политиками.
Рис качнул головой.
– Я не спрашиваю, что тебе нужно. Я спрашиваю, в чем дело.
– Насколько я могу понять, люди спорят, кто из них главный.
– Главный в чем?
– Во всем. У них, похоже, нет строгой иерархии. Это как в игре в 'слишком много принцев'.
Рис вздохнул.
– Буду как только смогу.
– Прости, Рис, но мы все здесь не слишком часто бывали за пределами волшебной страны.
– Все в порядке. Я сейчас буду.
Рис стер изображение с клинка движением ладони и посмотрел на Дойла.
– Я не подумал, что там нужен кто-то Солее продвинутый. Надо было подумать.
– Не извиняйся, – сказал Дойл. – Лучше пойди займись этим.
Рис поклонился и пошел к двери. Он прошел мимо меня, но в этот момент мое внимание привлекло какое-то движение у противоположной стены.
Я поглядела туда, за спину Мэгги-Мэй. Это трепыхалась занавеска под раковиной, за которой я пряталась в детстве. За этим клочком ткани прятался кто-то покрупнее фейри-терьера.
Адреналин так плеснул мне в вены, что в пальцах закололо. Я думала, что все вокруг обыскали на предмет присутствия возможного убийцы. Я что, ошибалась?
Старательно контролируя свои движения и выражение лица, я высвободилась из объятий Мэгги- Мэй. Надо было предупредить Дойла и других стражей, не вспугнув того, кто там скрывался.
Дойл уже был рядом со мной, словно я выдала себя замешательством или невольным жестом. Он открыл рот, но я притронулась пальцем к его губам. Поняв намек, он молча стоял рядом и не спрашивал, что меня напугало. Вслух – не спрашивал. В темных глазах светился вопрос: 'Что случилось?', но вслух он не произнес ни слова.
Я указала взглядом себе за спину, старалась показать верное направление, но не была уверена, что мне удалось. Он опустился на колени у подвывающего Онилвина и спросил:
– Почему ты ушел без спроса, Онилвин? Почему ты пошел к свидетелям без нас?
Единственным ответом было мычание.
Дойл разместился так, что раковина оказалась в его поле зрения. Я боролась с желанием оглянуться.
Дойл склонился к Онилвину:
– Так что, тебя брауни и полусмертная принцесса так отделали, что язык не ворочается?
Я не заметила, чтобы он подал какой-то знак, но Гален громко позвал:
– Душистый Горошек, Маг, выходите и поговорите с нами.
Он обошел стол, и я подумала было, что под раковиной спрятались две маленькие феи, а мне стоит лечиться от паранойи.
Но он подошел к полкам над раковиной. Маг, бледно-голубая фея, которая прилетала предупредить Риса, и еще одно крошечное крылатое создание выглядывали из-за фарфоровых чашек. Голосок Маг, тоненький и щебечущий, как у птички, ответил:
– Мы боялись, что Мэгги в своем гневе забудет о нас, Гален Зеленый Рыцарь.
Гален уже был рядом с ними и смотрел на крошек, задрав голову:
– И потому вы спрятались за чашками.
– Если только она не превратилась бы в настоящего богарта, она не тронула бы хороший фарфор. Нет-нет, никогда! – Маг осторожно выбралась из шкафчика и вспорхнула на плечо Галена, развернув небесно-голубые крылья. Теперь я ее вспомнила. Она была любимицей то у одного сидхе, то у другого. Но когда она надоела своему последнему хозяину, Мэгги предложила ей работу на кухне, чтобы она могла заработать на достойную жизнь и не выпрашивать подачек у верзил. 'Верзилы' – это было оскорбительное наименование сидхе среди малых фейри. Маг перебралась на кухню примерно в то же время, когда я покинула двор. А вот с Душистым Горошком я была неплохо знакома. Я позвала ее:
– Душистый Горошек, не нужно прятаться.
Холод подошел к раковине с другой стороны от Галена, который болтал уже о чем-то с маленькой голубой феей у себя на плече. Ока прильнула к его шее и ласкала ухо нежными, словно цветочные лепестки, ладошками. У Маг был настоящий пунктик насчет мужчин-сидхе. Я никогда не интересовалась, да и знать не хотела, что за удовольствие находили друг в друге она и ее хозяева. Она была меньше куклы Барби и сложена более изящно и хрупко. Картинки такого рода меня не привлекают, но сейчас, глядя на них, я могла незаметно присматривать за занавеской. Гален нам всем дал предлог смотреть в ту сторону.
Холод сказал:
– Спускайся, малышка, нам нужно поговорить с тобой.
Маленькое личико тут же спряталось среди фарфора, как мышка ныряет в свою норку. Ее голосок был похож на веяние ветерка, нежное весеннее дуновение, которое ласкает кожу и заставляет поверить, что под снегом спят цветы. Спят, а вовсе не мертвы. Я невольно улыбнулась и только потом подумала: 'Гламор'.
– Не помню, чтобы твой голос был так сладок, Душистый Горошек, – удивился Гален.
– Я испугалась, – сказала она так, словно это все объясняло.
– Когда феи-крошки напуганы, они защищаются чем только могут, – пояснила Мэгги-Мэй.
– То есть гламором, – сообразила я.
– Йе, – подтвердила Мэгги, глядя на нас прищуренными глазами. Она поняла, что что-то не так.
– Иди, маленькая, – позвал Холод и даже протянул руку как предлагают опору птичке.
– Я боюсь тебя, Убийственный Холод, так же, как боюсь Мрака, – проговорил голосок из-за чашек.
– А меня ты тоже боишься, Душистый Горошек? – спросила я.
Она сказала после небольшой паузы:
– Нет, тебя я не боюсь.
– Тогда иди ко мне, – предложила я и протянула ей ладонь, показывая, что предпочитаю менее интимные контакты, чем Гален.
– Ты защитишь меня от Мрака и Убийственного Холода? – спросила она.
Я поборола желание улыбнуться. Чтобы противостоять приятному голоску, требовалась немалая концентрация. Непосредственный контакт мог еще больше осложнить дело, но мне хотелось убрать ее подальше от раковины. Она была 'гражданской', как принято говорить у полицейских, а гражданские на линии огня были мне ни к чему.
– Конечно, я не дам им тебя обидеть.
– Обещаешь?
Дойл вмешался:
– Она не может обещать, ведь мы не знаем, не виновна ли ты.
– Виновна... – повторила она тонким от испуга голосом, словно бубенчики зазвенели под ветром, – в чем виновна, Мрак?
Дойл стоял на коленях рядом с Онилвином, который не отреагировал ни на подначку, ни на вопрос. То ли ему и вправду было так больно, то ли он симулировал.
– Нередко бывает так, что тот, кто нашел тело, сам его туда и положил.
Я нахмурилась. Неудивительно, что Дойл напугал малышку.
Он ответил мне спокойным взглядом, словно не видел в своих словах ничего страшного. Душистый Горошек истерически зарыдала. Воображаемый ветер, игравший бубенчиками, из теплого превратился в ледяной, предвещающий бурю. Чашки задребезжали от ее отчаянной попытки забраться поглубже на полку.
Мне пришлось повысить голос, чтобы она наверняка меня услышала:
– Я обещаю, что ни Дойл, ни Холод тебя не обидят.
