Арсакидзе пустил в него стрелу. Бокай занес меч, но промахнулся и ранил лошадь Арсакидзе. На узенькой тропинке аланы едва сдерживали своих жеребцов. Меж ними болтался Знаура на своей кляче, затрудняя им нападение. Шорена пустила в Бокая стрелу. Тот повис на лошади, которая понесла его дальше, и он руками заметал по дороге пыль. Арсакидзе соскочил с коня и укрылся за ним,
Двое братьев Бокая промчались мимо, размахивая мечами. Они убили лошадь Арсакидзе и поскакали вслед за Бокаем. С двумя другими сцепился Знаура. Дьякон размахивал мечом, как палкой.
Шорена грудью коня наскочила на Авария, но всадник уклонился от схватки с женщиной. Он замахнулся мечом на Арсакидзе, но Арсакидзе, уже раненный в ногу, встретил его мечом и отрубил ему кисть правой руки.
Дочь Колонкелидзе преградила конем путь Зазаю. Юноша схватил ее за руку, но кони обоих вздор гнули и шарахнулись в сторону. Алан пронесся мимо Арсакидзе, занес меч, но промахнулся и не сдержал вовремя коня.
Знаура, пользуясь сумятицей, удрал от Цоя и поскакал вслед за Шореной.
Цой ринулся на Арсакидзе. Лаз отразил удар, но острие вражьего меча ранило его в левое плечо. Арсакидзе зашатался и упал со скалы в овраг. Цой резко гикнул, спрыгнул с коня, но не знал, куда привязать его; наконец сообразил и привязал к поводу убитой лошади. Но он не решался спуститься в овраг, да и жаль было ему раненого храбреца. Он вскочил на коня и помчался вслед за братьями.
Долго катился вниз дважды раненный Арсакидзе, хватался руками за ветки кустарников, пока не очутился наконец на дне оврага. Некоторое время он лежал оглушенный. Потом встал, расстегнул чоху, снял рубаху, мечом изрезал ее и с трудом перевязал плечо и ногу. Опираясь на меч, он выбрался на тропинку. Прислушался. Где-то одиноко взывал филин, да в кустах жалобно стонал глухарь.
«Встречусь с аланами и буду биться не на жизнь, а на смерть», — подумал Арсакидзе.
Папаха Знауры и мертвая тетерка валялись на тропинке. Он шел, опираясь на меч, хромал и, сам жаждущий крови, исходил кровью.
Вдруг послышался, конский топот. Спрятавшись в кустах боярышника, он ждал врага с обнаженным мечом.
Сумерки спускались в ущелье, на западе рдели облака. Трое всадников ехали по спуску. Они вели в поводу двух лошадей. Пригляделся: копьеносцы! Они не походили на аланов. У Бокая и его братьев не было пик.
Арсакидзе услышал грузинскую речь. Опираясь на меч, он вышел из засады и преградил путникам дорогу.
— За ущельем видели нескольких всадников, ехавших шагом к замку Корсатевела. Трое из них несли покойника, а двое держали девушку, которая кричала и отбивалась от них. За ними бежал лысый старик без шапки, — рассказывали они.
Копьеносцы оказались воинами из крепости Ларгвиси.
Они узнали царского зодчего, посадили его на коня и помчались в Мцхету.
LI
Вспышка чумы утихла.
Царь Георгий вернулся в Мцхету. Звиад приказал принести во дворец на носилках главного зодчего. Его расспросили подробно обо всем. Было ясно, что дерзкий поступок Мамамзе был вызовом на войну.
В то же утро послали скорохода к владетелю Квелисцихе. Вечером царь созвал совет. Единодушно решили через неделю отправить войско в Корсатевелу и разрушить крепость до основания, чтобы даже и памяти не осталось от семейства Мамамзе.
На другой день лазутчики Звиада принесли новые сведения. Мурочи Калундаури и пять хевисбери перешли на сторону Мамамзе, и только один Ушиша Гудушаури остался с кветарским эриставом. Таким образом, выяснилось, что динары и аланы и хевисбери с их дружинами тоже поддерживают Мамамзе.
