— Ну, ты скажешь! — ухмыльнулся Лисицын. — Это же не детский сад, чтобы в обознатушки- перепрятушки играть. Надо найти, кому это выгодно, и все будет ясно. Кстати, тогда нашли тех, кто батю твоего?..
— Тех? Каких тех? — Я некоторое время тупо смотрел на Лисицына, а когда до меня дошел смысл его слов, я радостно воскликнул: — А! Вот вы о чем! Так ведь это была автокатастрофа! Кого искать-то?
Наверное, в голосе моем было слишком много радости, потому что Лисицын как-то странно посмотрел на меня и печально покачал головой. Так качают головой, когда видят, что у знакомого тебе хорошего мужика вырастает сын-дебил, который громко ржет, вспоминая гибель родителей.
— Это была автокатастрофа, — уже поспокойнее сказал я. — Они были в отпуске, на Кавказе. Разбились где-то там в горах. И мать, и отец. Так что искать некого.
— А-а-а... — задумчиво проговорил Лисицын. — Может, и так. Меня тогда в городе не было, я на курсы повышения квалификации ездил. Просто помню, что слухи тогда ходили...
— Какие слухи?
— Разные, — уклончиво ответил Лисицын. — Все к тому сводилось, что не простая катастрофа это была.
— А какая?
— Так это же слухи. Если ты точно знаешь, что это несчастный случай, значит, так оно и есть. Дело давнее, я уж и позабыл, что именно болтали... Вот и приехали, — спохватился Лисицын, и мне показалось, он обрадовался, что именно в этот момент нашей беседы «Волга» тормознула возле двери джорджадзевской фирмы. — Погоди, а где это ты тут живешь? — Лисицын недоуменно глянул по сторонам и не нашел ничего похожего на дом, где когда-то жил прокурор города.
— Это... — я сочинил ответ на ходу, — попросили офис покараулить. Тут и заночую.
— Ну-ну, — безрадостно проговорил Лисицын. — Бате твоему не понравилось бы все это. Впрочем, ты уже парень взрослый, сам решай... Только поосторожней. И с Тамарой этой, и вообще.
— Я осторожен, как... — туго соображающая башка слишком долго придумывала сравнение, «Волга» развернулась и уехала, оставив меня стоять между уличным фонарем и крыльцом офиса «Талер Инкорпорейтед».
Я отыскал в кармане ключи, отпер дверь, отключил сигнализацию, нашел на ощупь диван в вестибюле и рухнул на него, чтобы немедленно и крепко уснуть. Так и вышло.
Слава богу, мне ничего не снилось в эту ночь, ни одно из событий прошедшего дня не всплыло в моих сновидениях — ни Гиви Хромой со своей позолоченной тростью, ни секретарша Юля со своей коробкой, ни расстрелянный сотрудник агентства «Статус», ни его насупленный босс Макс, ни подполковник Лисицын, задумчиво чешущий затылок. Тамара мне тоже не снилась. Достаточно они все дергали мне нервы днем, чтобы еще терзать меня по ночам.
2
Хуже всего был не сам звук телефонного звонка в девять часов утра, а то, что я никак не мог понять, где стоит этот гребаный телефон, который мне нужно взять и треснуть изо всех сил о стену. Чтобы он наконец заткнулся.
Потом до меня дошло — кабинет Джорджика. Именно там случаются все несчастья. Там я подписывал договор на работу в этой проклятой конторе, и там теперь трезвонит ни свет ни заря телефон.
Коли уж я однажды снес дверь в кабинет с петель, теперь я попал туда гораздо проще. И прежде чем расколотить ненавистный «Панасоник», я все же снял трубку и поинтересовался, кому это не спится в такую рань.
— Мы едем к бухгалтеру, — сказала мне трубка голосом Тамары.
— Кто это вы?
— Ты и я.
— Я никуда не еду. Я сплю дальше.
— Через пятнадцать минут я подъеду к офису, — непререкаемым тоном заявила Тамара.
— Через пятнадцать минут меня уже здесь не будет, — буркнул я, но Тамара не слышала моей реплики, потому что уже повесила трубку. Ну и черт с ней.
