что на этот раз ранена не я. Плохо, что это может измениться. Пусть Зейн не альфа, но он – оборотень. Эти ребята могут поднять в жиме слона средней величины, и я не собиралась заниматься с ним армрестлингом. Он не только положил бы мне руку, он бы ее, вполне возможно, оторвал от плеча и съел. Многие ликантропы пытаются сойти за людей и любят, когда это получается. Но я не думала, что Зейна такие мелочи волнуют.
И все же мне не хотелось убивать Зейна, если не возникнет необходимости. Не из милосердия – от мысли, что это может произойти на людях. В тюрьму мне не хотелось. То, что наказание волнует меня больше преступления, отчасти характеризует мой нравственный облик. Иногда я сомневалась, не становлюсь ли социопатом. Иногда была уверена, что уже стала.
В пистолете у меня всегда были серебряные пули. На людей серебро действует, как и на почти все сверхъестественные существа. Так зачем переходить на обычные пули, которые действуют только на людей и на пару-тройку других существ? Но месяца три назад я схлестнулась с одним фейри, который чуть меня не убил. На них серебро не действует, зато действует обычный свинец. И с тех пор я держу в «бардачке» обойму с обычными патронами.
Вытащив из обоймы два верхних патрона с серебряными пулями, я вставила свинцовые. То есть первые две пули могут сбить с Зейна кураж, и тогда, быть может, не придется убивать его остальными. Проясним сразу: если он, получив две свинцовые пули, от которых чертовски больно, даже если можешь залечить рану, все-таки будет на меня переть, то первая же серебряная пуля будет предназначена не для того, чтобы только ранить.
Только войдя в дверь больницы, я сообразила, что не знаю фамилии Натэниела. Имя Стивена мне тоже не поможет. А, черт!
Вестибюль был набит народом. Женщины с плачущими младенцами, детишки, неизвестно чьи, гоняющиеся друг за другом, перепрыгивая через стулья, человек с обмотанной кровавой тряпкой рукой, люди без видимых повреждений, тупо глядящие в пространство. Стивена видно не было.
Вопли, звон разбиваемых стекол, звяканье упавшего на пол металла. Сестра, бегущая по соседнему коридору.
– Вызовите еще охранников!
Сестра за конторкой нажала на кнопку.
Можете назвать это интуицией, но я поняла, где сейчас 3ейн и Стивен. Махнув перед сестрой удостоверением, я сказала:
– Я из Региональной Группы Расследования Противоестественных Событий. Моя помощь нужна?
Сестра вцепилась в мою руку:
– Вы из полиции?
– Наша группа является подразделением полиции.
В лучшем случае – уклонение от прямого ответа. Если ты штатский. прикрепленный к полицейской группе, приходится этому научиться.
– Слава богу! – Сестра поволокла меня туда, где слышался шум. Я высвободила руку и достала пистолет. Предохранитель снят, ствол в потолок, готовность к выстрелу. С обычными патронами я бы не стала поднимать ствол к потолку, тем более в госпитале, где надо мной полно пациентов, но безопасные патроны Глейзера не зря носят свое название.
Приемное отделение ничем не отличалось от всех приемных отделений, что мне случалось видеть. Занавесы на металлических штангах, чтобы можно было выгородить целые ульи маленьких смотровых кабинок. Кое-где они были закрыты, но пациенты сидели и смотрели на спектакль сквозь щели в занавесках. Однако зал делился пополам стеной почти до caмого коридора, так что смотреть особо было не на что.
Человек в зеленом хирургическом халате вылетел из-за стены, ударился в противоположную, тяжело сполз на пол и остался лежать неподвижно.
Сопровождавшая меня сестра бросилась к нему, и я отпустила ее. Тот, кто был там за стеной, швыряющийся докторами, как куклами, был работой не для медика, а для меня.
