делать.
С той стороны, где произошел взрыв, по внутренним помещениям в сторону палаты двигалось пламя. Пожарные попытались в одном месте его перехватить, но безуспешно – огонь просочился, протек через их пенный блок и, вновь собравшись с силами, двинулся дальше по деревянным панелям коридора, по мебели и занавескам…
До палаты, из которой под общий рев младенцев, заглушающий временами даже шум рвущегося из окон в небо пламени, медсестры таскали по четыре младенца за раз и кое-как протискивались с ними через захламленный запасной выход, огню оставалось пройти метров тридцать. Вынести на улицу и сдать под надзор четырех санитарок удалось пока только шестнадцать младенцев. В палате их оставалось еще в два раза больше…
Это была очень странная и даже жуткая в своей неправдоподобности картина – завернутые в пеленки, а кое-где и развернувшиеся беспомощные грудные дети лежали прямо на газоне, окружающем чугунную ограду роддома, и кричали что есть мочи. Санитарки бегали между ними, совали им в рот соски, пытались завернуть тех, кто развернулся, тут же бросали эти попытки, потому что нужно было принимать новых младенцев из рук медсестер и укладывать их рядом, на траве, в общий орущий на земле «строй»…
Кавээн, едва разобрался в обстановке, сразу же бросился в правое от места взрыва крыло, где сосредоточился почти весь медперсонал, и тут же включился в общую работу – выводить, выносить и выгонять из здания родивших уже матерей, которые рвались в огонь за своими детьми, которых многие из них успели увидеть всего один-два раза… Там была суматоха и толкучка…
Мы с Игорьком побежали в левое крыло, спасать беспомощных младенцев, оставленных на попечение двух медсестер и одного врача. Если оценивать ситуацию объективно – грудные дети были брошены на произвол судьбы… Уже в дверях запасного выхода дорогу нам преградил мужчина в разорванном и грязном больничном халате. Халат его местами обгорел и был заляпан пеной из огнетушителя, лицо испачкано черными разводами копоти…
– Назад! – закричал он нам. – Все – в то крыло! Быстро!
Игорек попытался отстранить его с дороги, но получил такой удар кулаком в лицо, что отлетел от двери и едва устоял на ногах…
– Ты что делаешь, гад? – заорала я на врача. – Там же дети!
– Ух ты, козел! – пробормотал Игорь, приходя в себя. – Да я тебя сейчас!
Врач посмотрел на меня в упор серьезным до жути взглядом, и в этот момент я узнала в нем Сергея. Сердце мое радостно ухнуло куда-то вниз, а оттуда, снизу, уже поднималась знакомая волна раздражения – опять он за свое, опять он командует и хочет заставить меня, нас с Игорьком, делать все по-своему!
По-моему, он меня не узнал. В ответ на наши угрожающие движения он схватил со стены огнетушитель и приготовился включить его ударом об пол…
«Тоже мне – оружие против Игорька нашел!» – подумала я.
– Спасайте женщин! – крикнул он. – Они еще нарожают…
– Оставь его! – я дернула за рукав Игорька, уже приготовившегося провести боевой прием, грозивший Сергею как минимум сломанной рукой, а как максимум – шеей. – Время потеряем!
Мы и в самом деле могли застрять в этом коридоре надолго. Сергей был ростом около двух метров, атлетом его, конечно, не назовешь, но преграду в узком захламленном коридоре он представлял существенную. И неизвестно еще, удалось бы Игорьку с ним справиться. Силой его бог не обидел, я помню, что меня он поднимал на руки легко, как пушинку, и нес в спальню без малейшего усилия, словно я ничего не весила…
Во двор роддома одна за другой влетели четыре «Скорые», из них посыпались врачи и тут же стали подбирать с земли младенцев и загружать их в машины… За оградой раздался визг тормозов, и из крытого брезентом «ЗИЛа» начали выскакивать наши спасатели-волонтеры – прибыл первый взвод гражданской обороны…
«Скорые» загрузились и умчались опять, чтобы вскоре вернуться за новой партией едва обретших жизнь, но уже едва с нею не расставшихся маленьких людей…
– Оставь его, Игорь! – Я сама чуть не врезала Игорю, чтобы заставить того успокоиться и начать соображать. – Пожарная лестница!
Игорь наконец понял меня. Он плюнул в сторону застрявшего в дверях Сергея с огнетушителем в руках и побежал к пожарной машине с выдвижной лестницей, которая за ненадобностью стояла за оградой роддома. Я бросилась к нашим добровольцам-«партизанам», объяснять им их задачу. Офицер МЧС в любой ситуации может взять на себя оперативное управление подразделением ГО, если того требует обстановка… Через две минуты верхний конец лестницы уже выбил стекло в одном из окон палаты младенцев, а «партизаны» выстроились на ней в цепочку и начали передавать сверху вниз друг другу орущих детей…
«Теперь вроде бы успеем! – подумала я. – Вот скотина!»
