Я перегнулась через мраморный бортик и погладила его по плечу.
– Ты как будто всегда раньше меня знаешь, что я буду делать.
Он поднял на меня глаза, в которых не было белка, только яркая синева. Он тут же потупился снова, но я успела заметить в его взгляде неуверенность.
– Что случилось, Китто? – спросила я, гладя его по обнаженному плечу. На нем были лишь узенькие трусики – он часто раздевался, когда занимался домашней работой. Чтобы поберечь одежду, он говорил. Я подозревала, что при мне у Китто одежды завелось больше, чем за все время жизни при гоблинском дворе.
Он качнул головой, разметав по плечам отросшие черные кудри. Еще несколько дюймов – и его ждала бы пытка, будь все как прежде. Только сидхе позволяется отращивать длинные волосы. Но Китто теперь – сидхе с собственной рукой власти. Как в случае с крыльями Никки и возродившимися силами Мистраля, магия Китто пришла с сексом. С новой силой должна была появиться и новая уверенность, но этого не случилось.
Гален тоже перегнулся через бортик и положил руку на второе плечо Китто.
– Ты можешь все нам рассказать, Китто. Что с тобой?
Китто блеснул редкой для него улыбкой.
– Вы двое – самые добрые сидхе, каких я видел. – Он бросил взгляд на Никку за своей спиной. – Вы трое.
– Ты теперь тоже сидхе, Китто, – сказала я.
Он покачал головой.
– Нет, я никогда не стану настоящим сидхе. Не для всех по крайней мере.
Никка опустился на колени рядом с Китто, крылья простерлись на полу.
– Кто тебе такое сказал?
Китто опять покачал головой, и Никка обнял его за плечи, прижал к себе. Китто застыл словно в испуге. Я наклонилась и поцеловала его. Когда я отстранилась, он смотрел на меня испуганными глазами.
– Что тебе наговорили? – спросила я, по-настоящему встревожившись. Никогда еще я не видела Китто в таком настроении, и мне это не нравилось.
Он снова опустил глаза и проговорил, глядя в пол:
– Что я навсегда останусь грязным гоблином. Что только шлюха может взять меня в постель. – Он взглянул на меня растерянно и горько: – Я не знал, что фейри могут называть друг друга шлюхами. У нас это не в обычае.
– Ох, Китто! – вздохнула я.
– Мне не надо оставаться с тобой, если это помешает тебе стать королевой. – Он попытался сгорбиться, словно хотел стать поменьше, но руки Никки удержали его. Никка прижимал его к себе нежно, но твердо.
– Они просто завидуют, – сказал Никка.
Китто посмотрел на него через плечо:
– Чему завидуют?
– Тебе завидуют, – сказал Гален.
Китто моргнул и качнул головой.
– Нет, не может быть.
– Ты за целые века – первый не-сидхе, вошедший в силу, – пояснил Гален. – Может, когда-то такое случалось частенько, но сейчас – нет. Они завидуют, что Мерри смогла это сделать, а ты – смог таким стать. Они боятся тебя и боятся, что многие полукровки сидхе и гоблинов приобретут силу сидхе.
Я удивленно посмотрела на Галена.
– Что? – спросил он. – Это правда.
– Да, но я...
– Не ожидала, что я до этого додумаюсь.
Мне хватило совести смутиться.
– Лучше скажем так: я не думала, что ты так много и так точно замечаешь.
Он довольно грустно улыбнулся.
– Все больше понимаю, каким меня считают тупицей.
Я положила руку ему на плечо:
– Не тупицей, нет...
– Ну, легкомысленным придурком.
– Легкомысленным... – повторил Никка. – Вот с этим особенно не поспоришь.
Я невольно улыбнулась.
– Ты и правда раньше не забивал себе голову политикой.
Гален кивнул.
– Раньше. А может, и сейчас не хотел бы, но нам всем поневоле приходится работать мозгами. Нам нужно смотреть по сторонам, или мы не выживем. – Он схватил меня за плечи, расплескав воду. – Когда дело касалось только моей жизни и я не видел шанса оказаться хоть когда-нибудь в твоей постели, я не особенно беспокоился. – Он прижал меня к себе. – Сейчас я могу потерять слишком много, а я не хочу терять даже малости.
Я обняла его и прижалась к нему так крепко, как только могла. Руки скользили по пятнам засохшей крови, покрывавшей все его тело, где оно еще не было погружено в воду. Я провела руками ниже и обнаружила, что под водой кровь тоже еще не отмылась. Так много крови, ужасно много...
– Мне жаль, что раньше я ничем не интересовался, – сказал он, прижимаясь щекой к моим волосам. – Я не видел в этом смысла, раз уж ты мне все равно не досталась бы. Я еще не умею замечать все, как Дойл, или Холод, или даже Рис, но кое-что уже вижу, и я учусь.
В горле у меня застрял ком, такой большой, что я не могла его проглотить. Грудь сдавило, и дышать стало трудно. Глаза вдруг защипало, и я поняла, что сейчас заплачу. Я не хотела плакать. Гален был жив и здоров. Мы все были живы и здоровы. Но засохшая кровь у меня под руками заставила вспомнить, как он лежал на спине в луже собственной крови. Тот жуткий миг, когда я подумала, что уже поздно. Что я никогда больше не прикоснусь к нему – живому и теплому. Что его руки никогда не обнимут меня. Что я никогда не увижу его улыбки, не услышу его голос и не взгляну в яркие глаза.
Гален погладил меня по голове и приподнял лицо за подбородок.
– Ты плачешь, Мерри?
Я кивнула, я не могла говорить вслух.
– Почему? – спросил он.
Никка ответил за меня:
– Она думала, что мы тебя сегодня потеряем, Гален.
Гален посмотрел мне в глаза.
– Ты поэтому плачешь?
Я опять кивнула и уткнулась лицом ему в грудь. Он сел в воду, убаюкивая меня. Он гладил меня по спине, по голове и шептал:
– Все хорошо, со мной все в порядке.
– А что будет завтра? – всхлипнула я.
– Королева всем дала понять, что я могу быть ключом к возвращению плодовитости сидхе. Не думаю, что кто-то теперь захочет мне вредить.
– Люди Кела могут, – сказал Китто. Мы повернулись к нему. – Я много слышу, потому что меня не замечают.
Я почувствовала угрызения совести, потому что за мной такое тоже водилось. Как-то раз он упрекнул меня, что я говорю в его присутствии, как будто он – собака или стул. Это было еще до того, как он стал моим любовником, но даже сейчас не обращать на него внимания было легче, чем на остальных. Он выжил в гоблинских холмах, научившись быть незаметным, почти невидимым. Эта привычка у него сохранилась.
– Я слышал, как сидхе говорили, что не верят, будто один из наследников Андаис, не важно
