— Тогда мы еще не были помолвлены. Ах, Берти, я так счастлива, так счастлива! Вернее, буду счастлива, если нам удастся уговорить дядюшку Уоткина благословить нас.
— Ах да, вы вроде говорили, что его надо умаслить. Что вы имели в виду?
— Именно это и я хочу обсудить с вами. Помните, я написала в телеграмме, что рассчитываю на вашу помощь?
Я отшатнулся. В душе зашевелилось очень неприятное подозрение. Я-то ведь об ее телеграмме и думать забыл.
— Знаете, это совершенный пустяк.
Так я и поверил. Если эта особа считает, что священнику пристало красть у полицейских каски, то какое же непотребство она измыслила для меня? Нет, надо пресечь ее поползновения в самом зародыше.
— Пустяк, говорите? Однако на мое участие в этом «пустяке» не рассчитывайте, мой отказ окончателен и обжалованию не подлежит.
— Струсили!
— Считайте, что струсил, мне плевать.
— Но вы даже не знаете, в чем суть.
— И знать не желаю.
— А я вам все равно расскажу.
— А я слушать не буду.
— Будете, или, может быть, мне стоит спустить с поводка Бартоломью? Он уже давно как-то странно на вас косится. Наверно, вы ему не понравились. Он у меня такой: уж если кого невзлюбил...
Вустеры храбры, но не до безрассудства же. Я поплелся за ней к тому месту каменной ограды, где она примыкает к веранде, и мы сели. Помню, вечер был на редкость ясен и тих, вокруг мир и покой. А мне до того муторно, что и не описать.
— Я вас долго не задержу, — сообщила мне Стиффи. — Все легче легкого и проще простого. Но сначала объясню, почему мы держим свою помолвку в такой тайне. Во всем виноват Гасси.
— Гасси? Что он такого натворил?
— Ему и вытворять ничего не надо, просто Гасси есть Гасси. Молчит, будто воды в рот набрал, пялится без всякого смысла через свои очки, держит в спальне тритонов. Можно понять дядю Уоткина. Дочь говорит ему, что выходит замуж. «Ах вот как, замуж? Ну что ж, посмотрим, с чем твоего жениха едят», — отвечает дядюшка. И жених является. Папенька чуть Богу душу не отдал, еле откачали.
— Да уж, воображаю.
— Ну посудите сами: дядюшка никак не оправится от удара, который нанесла ему Мадлен, а тут являюсь я и наношу второй: объявляю, что собралась замуж за священника, — разве такое выдержишь?
Теперь понятно. Помнится, Фредди Трипвуд как-то рассказывал мне, какой переполох поднялся в Бландинге, когда его кузина решила выйти замуж за священника. Все уладилось, лишь когда стало известно, что жених — наследник богатого ливерпульского судовладельца, кажется, миллионера. Но вообще родители не любят выдавать дочерей за священников, и, судя по всему, ту же неприязнь к священникам испытывают дядюшки, когда дело касается их племянниц.
— Надо смотреть правде в глаза: священники в роли претендентов на руку и сердце почти всегда не ко двору. Поэтому раскрывать тайну сейчас и думать нечего, надо сначала хорошенько разрекламировать Гарольда дядюшке Уоткину. Если мы правильно рассчитаем все ходы в игре, старик даст ему приход, это в его власти. Отсюда мы уже сможем начать плясать.
Мне не понравилось это местоимение «мы» в ее устах, однако я понял, куда она клонит, и, хоть жаль было разрушать ее надежды, пришлось дать ей отпор.
— Вы хотите, чтобы я замолвил словечко за Гарольда? Отвел дядюшку в сторону и расписал яркими красками, какой он необыкновенный, талантливый, замечательный? Я бы с радостью, дорогая Стиффи, но увы — старик и слушать меня не станет.
— Нет, нет, я совсем не о том.
— Не знаю, что еще я могу для вас сделать.
