Лос Анжелес Таймс

Сюзан Харт не заставила себя ждать. — Несомненно, по поводу сцен с конюхом и детьми вы полностью правы, и также несомненно, что он завоюет сердце девушки, но причем здесь пение?

— Да, потому, Сью, что он — неизлечимый романтик, а это неизлечимо романтическое кино. В нем таится громадная сила, и все это создаст мощный разряд в кинопрокате. И что плохого в пении?

Сюзан вскочила с места и хотела ответить, но тут случилось неожиданное, — ее прервал собственный муж.

— А ведь мне доводилось петь и прежде, — сказал Боб.

— Сюзан повернулась и уставилась на него. — Что?

— Дорогая, это было еще задолго до нашей встречи с тобой. Меня готовили для музыкальной карьеры. В те времена я искренне считал, что буду участвовать в мюзиклах.

— Ты никогда об этом не говорил, — удивилась Сюзан.

— Не было причины. До того, как я поступил в Студию Актеров, я, главным образом, концентрировался на том, чтобы получить роль в мюзикле. А потом я попал на глаза Ли Страсбергу, тот разглядел во мне драматический талант и сменил мою ориентацию.

— За что мы все должны быть благодарны ему, — добавил Майкл. —Да, Сюзан, позвольте спросить, вы слушали музыку из нашего фильма?

— Нет, и в этом нет никакой необходимости, — ответила она.

— А я бы хотел, чтобы вы прослушали ее прямо сейчас. Майкл снял трубку. — Марго, пожалуйста, пригласите сюда Антона с Херманном.

Антон Грубер и Херманн Хеч вошли в комнату, и все приготовились слушать.

Антон исполнил вступление, и Херманн запел. Время от времени Майкл следил за реакцией Сюзан, но ее лицо было непроницаемой маской. Когда Херманн закончил партию, все зааплодировали, и музыканты удалились.

Майкл повернулся к Бобу и Сюзан. — Ну?

— Я могу это исполнить, — ответил Харт. — Это в пределах моих музыкальных возможностей. Мне нужно только распеться, чтобы придти в форму.

— Сюзан?

— Я признаю, это было прекрасно, — сказала она, — только не пойму, почему он пел на немецком языке?

— Вот, что я вам скажу, Сюзан, давайте снимем это, а потом будем решать. Обещаю, что не собираюсь выставлять Боба посмешищем. Если вам не понравится, мы предпримем альтернативные съемки.

Она обернулась к мужу. — Тебя это, в самом деле, устраивает?

Харт пожал плечами. — Давай поглядим, как все пойдет.

— Ладно, — сказала Сюзан, — мы посмотрим, как получится, а потом решим. Но никто, подчеркиваю, никто посторонний не должен видеть эту сцену, пока мы не дадим свое «добро».

— Меня это вполне устраивает, — заметил Майкл. — Элиот?

— Меня тоже, — сказал Розен. Это было первое, что он произнес за весь вечер.

— Я вернусь к вам со сценарием после того, как переговорю с Марком. Совещание объявляю закрытым.

Когда Хартсы ушли, Элиот заговорил снова. — Вы и в самом деле думаете, что она оставит нам эту сцену? Мне кажется, она — тот еще крепкий орешек.

— Доверьтесь мне, — сказал Майкл. — По крайней мере, эта сцена заняла все ее внимание, и она не стала интересоваться лично вами.

— В таком случае, эта сцена начинает мне нравится, — отозвался Розен.

ГЛАВА 30

Майкл стоял в центре огромного офиса Лео Голдмэна и купался в лучах славы. Не менее сотни самых влиятельных лиц в киноиндустрии — продюсеров, руководителей студий, актеров, директоров и журналистов — заполнило приемную. Они только что закончили просмотр Городских вечеров, и в воздухе еще витал звук оваций.

К этому времени у Майкла была уже приличная борода, и в толпе он чувствовал себя в безопасности, хотя после просмотра не менее десяти минут приглядывался к каждому лицу. К счастью, никто из гостей не был тем человеком в Мерседесе, — свидетелем убийства Мориарти, и здесь не оказалось женщины, которая тоже могла его запомнить.

Он выслушивал поздравления одного из самых известных директоров, когда секретарь Лео взяла его под руку.

— В чем дело? — спросил ее Майкл, стараясь говорить, как можно спокойнее.

— С вами желает говорить по телефону охранник с главной проходной. Очевидно, кто-то заявил, что знает вас и просит пропустить его в студию.

Майкл извинился за прерванный разговор и пошел в офис, где был телефон.

— Мистер Винсент, с вами говорит Джим с главной проходной. Здесь находится человек по имени Пэриш, который уверяет, что он директор вашей картины и просит пропустить его в зал.

— Чак Пэриш? — спросил Майкл. Вот так неприятность.

— Да, это он.

Майкл задумался на секунду. — Джим, объясните ему, как попасть ко мне в офис. Я приму его там.

— Да, сэр.

Майкл положил трубку и вышел из здания. Он быстро добрался до своего офиса, и пришел практически одновременно с Чаком. Тот как раз выходил из своей спортивной машины. Но, видимо, неудачно, так как зацепился за что-то и упал лицом на асфальт. Его портфель отлетел на несколько шагов в сторону.

Майкл поднял портфель и помог юноше подняться на ноги.

— Чак, осторожнее! Выглядел Пэриш далеко не лучшим образом.

— Черт бы побрал эту машину. Не могу к ней привыкнуть, тем более что я одолжил ее у друга.

— Пойдем внутрь. Майкл отворил ключом дверь, включил свет и повел Чака к себе в офис. — Ну, и шишку ты набил себе на лбу. Дай-ка я тебе помогу. Он раскрыл дверцу бара, смочил платок водкой, вернулся к Чаку и приложил платок к его лбу, а затем промыл ссадину. Запах водки смешался с запахом того, что незадолго до этого пил Чак.

— Тебе не кажется, что лучше, если ты плеснешь мне этой жидкости в стакан? — попросил он.

— Конечно. Майкл заполнил стакан льдом и сверху долил водки. — Тоник?

— Достаточно и льда.

— Майкл подал ему стакан и пригласил присесть на один из диванов. — А я и не знал, что ты в Лос Анжелесе. Почему не позвонил раньше?

— Я здесь уже пару недель, сделав большой глоток, сказал Чак. — Вот узнал, что сегодня здесь крутят мой фильм.

— Ты несколько опоздал. Все закончилось час назад. Если бы я только знал, что ты в городе! Непременно бы тебя пригласил.

— Не повезло, как всегда. Ну, а им, понравилось?

— Реакция была смешанная, — солгал Майкл.

— Смешанная? Стало быть, тут не на что рассчитывать?

— Пока об этом рано говорить.

— Как поживает красотка Ванесса? — желчно поинтересовался Чак.

— Полагаю, что у нее все нормально, — ответил Майкл, стремясь быстрей свернуть тему. — А как у