– Почему я так странно реагирую на твою магию?
Он держался надо мной, опираясь на руки и пальцы ног. Ему пришлось дважды сглотнуть, чтобы суметь выговорить:
– Наша магия сходна.
– Подобное притягивается к подобному, – прошептала я.
– Я – та сила, что заставляет семя вырываться из его темницы и тянуться к солнцу.
Он начал опускаться, как в очень замедленном сеансе отжиманий, будто проталкиваясь сквозь слои энергии, и наши ауры вспыхнули двумя отдельными огнями. Я видела их в уме – тем зрением, которое никак не связано со зрительными нервами, зато очень сильно связано со снами и грезами. Он выдохнул сквозь эту энергию:
– А ты – земля, что принимает семя.
– Нет, – прошептала я, – земля – это Аматеон.
– Он – плуг, а не земля, – возразил Адайр.
Я качнула головой, вздрогнув от нового взвихрения его магии. Наши ауры, самая внешняя оболочка нашей магии, столкнулись – и две половинки соединились в целое.
– Аматеон – магия земли, оживляющая семя. Ты – солнечное тепло, зовущее семя на свет. Аматеон – повелитель неглубокой темноты, что хранит семя в его темной колыбели, пока ты его не позовешь. – Слова принадлежали мне, и голос исходил из моих уст, но теперь я умела распознавать отзвук Богини.
Сила Адайра так полыхнула, что мы оба зажмурились, как будто воображаемое пламя было самым настоящим. Моя сила вспыхнула в ответ – белое сияние в дополнение к его золотому жару.
Когда сияние померкло настолько, что снова стало видно лицо стража, глаза у него целиком светились ярко-желтым, словно магия поглотила другие цвета. Под его кожей будто зажгли огромную золотую свечу, и свет ее широкой полосой сиял в середине его тела, оставляя в относительной тени внешние края.
Моя кожа светилась так, словно во мне взошла полная луна. Но лунный свет – лишь отражение солнечного. Мое сияние стало ярче, отражая силу Адайра. Его сила словно питала мою.
Его губы почти касались моих, когда он прошептал:
– Если я – сила, что проращивает семена, а Аматеон – почва, что их хранит, то что же – ты, Мередит? Что ты такое?
– Я – жизнь, заключенная в семенах, Адайр. Я расту, я питаю свой народ, я умираю и возрождаюсь. Я возрастаю и уменьшаюсь. Я изливаю свет и прячусь во тьме, Я была всегда и всегда буду.
– Богиня, – прошептал он. – Дану.
Наши губы встретились, и его дыхание теплым вихрем ворвалось в меня. Я словно вдохнула самую его сущность, его магию.
Он оторвался от моих губ, и магия протянулась меж нами – теплая, густая, сладкая. Он шепнул в эту теплую силу:
– Мередит...
Я чувствовала, как его тело опускается на мое.
– Мередит, – снова произнес он.
Он придвинулся ко мне, и я раскрылась ему навстречу.
– Мередит!
Он шептал мое имя, и оно жаром отдавалось по коже, пока мощный изгиб его тела искал путь в меня.
Мы соединились. Магия будто замерла на миг, будто задержал дыхание сказочный великан. Мы лежали на постели в интимнейшем из объятий, соединенные, как это только доступно мужчине и женщине, и это было как возвращение домой. Словно я целую жизнь ждала, пока этот мужчина обнимет меня, пока его тело войдет в мое. И то же ощущение чуда я видела у него на лице.
Сияние от центра его тела начало распространяться в стороны. Магия нарастала, великан был готов выдохнуть, и я уже не могла различить, что было плотью и что – магией.
И мир сместился.