Я сел в кресло, положил руки на спящих леопардов и минут пять вспоминал, зачем нам с Тамарой какой-то там бухгалтер. А когда вспомнил, то особой радости не испытал. Расследование преступления оказалось очень нудной штукой. И еще болезненной. Я потащился в туалет, разбинтовал там свою рану на руке, промыл ее и на всякий случай побрызгал туалетной водой, обнаруженной тут же. Вообще здесь было много забавных вещей — куча парфюмерии, мужской и женской, причем не самой дешевой. Юля почему-то все это оставила. Странно.
Я умылся, побрился. Потом посмотрел на себя в зеркало и довольно улыбнулся. Не то чтобы я себе очень понравился. Просто бывало и хуже.
До приезда Тамары оставалось еще минут десять, и нужно было провести их с наибольшей пользой. Я решил посидеть в тихой спокойной обстановке, когда никто не зудит над ухом, никто не давит на психику и никто не подкатывает с сомнительными предложениями.
Я по-хозяйски прошел в разоренный кабинет Джорджадзе, секунду помедлил, а потом нагло уселся в то самое кресло. Поерзал, устраиваясь поудобнее, и положил руки на резные подлокотники. Леопарды ничего не сказали. Им было плевать на смену хозяина.
Потом я совсем уже обнаглел и забросил ноги на джорджадзевский стол. Только сигары в зубах мне не хватало для полного кайфа. В смысле, с сигарой в зубах я кайфово смотрелся бы со стороны. А вот насчет моего внутреннего кайфа — тут я очень сомневаюсь. Ни сигара, ни целый ящик сигар мне бы не создали этого кайфа. Я был один, мне никто не мешал, так что самое время было разобраться — почему все так сложилось.
Я запустил внутри своей непутевой головы пленку с воспоминаниями, и получилось, что прошла неделя. Всего неделя. Целая неделя. Семь дней назад я сидел в этом самом кабинете, только по другую сторону стола, прикидывался пай-мальчиком, который готов бегать на цыпочках за Георгием Эдуардовичем, и завидовал этому Георгию Эдуардовичу аж по пяти пунктам. Семь дней назад я думал, что мне дадут приличную работу, где можно будет делать довольно простые вещи и получать довольно приличные деньги, не общаясь при этом со всякой мразью (как в «Золотой антилопе»), и не влипать в противозаконные истории. Мне хотелось стабильности. Господи, какое мерзкое слово, если произнести его вслух... Я хотел, чтобы все было нормально. Я надеялся, что Джорджадзе даст мне это. Я видел эти завидные пять пунктов в самом Георгии Эдуардовиче и надеялся, что, раз Джорджадзе так крепко упаковал себя, он поможет и мне. Как показало время, я чуток ошибся.
Но, видать, и Георгий Эдуардович при жизни успел наделать глупостей. И крепкие, видно, были глупости, раз и после его смерти какие-то хмыри бегали по городу с ножами и пытались дорешить свои проблемы.
И тут я подумал: а почему, собственно, хмырь явился ко мне? Допустим, хмырь что-то не поделил с Джорджиком. Джорджика убрали, и хмырь явился, чтобы окончательно решить все вопросы. Но почему я? Почему он решил, что после смерти Джорджика все дела нужно решать со мной, а не с Тамарой или еще с кем-то? Он же очень удивился, когда понял, что я не врубаюсь в его телеги насчет цепочек и пакетов. Почему он так решил? Ведь я всего пару часов успел поработать на Джорджика, я всего лишь был с ним в машине утром в понедельник, я проехался по городу, а потом вылез из машины и купил блок «Мальборо». Вот и все, что я сделал. После этого хмырь решил, что я посвящен во все дела Джорджика. Или хмырь — кретин, или я чего-то не понимаю. Судя по тому, как ловко хмырь слинял от меня, правилен второй вариант. Я чего-то не понимаю. И это неудивительно. Я практически ничего не понимаю. А кто понимает? Лисицын и тот не понимает. Хотя подполковник и вроде бы должен быть умной головой.
И при словосочетании «умная голова» я вспомнил о человеке, о котором мне следовало бы