Последнее, естественно, относилось к Сергею… Он всегда принимал наиболее целесообразное решение, даже если оно было жестоко… И теперь – выбирая между матерью и ребенком – кому из них остаться в живых, он отдал предпочтение матери в расчете на ее «репродуктивную функцию», – так это звучит на его языке…
Словно ему, профессиональному психологу, не было известно, каким стрессом оборачивается для матери трагическая потеря ребенка, особенно для современной, городской женщины, уверенной в большинстве случаев, что она пришла в этот мир не бороться с многочисленными врагами за свое выживание, а для того, чтобы его украшать… Психика современного человека сегодня разорвана представлениями о том, как он хочет ощущать себя в этом мире, и реальными возможностями существования. Представления большинства женщин о желанном образе жизни, к сожалению, формируются чаще всего не реалиями их жизни, а уровнем их интеллектуального развития, степенью эмоциональности и общим состоянием культуры общества… С трудом могу представить себе сегодня городскую женщину, которая перенесет смерть ребенка без какого-либо расстройства психики и станет рожать еще и еще – назло судьбе и смерти…
«Чертов сухарь! – подумала я негодующе и тут же вспомнила, несколько даже растерявшись, как этот 'сухарь' говорил мне такие слова, от которых не только голова кружилась – все вокруг меня кружилось, кроме его лица, склоненного надо мной, кроме его глаз, проникающих в самую глубину моей смятенной души, кроме его губ, жадно приникающих к моему телу…
«Стоп! – прикрикнула я на саму себя. – Опомнись! О чем ты думаешь? Ты должна думать о том, как помочь этим несчастным женщинам, многие из которых потеряли сегодня детей, а ты думаешь о себе, словно ты несчастней всех их. Прекрати сейчас же жалеть себя! У тебя и ребенка-то никогда не было…»
На последней фразе я стиснула зубы, стряхнула с ресниц неожиданно накатившие слезы и, подхватив с кровати беспомощно смотрящую на меня молодую женщину, осторожно повела ее к лестнице на первый этаж, оберегая от толчков ее огромный, как мне показалось, живот и следя, чтобы она не наступила куда- нибудь мимо ступеньки – за своим животом ей не видно было, что у нее под ногами… Женщина вцепилась в мою руку побелевшими от напряжения пальцами и смотрела вперед широко раскрытыми глазами…
Я прошла с ней уже один пролет лестницы, когда до меня вдруг дошло – она же еще не родила! Что же она делает в послеродовом отделении на третьем этаже? Ведь родильное отделение на втором этаже… Как раз в нем и произошел взрыв…
– Послушай, ты как оказалась наверху? Ты же не родила еще! – я остановилась на площадке между этажами и заглянула ей в глаза…
Кроме страха, я в них ничего не увидела…
– Я не буду никого рожать… – забормотала женщина. – Я не хочу никого рожать… Мне и одной хорошо, мне не нужно никого… Оставьте меня в покое… Я… Я ненавижу детей!
Я с опаской покосилась на ее живот. Какое там не буду! Хочешь или не хочешь, а придется… И – в самое ближайшее время, буквально – не сегодня завтра. Дольше уже тянуть некуда…
На вид ей было лет пятнадцать. Я не удержалась и погладила ее рукой по голове.
– Как тебя зовут? – спросила я.
– Чайкина Лариса…
– Мы с тобой сейчас успокоимся и поговорим, вот только на улицу отсюда выберемся…
– Да! Я хочу уйти из этого ужасного места! Я не хочу ничего! Я не хочу видеть врачей! Они все мертвые… Я ненавижу мужчин…
«Да это же бред самый настоящий! – подумала я. – Откуда она все это взяла?..»
Мы все еще стояли на площадке между этажами, и Лариса не двигалась с места, несмотря на мои легкие подталкивания. Она вцепилась в перила и закричала:
– Я не пойду туда! Я боюсь!.. Я не хочу туда…
«Она была в том помещении, где произошел взрыв, – сообразила я. – Она поднималась по этой же лестнице на третий этаж и теперь не может заставить себя спускаться. Я не должна ее заставлять делать это… Что же предпринять?»
– Хорошо, мы не пойдем туда, – сказала я перепуганной Ларисе совершенно спокойно, словно у нас с ней был выбор – спускаться вниз или не спускаться. – Давай поднимемся обратно…
И мы начали опять подниматься наверх, вызывая в лучшем случае недоуменные взгляды у тех, кто спускался вниз, а в худшем – раздраженные крики женщин и врачей, двигавшихся нам навстречу. Я впервые слышала, как матерятся беременные женщины, и это меня, скажу честно, не очень поразило… Гораздо больше меня поразили их глаза… У некоторых уже начались родовые схватки, в их взглядах и в их криках я не видела и не слышала ничего человеческого… Только боль, только желание, чтобы поскорее все это кончилось, – все равно, как…
– Куда вы меня ведете? Я рожаю!.. – кричала женщина лет тридцати и, ухватившись за перила рукой, образовала на лестнице пробку.
Медсестра пыталась оторвать ее руку от перил и не могла этого сделать…
– Да сделайте же ей кто-нибудь укол! – истерично старалась перекричать вопли женщины медсестра. – Она же прямо на лестнице сейчас родит! Ее нужно довести до машины… Да не ори ты, стерва!
Лариса смотрела вокруг с ужасом. Время от времени она оборачивалась в панике назад и начинала судорожно трясти головой.
– Я не хочу! Не хочу! – бормотала она, и слова ее становились все более бессвязными и невнятными, превращались в какое-то подвывание…
Мы поднялись с ней на третий этаж, я подвела девушку к окну и открыла створки. Внизу суетились люди, сверху их передвижения казались бессмысленными и паническими, но только для непосвященного взгляда. Я сразу определила, что есть два основных направления движения, по которым движутся все, кого я видела внизу, – одно из главного, не пострадавшего от взрыва, входа к многочисленным машинам, сгрудившимся во дворе роддома, второе – от машин обратно ко входу, это за остающимися еще в здании женщинами возвращались спасатели и часть работников роддома…
Прямо напротив пробоины в стене, образовавшейся от взрыва, на асфальте лежал труп женщины, выпрыгнувшей с третьего этажа… Она в момент падения ударилась затылком об асфальт и в то же мгновение умерла, но бросившиеся к ней врачи успели принять ребенка, которого она рожала уже мертвая… Теперь она лежала, накрытая какой-то тряпкой, и ждала, когда спасут живых и начнут заниматься теми, кто погиб во время взрыва…