Цинарские азнауры — и те, у которых были крепости, и те, у кого их не было, — укрыли свои семьи, пожитки и скот за стенами Корсатевелы. Подступ к крепости укрепили. Дочь Копонкелидзе и дьякона Знауру бросили в темницу.
Снова разрушили монастыри и церкви и многих священников привязали к конским хвостам. В тот же день Звиад послал в горы новую партию лазутчиков. Они должны были обойти с севера Корсатевелу и явиться к Мамамзе «как каменщики, ищущие заработка». Георгий знал, что Мамамзе теперь нуждается в мастеровых для восстановления крепости.
Ушишараисдзе дали мешочек золота и поручили любой ценой достать ключи хотя бы от одной из крепостных башен. В субботу явился Кахай со своей самцхийской дружиной. К полудню подоспел и Гиршел. Он привел с собой тысячу отборных копьеносцев, а две другие тысячи шавшетских ратников вступили в Мцхету вечером. На следующий же день войска выступили в поход.
Впереди несли царское большое знамя, а рядом со знаменем ехали на латных конях крестоносец и архиепископ Ражден в боевых доспехах.
Гиршел вел правый фланг, самцхийские дружины шли за Кахаем, левым флангом командовал Звиад.
Георгий выехал из Мцхеты позднее. За его свитой следовали три тысячи абхазских стрелков, шестьсот картлийских копьеносцев и камнеметы.
На Георгии сверкали позолоченный шлем Багратионов и серебряные салмансурские латы. Гиршел безжалостно гнал свои дружины, не щадя ни людей, ни лошадей: владетелю Квелисцихе хотелось опередить ратников Звиада и Кахая.
В сумерки показалась крепость Корсатевела. Четверо лазутчиков встретили дружину эристава. Тохаисдзе нанял их в качестве каменщиков для восстановления башен, разрушенных землетрясением. И теперь они рассказали, что узкие подступы к замку Кор сатевела укреплены, что местами они засыпаны громадными камнями, а местами пересечены рвами, что Тохаисдзе с аланскими мятежниками намерен встретить царские войска у подступов к замку и что замок защищают шесть тысяч ратников: цинарских, пховских и алан-
ских.
Было уже темно, когда Звиад нагнал дружины Гиршела. Владетель Квелисцихе горел нетерпением. Он настаивал на немедленном наступлении. Спасалар предлагал отложить атаку до утра. Гиршел и Звиад повздорили, в их спор вмешался начальник самцхийских дружин Кахай и, как старейший эристав, уговорил наконец Гиршела. Вскоре подошел царь, и все три войска заночевали в лесу. На рассвете над лесом спустился густой туман. Отряды Гиршела первыми двинулись в бой. У подступов к замку шавшетские ратники увидели необычное зрелище: воины в черных бурках неподвижно стояли на поляне, подпуская неприятеля на близкое расстояние. Ратники Гиршела осыпали их стрелами, но воины в черных бурках даже не шелохнулись. Дружины Гиршела и воины Звиада пошли на врага.
Но где же враг? Вместо него войска наткнулись на пугала, наряженные в бурки и горские папахи. Опрокинув эту преграду, воины, посмеиваясь, двинулись дальше, но тут на них неожиданно набросились укрывшиеся во рвах аланы.
Гиршел, Кахай и Звиад повели атаку с трех сторон. Они обратили в бегство мятежников и загнали их в узкие ущелья, служившие подступами к замку.
Справа и слева высились скалы; конники не могли взобраться на них, тогда как аланы и пховцы прыгали по ним, как козы, камнями и стрелами забрасывали царских воинов. Мятежники дико кричали, размахивали зажженными факелами и пугали коней.
Шавшетцы и самцхийцы дрогнули. Передние начали было отступать, но трое военачальников, обнажив мечи, крикнули: «Да здравствует царь Георгий!» — и бросились на врага.
Снова с утесов полетели камни. В одну секунду они превращали всадника и коня в кровавое месиво. Осколки от камней засыпали воинов заживо.
Под Гиршелом убили лошадь. Кахаю в рот попал осколок кремня. Хлынула кровь и окрасила его седую бороду. Старый Кахай и бровью не повел — он колол копьем аланов и подбадривал своих