— Сейчас расскажу, — возразила она, и меня снова кольнуло недоброе предчувствие. Я внушал себе, что должен проявить твердость, но из головы не шла Роберта Уикем и злосчастная грелка. Мужчина может сколько угодно тешить себя иллюзией, что у него стальная воля, что он непреклонен, если вам больше нравится это словечко, но вдруг туман рассеивается: он видит, что позволил девице с опилками вместо мозгов вовлечь себя в безумную авантюру. Нечто подобное сотворила в свое время Далила с Самсоном.
— Так что же? — настороженно спросил я.
Она почесала своего пса Бартоломью за ухом.
— Расхваливать Гарольда дяде Уоткину бесполезно. Нужно действовать куда более тонко. Придумать какой-нибудь хитрый план, чтобы сразить его наповал. Вы читаете «Будуар элегантной дамы»?
— Написал как-то для него статью «Что носит хорошо одетый мужчина», но вообще редко беру в руки. А что?
— В прошлом номере там был рассказ: один герцог не позволяет дочери выйти замуж за своего секретаря, очень красивого молодого человека, и тогда секретарь просит своего друга пригласить герцога покататься на лодке, лодка вроде бы случайно переворачивается, секретарь прыгает в озеро, спасает герцога, и тот благословляет влюбленных.
Ну уж дудки, надо немедленно выбить эту дурь из ее головы.
— Если вы задумали отправить меня кататься на лодке с сэром Бассетом, да чтобы я потом эту лодку опрокинул, забудьте про этот бред, и чем скорей, тем лучше. Кстати, он бы никогда не поплыл со мной.
— Верно, не поплыл бы. Да у нас и озера нет. А о деревенском пруде Гарольд мне и думать запретил, там вода слишком холодная, нырять в такое время года он не станет. Все-таки он со странностями.
— Восхищаюсь его здравым смыслом.
— Потом я прочла другой рассказ, он мне тоже понравился. Один влюбленный молодой человек уговаривает своего друга переодеться бродягой и напасть на отца девушки, а сам бросается на него и «спасает» отца.
Я легонько потрепал ее по руке.
— Во всех ваших планах я отмечаю один и тот же изъян, — пояснил я. — У героя имеется полоумный друг, готовый ради него вляпаться в самую дурацкую историю. У Пинкера такого друга нет. Я очень хорошо отношусь к Гарольду, можно сказать, люблю его как родного брата, но есть границы, которых я не преступлю даже ради его счастья и блага.
— Никто вас и не заставляет ничего преступать, потому что он и на второй план наложил вето. Его тревожит, как к этому отнесется викарий, если вдруг все обнаружится. Зато третий ему понравился.
— Так у вас в запасе есть еще и третий?
— Есть, и совершенно гениальный. Самое лучшее в нем то, что Гарольд не подвергается никакому риску. Ни один викарий в мире не сможет его ни в чем упрекнуть. Единственная загвоздка в том, что кто-то должен ему помочь, и я не представляла, кого можно попросить об этой услуге, но тут стало известно, что приезжаете вы. И вот вы, слава Богу, здесь, все наконец устроилось.
— Вы так думаете? Я уже говорил вам и могу повторить: никакими силами вы не втянете меня в свои гнусные интриги.
— Ах, Берти, ну зачем вы так. Мы на вас рассчитываем. Это такой пустяк, и говорить не о чем. Вы должны украсть серебряную корову дяди Уоткина, только и всего.
Интересно, что бы вы стали делать, если бы на вас дважды, не дав передыху, обрушилась такая фантасмагория — утром, за завтраком, и перед самым ужином? У вас бы, наверное, ум за разум зашел. Думаю, почти у всех бы ум за разум зашел. Лично меня это бредовое требование не ужаснуло, а наоборот — позабавило. Если мне не изменяет память, я даже расхохотался. И правильно сделал, потому что потом мне
