- Господи, Анита! - тихо произнес Эдуард.
Олаф повернулся очень медленно, будто мышцы шеи двигали голову мелкими рывками.
- Что - ты - сказала?
Каждое слово было полно яростью, горело ненавистью.
- Ты сделал классную прическу Бернардо. Он стал такой красивый.
Я не верила в именно этот сексуальный стереотип, но могла поспорить, что Олаф верит. И еще я могла ручаться, что он - гомофоб. Как многие ультрамужественные мужчины.
Он с отчетливым щелчком расстегнул ремень и подался вперед. Я вытащила из кобуры на коленях 'файрстар' - штаны, которые принес мне в больницу Эдуард, были тесноваты для внутренней кобуры. Рука Олафа исчезла под черным кожаным пиджаком. Может, он не заметил движения, которым я вынула пистолет из кобуры. Может быть, ждал, что я подниму пистолет над спинкой сиденья. А я просунула его в зазор между спинками. Не очень удобное положение, но я первой навела ствол, а в перестрелке важно именно это.
Он вытащил уже пистолет из-под пиджака, но еще не навел. Если бы я хотела его убить, победа была бы за мной.
Эдуард ударил по тормозам. Олаф вмазался в спинку сиденья, пистолет вывернулся, выворачивая ему запястье. Меня бросило на ремень, почти к приборной доске, и это было больно. У меня вырвался резкий выдох. Лицо Олафа оказалось очень близко к зазору между спинками, и он увидел наведенный на него ствол, прямо у своей груди. У меня все так болело, что кожа дергалась от желания сползти, но я держала рукоять твердо, свободной рукой упираясь в сиденье, чтобы не сдвинуться. У меня было преимущество, и я его сохранила.
'Хаммер' юзом затормозил у тротуара. Эдуард уже сбросил ремень и поворачивался. В руке у него мелькнул пистолет, и на мгновение я должна была решить, направлять пистолет на Эдуарда или оставаться в той же позе. Решила в пользу последнего - вряд ли Эдуард меня застрелит, а вот Олаф может.
Эдуард сунул ствол в бритый затылок Олафа. Напряжение в салоне подскочило до небес. Эдуард встал на колени, не отнимая ствола от затылка Олафа. Я видела, как Олаф поднял глаза кверху. Мы смотрели друг на друга, и он боялся. Он верил, что Эдуард готов стрелять. Я тоже в это верила, хотя и не знала почему - у Эдуарда всегда есть какое-нибудь 'почему', даже если это только деньги.
Бернардо вжался в сиденье машины, отгораживаясь от той заварухи, которая затевалась в автомобиле.
- Ты хочешь, чтобы я его убил? - спросил Эдуард.
Голос его был так ровен, будто он просил меня передать ему соль. Я сама умею говорить отрешенно-безразличным голосом, но, как у Эдуарда, у меня не получается. На такое бесстрастие я еще не способна - пока что по крайней мере.
- Нет, - ответила я автоматически, потом добавила: - Так - нет.
Что-то мелькнуло в глазах Олафа, но это был не страх. Его скорее всего удивляло, почему я не сказала: давай пристрели его, или, может, что-то еще, чего я не уловила. Кто знает?
Эдуард вынул пистолет из руки Олафа, щелкнул предохранителем своего и отодвинулся, все еще стоя на коленях на сиденье.
- Тогда перестань его подначивать.
Олаф сел на свое место, медленно, почти неуклюже, будто опасаясь шевельнуться слишком резко. Ничто так не учит осторожности, как приставленный к голове ствол.
Олаф огладил свой пиджак, в котором, казалось, можно было задохнуться в такую теплую погоду.
- Я не буду обязан жизнью бабе.
Голос его прозвучал сдавленно, но четко.
Я убрала 'файрстар' из щели между сиденьями.
- Последовательность - проклятие ограниченных умов, Олаф.
Он нахмурился - наверное, не узнал цитату.
Эдуард поглядел на нас обоих, укоризненно качая головой.
- Вы оба боитесь и потому ведете себя как дураки.
- Я не боюсь, - сказал Олаф.
- Аналогично, - сказала я.
Эдуард поморщился:
- Ты только что вылезла из больничной койки. Конечно, боишься. Гадаешь, не станет ли следующая встреча с монстром для тебя последней.
Я искоса и довольно неприветливо глянула на него.
Эдуард повернулся к гиганту:
- А ты, Олаф, боишься, что Анита круче и крепче тебя.
- Неправда!
- Ты стал тихий-тихий, когда мы увидели кровавую баню в больнице, когда ты услышал, что там сделала Анита, узнал, после каких ранений она выжила. Ты стал думать: на что же она способна? На то же, что и ты? Или даже на большее?
- Баба она, - сказал Олаф, и голос его прозвучал сдавленно из-за душивших горло темных чувств. - Не может она того, что я могу. И уж тем более не может больше. Так просто не бывает.
- Эдуард, не устраивай соревнование, - попросила я.
- Потому что ты его проиграешь, - сказал Олаф.
- Заниматься с тобой армрестлингом я не буду. Но я перестану тебя подкалывать. И прошу прощения.
Олаф заморгал, будто не понял сказанного. Вряд ли он исчерпал свое знание английского - скорее мозги перегрузил.
- Мне не нужна твоя жалость.
Я уже не 'баба' и не 'она', ко мне уже можно обратиться прямо. Что ж, начало положено.
- Это не жалость. Я вела себя неправильно. Эдуард прав. Я боюсь, а сцепиться с тобой - хорошее средство отвлечься.
Он мотнул головой:
- Не понимаю.
- Если это тебя утешит, я тебя тоже не всегда понимаю.
Эдуард наградил нас улыбкой Теда:
- А теперь поцелуйтесь и помиритесь.
Наши мрачные лица повернулись к нему, и мы одновременно сказали 'Не перегибай' и 'Черта с два'.
- Отлично, - сказал Эдуард, поглядел на пистолет Олафа у себя в руке, потом протянул ему, пристально и тяжело глядя в глаза. - Олаф, мне нужно, чтобы ты меня прикрывал. Ты на это способен?
Олаф кивнул и медленно взял пистолет из руки Эдуарда.
- Я тебя прикрываю, пока эта тварь не сдохнет. А потом поговорим.
- Жду с нетерпением, - кивнул Эдуард.
Я посмотрела на Бернардо, но по его непроницаемому лицу вряд ли можно было догадаться, что у него на уме. Скорее всего он подумал о том же, что и я: Олаф предупредил сейчас Эдуарда, что после завершения дела он попытается Эдуарда убить. И тот с этим согласился. Вот и все.
- Какая большая дружная семья, - нарушила я молчание, затопившее салон.
Эдуард пристегнулся и снова взялся за руль, сверкнув на меня лучистыми глазами Теда.
- Как любая семья, мы можем и подраться между собой, но гораздо вероятнее убьем чужака.
- На самом деле, - сказала я, - почти все убийства совершаются любящими и любимыми родственниками.
- Или супругами, не будем забывать супругов, - сказал Эдуард, включая передачу и аккуратно въезжая в редкий поток машин.
- Я же сказала, любящими и любимыми.
- Ты еще сказала 'родственниками', а у мужа с женой общей крови нет.
