. Сколько странных судебных дел возбуждается против людей, занимающих высокие посты! Вчера еще — директор какого-нибудь акционерного общества, а сегодня — вор, взяточник, а то шпион или убийца. Но самое главное, завтра выяснится, что обвиняемый оклеветан своими конкурентами или политическими соперниками.
Хорошо, если он перенесет все тяготы. А если здоровье ненадежное? Вот прежний мэр Петербурга, Анатолий Собчак, умер не так давно, и, говорят, от несправедливых обвинений. Но с другой стороны, некоторые обвинения в адрес важных персон подтверждаются.
Адвокат сказал мне, что и Валерий стал жертвой каких-то интриг. Хотя кому он мешал — непонятно: в политику не шел, за акции не боролся. Разве что браконьерам дорогу перекрыл. Марина, несмотря на предостережение адвоката, свою статью накатала, но та прошла незамеченной. Она там в основном меня в грязи вываляла, но кому про меня читать интересно? Я — человек маленький. Подумаешь, какая-то девчонка «дала деру за границу», Это в статье так буквально было написано. Сейчас молодежь без всяких проблем за кордон уезжает — кто женихов искать, кто работу. Только один отклик на эту публикацию был. В нашу турфирму позвонил какой-то псих и сказал, что хочет на мне жениться: всю жизнь искал такую
