другой женщине, то это объясняется простым словом «ревность».
— Ревность? — удивился я. — Кого к кому?
— Думаешь, эта Юля не пыталась охомутать Джорджика? Думаешь, она не стелилась под него, чтобы он бросил меня и женился на ней? Пыталась и стелилась. У нее ни черта не вышло. Так что... — Тамара развела руками. — Только это ей и остается.
— Нормально, — сказал я, присаживаясь на диван рядом с Тамарой, — крепкий тут у вас был коллектив. Дружный и сплоченный. Как пауки в банке.
— Преувеличиваешь, — бросила Тамара. — Хотя, если учесть, что Джорджика в конце концов все же прикончили... Может, ты и прав.
7
Зря она это сказала. В том смысле, что я, может быть, и прав. Я как самовлюбленный кретин посчитал это комплиментом, да не просто комплиментом, а заслуженным комплиментом. Я решил, что и вправду кое-что соображаю в распутывании всяких там криминальных узелков. И меня понесло дальше.
— Надо бы тут все обыскать, — сказал я деловито. — Менты наверняка схалтурили, пропустили что-то...
— Неужели? — скептически отозвалась Тамара. — А ты большой спец по проведению обысков?
Я скромно потупился, хотя даже толком и не представлял, что именно нужно искать в офисе. В мозгу всплывали всякие глупые картинки из глупых фильмов, и получалось, что где-то тут находится штука навроде кассеты, дискеты или просто пачки листов бумаги, которая все кратко и доходчиво объясняет, называет мотивы убийства, имена убийц, их домашний адрес и семейное положение. Обычно такая фигня обнаруживается за пять минут до конца фильма, и все хватаются за голову с криками: «Как же это мы раньше не допетрили!»
— Ну ищи, если есть охота, — сказала Тамара. — А я посмотрю, как у тебя получится.
И она смотрела, как я мучился битых два часа, ползая на четвереньках, простукивая плинтуса, забираясь в стенные шкафы и исследуя содержимое сливного бачка в служебном туалете. Поначалу у меня даже был какой-то азарт. Потом азарт исчез, появилось раздражение, боль в спине и пыль на всей одежде. Правой рукой я несколько раз очень удачно врезался в стену, так что вчерашняя рана очень давала о себе знать.
Пыльный, потный и злой, я сел рядом с Тамарой на диван.
— Ну? — она чуть приподняла веки. Я промолчал. — Все понятно, — сказала Тамара и вздохнула. — Оказывается, менты не такие уж и халтурщики, да?
— Сейчас передохну и начну снова, — упрямо проговорил я.
— Зачем нам новые человеческие жертвы? — вздохнула Тамара и легко хлопнула меня по плечу. Взметнувшееся облачко пыли заставило ее тут же пожалеть о своем жесте. — Пошли отсюда, Шура.
— Какой я Шура? — огрызнулся я. — Меня зовут Александр.
— Александр в переводе с греческого — защитник людей, — сказала Тамара. — Ну-ка, кого ты спас за последние несколько дней? Никого? А за последние пять лет? Вот пока не совершишь пару подвигов по спасению, будешь для меня Шурой.
— Да я кучу народа спас, — обиженно ответил я. — В «Золотой антилопе».
— Это как же?
— Я их вовремя за порог вышвырнул, а если бы не вышвырнул, они и дальше нажирались бы, могли до смерти упиться. Или в пьяной драке нарвались бы на заточку.
Так что я спасал людей в массовых масштабах, и не надо меня так похабно называть — Шурой.
— Уговорил. Будешь Сашей.
— Спасибо, тетя Тома, — язвительно ответил я. и Тамара едва заметно улыбнулась.
— Пошли отсюда, — повторила Тамара свое предложение. — Закрывай контору да пойдем где- нибудь перекусим. Что-то у меня аппетит разыгрался...
Я вспомнил про нашу последнюю совместную трапезу и нахмурился:
— Опять будешь заедать стресс?
— А ты понимаешь, что у меня за день сегодня? — вскинулась Тамара. — Мужа похоронила, скандал на поминках пережила, сюда вот еще притащилась, а тут воспоминания всякие в голову лезут... Одни стрессы. Так что нужно поскорее их заесть.
— Только давайте заедим их иначе, чем в прошлый раз, — предложил я. — Купим в магазине макаронов...
— Спятил? — Тамара покрутила пальцем у виска. — Я за Джорджика зачем замуж выходила? Вот как раз для того, чтобы больше никогда не варить макарон и не есть их!
— Хорошо, — не сдавался я. — Есть у вас микроволновка? Тогда заедем в супермаркет, купим какую-нибудь замороженную деликатесную хреновину и разогреем в печке. Идет?
— Деликатесная хреновина, — повторила Тамара и поежилась. — Ты умеешь сбить аппетит, ничего не скажешь. Может, переквалифицируешься в диетологи?
— Легко, — сказал я. — Ну так что, подходит мой вариант?
— Уйдем из этого дома скорби, — процедила сквозь зубы Тамара и встала с дивана, окидывая взглядом офис покойного мужа. В этом взгляде не было особой грусти, была какая-то отстраненность, а может быть, это даже было недоумение и удивление. Но вот по какому поводу — черт его знает.
Я взял со стола ключи, взвесил их в руке, и тут меня посетила мысль. Со мной такое бывает нечасто, поэтому я обрадовался, и эта радость была яркими светящимися красками написана у меня на роже.
— Что еще такое? — повернулась Тамара.
— Я говорил с Гиви сегодня, и он мне сказал, что те козлы, которые порезали меня вчера, могут вернуться. И подкараулить меня возле дома. Или забраться ночью в квартиру и прирезать меня в постели спящего...
— Какой кошмар! — равнодушно сказала Тамара. — Ну и что дальше?
— Значит, мне нельзя ночевать дома.
— Вот оно что! Даже и не думай! Совсем обалдел!
— Кто обалдел? О чем не думать? — растерянно переспросил я, отступив на шаг от извергавшей всякие резкие слова Тамары.
— Разве что на коврике перед входной дверью! — бросила она в конце концов.
— Какой еще коврик? Я вот подумал, что, может, мне здесь переночевать, в офисе. Ключи есть...
— А, — сказала Тамара и замолчала. Потом она задумалась. Потом рассмеялась.
— Ха-ха, — сказал я в качестве жеста солидарности, хотя ничего смешного не видел.
— Я-то решила, что ты ко мне домой на ночевку напрашиваешься, — пояснила Тамара.
— Упаси бог! — вероятно, я побледнел и инстинктивно стал совершать какие-то оборонительные движения руками. Во всяком случае, Тамара перестала смеяться.
— А что это ты так реагируешь? Что я, уродина, что ли, какая? И ты хочешь сказать, что никогда не держал в мыслях... В смысле, это самое...
Я вдруг почувствовал, что дико устал. Причем по большей части не от ползания по полу джорджадзевского офиса, а от разговоров с его женой.
— Слушай, — примирительно сказал я Тамаре, — поехали в супермаркет, а? Я уже не понимаю, чего ты от меня хочешь. Напрашиваюсь на ночевку — плохо, не напрашиваюсь — плохо...
— Я же говорю, стресс! — голос Тамары внезапно задрожал, и, к моему огромному удивлению, эта женщина разревелась. Причем рыдала она, прижавшись лицом к моему плечу, и вся моя рубашка в
