вечер, когда тело было обнаружено.
— На основе чего вы это установили?
— По состоянию пищи в желудке убитого и времени последнего приема пищи.
— Можете приступать к перекрестному допросу, — заявил весьма довольный ответом Киттеринг.
— У меня есть несколько вопросов, — вмешался Мейсон. — Скажите, доктор, каким именно образом может быть установлено время наступления смерти?
— В данном случае, — ответил тот, несколько раздражаясь, — подходит несколько способов, но наиболее точным является метод, основанный на анализе содержимого желудка и времени принятия пищи.
— Значит, действуя таким образом, — сказал Мейсон, — вы предполагали, что обед был подан в двадцать десять?
— Действуя таким образом, я предполагал, что обед был подан в двадцать десять, сэр!
— Но, — заметил Мейсон, — о времени его обеда вы знали с чужих слов. Это так?
— Я знаю, что обед был подан в двадцать десять.
— Откуда же вам это известно? — не унимался адвокат. Врач повысил голос:
— Это подтверждает свидетель.
— Но если окажется, что тот ошибся, говоря вам, в какое время был подан обед, то окажется, что и вы неправильно установили время смерти?
— Свидетель не ошибается, — уверенно подтвердил врач. — Я разговаривал с ним лично.
— Но не основываясь на показаниях других людей, вы, доктор, можете лишь утверждать, что смерть наступила за восемь — десять часов до того, как вы приступили к осмотру тела, или же не позже, чем через два часа после приема пищи?
— Можно сказать и так, если это вам больше нравится, — раздраженно ответил врач.
— Спасибо, доктор, — с улыбкой поблагодарил Мейсон. — Это все, что я хотел узнать.
— Следующим будет давать показания Джейсон Кэрролл, — объявил Киттеринг.
Появился Кэрролл с застывшим выражением лица и неподвижными глазами. Он назвал свое имя, адрес и был приведен к присяге.
— Скажите, вы присутствовали на похоронах? спросил Киттеринг.
— Да.
— Когда это было?
— Утром в субботу. Семнадцатого.
— Вы узнали покойного?
— Да.
— Вы с ним были знакомы раньше?
— Да.
— Под каким именем вы его знали?
— Я знал его под именем Джона Миликанта, брата Эмили Миликант.
— А можете вы ответить, знал ли его ваш дядя, Олден Лидс, в настоящий момент подсудимый?
— Да, он его тоже знал.
— Под каким именем?
— Протестую по поводу этого вопроса, — перебил Мейсон. — Он не может свидетельствовать о том, что знает его дядя.
— Протест принимается, — произнес судья Кнокс.
— Вы когда-нибудь слышали, как ваш дядя обращался к нему по имени? — продолжил допрос представитель прокурора.
— Да.
— И как же ваш дядя к нему обращался? — спросил довольный удачно найденной формулировкой Киттеринг.
— Он называл его Джоном Миликантом, — прозвучал ответ, которого он ждал.
— Можете проводить перекрестный допрос, — сказал Киттеринг.
— Как я понимаю, вы не питали особой любви к вашему дяде, обвиняемому по этому делу? — поинтересовался Мейсон.
— Напротив, я заботился о нем, — возразил Кэрролл. — Это выразилось хотя бы в том, что я, узнав, как он стал жертвой неразборчивого в средствах авантюриста, всячески старался оградить его собственность от посягательств.
— Под «неразборчивым в средствах авантюристом» вы имеете в виду Эмили Миликант, сестру убитого? — уточнил адвокат.
— Да, ее.
— Теперь, — сказал Мейсон, — представим на минуту, что на скамье подсудимых находится не ваш дядя, а кто-нибудь другой. Это как-нибудь повлияло бы на ваши показания?
— Что вы имеете в виду? — не понял Джейсон Кэрролл.
— А вот что. Предположим, что от его смерти по естественным причинам или в газовой камере Сан-Квентина вам не светила бы никакая выгода. Иными словами, если бы вы не были его наследником и не могли бы поэтому претендовать на часть его состояния, вы бы стали препятствовать его женитьбе и поверили бы в то, что он — убийца?
Киттеринг вскочил на ноги.
— Ваша честь, — воскликнул Кэрролл, — это возмутительно! Неслыханно! Это, в конце концов, непрофессионально! Такие вопросы не могут задаваться в суде!
Судья Кнокс вежливо возразил:
— Вопрос, конечно, не из приятных, однако это не причина, чтоб его игнорировать. Его нельзя назвать вежливым, но он вполне правомерен. Я не знаю закона, по которому адвокат должен быть вежлив и выдержан в разговоре со свидетелем, говорящим явную ложь.
Этот вопрос необходим для того, чтоб выяснить мотивы поступка, и поэтому вполне уместен.
— Отвечайте же на вопрос, — потребовал Мейсон.
— Я совершенно не думал о деньгах моего дяди, — едва слышно проговорил Кэрролл.
— Но вы же, вопреки его воле, поместили его в санаторий, когда поняли, что тот собирается жениться на Эмили Миликант?
— Я сделал это для его же пользы.
— И для своей тоже. Разве не этим объясняется ваш поступок? — язвительно заметил Мейсон.
Немного поколебавшись, Джейсон Кэрролл на мгновение поднял глаза на адвоката:
— Нет, вы не правы.
— И вы никогда не обсуждали с вашими родственниками, которые, кстати, тоже помогали вам в этом деле, что если расстроить женитьбу вашего дяди или объявить его недееспособным, то все его состояние перейдет к вам?
Кэрролл, беспокойно переступая с ноги на ногу, снова ответил «нет» и опустил глаза.
— На эту тему не было разговоров?
— Нет.
— И никто не говорил о такой возможности в вашем присутствии?
После длительной паузы Кэрролл снова выдавил из себя «нет».
— Вы похитили вашего дядю не из-за денег, а проявляя заботу о нем?
— Я протестую! — опять вмешался Киттеринг. — Данные факты не являются свидетельством. Особенно протестую против слова «похитили».
— Протест принимается, — согласился судья Кнокс. Мейсон вежливо улыбнулся в сторону Киттеринга и продолжил:
— Не так давно вы сказали, что хотели объявить вашего дядю недееспособным и поместить в санаторий.
Свидетель замялся, и Мейсон полез в свой портфель.
— У меня есть копия вашего свидетельства, данного под присягой. Если желаете, можете освежить