Сквозь сияние белого и золотого света, которым стали наша магия и наши тела, я увидела воздвигающуюся вокруг нас темную равнину. Мы уже не были в спальне королевы. Дойл, Рис и Холод поднялись с земли и встали, глядя на нас. У меня мелькнула мысль о том, куда это ситхен нас перебросил, но большей части моего существа до этого не было дела. Мне не было дела ни до чего, кроме ощущения Адайра в моем теле. Наша магия расплескала тьму, разбила ее на свет и пляшущие тени, сила по-прежнему пульсировала и росла, пока мне не показалось, что моя кожа уже не в силах ее вместить. Что я растворюсь и стану светом. Я прокричала свое наслаждение в огни и тени нашей любви, но до конца еще было далеко.
Я чувствовала, как мои ногти рвут кожу Адайра, видела, как его тело истекает золотой кровью, будто солнечным светом.
Почва подо мной начала поддаваться, я будто проваливалась в нее, как это случилось с Аматеоном. Земля вспучилась и на миг будто вскипела, как вода, заливая мое тело мягкой теплой волной, и эта волна захлестнула меня всю, и Адайру пришлось пробиваться сквозь нее, загоняя глубоко внутрь меня эту теплую будто кровь воду. Из теплой влага возникли руки. Руки и тело прижимались ко мне, следуя за потоком жидкости. Мускулы, кожа, тело – цельное и настоящее – сформировались подо мной. Я поняла, кто это, еще до того, как Аматеон поднял голову, встретившись со мной взглядом цветочных глаз. Он был во мне еще до того, как окончательно обрел материальность. Он был внутри, как и Адайр, и они делили меня.
Я опять закричала, на этот раз от удовольствия и боли одновременно. Они вдвоем были почти слишком для меня.
Адайр приподнялся на руках, а ладони Аматеона нашли мои груди.
Они наконец вошли в общий ритм и теперь словно слились воедино. Я открыла рот, чтобы крикнуть, чтобы сказать, что я больше не вынесу, и неожиданно меня захватил оргазм, обратив боль в наслаждение, невыносимое – в нужное. Моя плоть содрогнулась, и я ощутила их совместную дрожь, и новый оргазм заставил меня кричать. Их крики вторили моим.
Несколько мгновений мы бессильно лежали в объятиях друг друга. Сияние наше слабело. Адайр свалился на меня, и я чувствовала, как колотится сердце Аматеона у меня под спиной. Лежать между ними было чудесно, но едва я об этом подумала, мое тело напомнило мне, что как только эндорфины окончательно прекратят действовать, будет больно – потому что сейчас боль была едва ощутима.
Я набрала воздуху, чтобы попросить их сдвинуться, но в этот момент тишину нарушил другой голос.
– Браво, Мередит!
Она захлопала в ладоши, и вместе с ней захлопали и другие, потому что, когда королева аплодирует, свита делает то же самое.
Эндорфины испарились, будто их не было. Я невольно застонала. Черт, наверняка я вся в ссадинах.
– Мередит, – сказала она, – я и не знала, что ты на такое способна.
И она засмеялась собственным словам и еще продолжала смеяться, когда Адайр приподнялся достаточно, чтобы я ее разглядела.
Тело Андаис блестело в неярком свете, блестело от свежей и не такой уж свежей крови. Кровь покрывала ее с ног до головы. Длинные волосы липли к телу, пропитанные кровью и более густыми субстанциями.
Рис помог мне подняться, и я освободилась от Аматеона с Адайром. Он держал меня в объятиях, и я была этому рада, потому что вряд ли смогла бы стоять на ногах. Холод и Дойл стояли рядом с нами, не то чтобы защищая нас от королевы, но близко к этому.
– Мы искали тебя, племянница. Похоже, полицейские твои нам все-таки не были нужны.
– Что случилось? – спросила я севшим голосом.
– Наш убийца признался, Мередит, и криминалисты для этого не потребовались.
Она наклонилась почти до земли и выпрямилась, подняв руку; из руки к чему-то на земле тянулась толстая веревка. Я увидела все глазами до того, как мой мозг сумел это осознать. У ее ног, свернутое