На полу лежали еще двое в хирургической одежде – мужчина и женщина. Женщина была в сознании, глаза широко раскрыты. У нее под углом в сорок пять градусов торчала сломанная рука. Увидев табличку у меня на пиджаке, она предупредила:
– Там оборотень, осторожнее!
– Я знаю, кто там, – ответила я. И опустила пистолет на дюйм.
В глазах женщины мелькнула тревога, а не боль.
– Не разнесите наш центр травмы!
– Постараюсь не разнести, – сказала я, проходя мимо нее.
В коридор вышел Зейн. Я его никогда не видела, но кто еще это мог быть? В руках он кого-то нес. Сначала я подумала, что женщину, из-за длинных каштановых волос, но обнаженная спина и плечи были слишком мускулистыми, мужскими. Очевидно, Натэниел. Он легко помещался в этих мощных руках.
Зейн был футов шести ростом, высокий и худой. Сверху на нем был лишь черный кожаный пиджак на бледном теле. Волосы у него были белые, как вата, коротко остриженные по бокам и собранные в длинные пучки наверху. Открыв рот, он зарычал. У него торчали клыки, верхние и нижние, как у большого кота. Ну и ну.
Я наставила на него пистолет и медленно выдохнула, стоя неподвижно и спокойно, целясь в белое тело выше Натэниела. С такого расстояния я бы не промахнулась.
– Второй раз не повторяю, Зейн. Отпусти его.
– Он мой, мой!
Зейн зашагал к выходу, и я спустила курок.
Oт удара пули он развернулся и упал на колени. Раненое плечо перестало держать, и Натэниел соскользнул на пол. Зейн вскочил, здоровой рукой прижимая к себе Натэниела, как куклу. Ткани его плеча уже срастались – как в кино, когда расцветающий цветок снимают замедленной съемкой.
Он мог бы рвануться мимо меня, рассчитывая на свою быстроту, но не стал. Он просто шел на меня, будто не верил, что я выстрелю. А зря.
Вторая свинцовая пуля попала ему прямо в грудь. Кровь плеснула по бледной коже. Зейн упал на спину и выгнул ее, пытаясь вдохнуть, что было трудно из-за дыры в груди размером с кулак. Я подошла – поспешно, но не переходя на бег.
Обойдя его на расстоянии вытянутой руки, я зашла сзади и чуть сбоку. Простреленное мной плечо все еще не работало, другая рука была прижата телом Натэниела. Зейн смотрел на меня широко раскрытыми карими глазами, тяжело дыша.
– Остальные пули серебряные, Зейн. Стрелять буду в голову, и твои поганые мозги разлетятся по этому чистому полу.
Он все же смог выдохнуть:
– Нет. – Его рот наполнился кровью, и она вытекла на подбородок.
Я наставила дуло на его лоб, примерно на уровне бровей. Если я опущу курок, его не станет.
Передо мной лежал мужчина, которого я никогда раньше не видела. С виду он был молод, ближе к двадцати, чем к тридцати. Меня заполнила огромная пустота. Будто я стояла посреди белого шума. Ничего не чувствуя. Я не хотела его убивать, но мне было безразлично, убью я его или нет. Это только его интересовало. Я позволила ему прочесть это в моих глазах – что мне оба исхода безразличны. Позволила, потому что он – оборотень и должен был понять, что видит. Обычные люди этого не видят. По крайней мере люди в здравом уме.
– Ты оставишь Натэниела в покое, – сказала я. – Когда приедет полиция, ты будешь делать все, что тебе скажут. Ни спорить, ни отбиваться не будешь, иначе я тебя убью. Ты меня понял, Зейн?
– Да, – ответил он, и снова кровь выплеснулась изо рта густой струей. Он заплакал, и слезы потекли по окровавленному лицу.
Слезы? Плохим парням по сценарию не полагается плакать.
– Как я рад, что ты приехала, – сказал он. – Я пытался ими заниматься, но у меня не получалось. Я хотел быть Габриэлем, но не мог.
