Сочинения

Куда все делось и откуда что берется? —
Одновременно два вопроса не решить.
Абрашка Фукс у Ривочки пасется:
Одна осталась — и пригрела поца,
Он на себя ее заставил шить.

Ах, времена — и эти, как их? — нравы!
На древнем римском это — «темпера о морес»…
Брильянты вынуты из их оправы,
По всей Одессе тут и там канавы:
Для русских — цимес, для еврейских — цорес.

Кто с тихим вздохом вспомянет: «Ах, да!»
И душу Господу подарит, вспоминая
Тот изумительный момент, когда
На Дерибасовской открылася пивная?

Забыть нельзя, а если вспомнить — это мука!
Я на привозе встретил Мишу… Что за тон!
Я предложил: «Поговорим за Дюка!»
'Поговорим, — ответил мне, гадюка, —
Но за того, который Эллингтон'.

Ну что с того, что он одет весь в норке,
Что скоро едет, что последний сдал анализ,
Что он одной ногой уже в Нью-Йорке?
Ведь было время, мы у Каца Борьки
Почти что с Мишком этим не кивались.

{Кто с тихим вздохом вспомянет: «Ах, да!»
И душу Господу подарит, вспоминая
Тот изумительный момент, когда
На Дерибасовской открылася пивная?}

x x x

Стареем, брат, ты говоришь?
Вон кончен — он недлинный —
Старинный рейс Москва-Париж…
Теперь уже — старинный.

И наменяли стюардесс —
И там и здесь, и там и здесь —
И у французов, и у нас!
Но козырь — черва и сейчас.

Стареют все — и ловелас,
И Дон Жуан, и Греи.
И не садятся в первый класс
Сбежавшие евреи.

Стюардов больше не берут,
А отбирают. И в Бейрут
Теперь никто не полетит —
Что там? Бог знает и простит.

Стареем, брат, седеем, брат.
Дела идут, как в Польше.
Уже из Токио летят
Одиннадцать, не больше.

Уже в Париже неуют,
Уже и там витрины бьют,
Уже и там давно не рай,
А как везде — передний край.

Стареем, брат. А старикам
Здоровье — кто устроит?
А с элеронами рукам
Работать и не стоит.

И отправляют [нас], седых,
На отдых, то есть — бьют под дых.
И все же этот фюзеляж
Пока что наш, пока что наш…