найти выход, но, увы, боюсь, мне это не удалось. Мы были так счастливы! Однако прекрасное всегда слишком хрупко. Ни о чем не беспокойся. Вся вина и ответственность полностью лежит на мне, и я не допущу, чтобы ты пострадал за то, что сделал для меня. До свидания, мой любимый.
— Что она имеет в виду под словами: «Вся вина и ответственность полностью лежит на мне, и я не допущу, чтобы ты страдал за то, что сделал для меня»? — спросил Мейсон.
Майор Уиннет чуть замялся:
— Видите ли, моя женитьба, строго говоря, не совсем совпадала с желаниями моей матери. Я сделал это вопреки ее возражениям.
— Возражениям, высказанным вслух? — уточнил Мейсон.
— Естественно, нет.
— И тем не менее ваша жена знала о них?
— Женщины многое чувствуют без слов, мистер Мейсон. Я хочу, чтобы вы нашли ее и решили проблему.
— А потом сообщил вам? — задал еще один вопрос Мейсон.
— Безусловно.
Перри Мейсон задумчиво покачал головой.
В кабинете воцарилось молчание, прерываемое лишь неопределенными звуками с улицы и учащенным дыханием майора.
— Поступайте, пожалуйста, как считаете нужным, — наконец выдавил он.
— Когда ваша жена исчезла? — продолжая раздумывать, спросил Мейсон.
— Вчера вечером. Я обнаружил эту записку на комоде где-то около полуночи… Думал, она уже легла спать.
— Нет ли какой-нибудь причины, по которой ваша жена могла бы быть уязвимой со стороны, так сказать, внешнего воздействия?
— Исключено! Если вы имеете в виду шантаж, — сразу же отверг подобную мысль майор.
— Тогда объясните мне, почему ваша жена побоялась поделиться с вами своей бедой?
— Не знаю… разве что это связано с моей матерью… — задумчиво начал посетитель. — Моя мать — личность весьма необычная. Когда лет двенадцать тому назад умер мой отец, она взяла в свои руки бразды правления. Живет прошлым, руководствуется устаревшими понятиями…
— Ведет правильный образ жизни? — перебил его Мейсон.
— Не столько правильный, сколько… понимаете, существуют классовые различия, традиции аристократии, богатство, ну и все такое прочее. Полагаю, она была бы куда счастливее, женись я на женщине ее круга, — заключил майор Уиннет.
— Например, на ком?
— Ну, я не имел в виду конкретную особу, — торопливо сказал посетитель.
— Конечно, не имели. Именно поэтому я и спрашиваю вас.
— Э-э… возможно, Дафна Рексфорд, — неуверенно протянул майор.
— Думаете, это могло послужить причиной ухода вашей жены? — с сомнением произнес Мейсон.
— Нет-нет, не прямо. Моя мать приняла Марсию в семью, и, какие бы ни были у нее взгляды на брак, сейчас Марсия одна из нас, одна из Уиннетов.
— Ну а, скажем, что вы имели в виду под словами «не прямо»? — пожелал уточнить Мейсон.
— Марсия никогда бы не позволила себе совершить поступок, бросающий тень на меня, ибо знала, как к этому отнесется моя мать. Видите ли, мистер Мейсон, мы живем в большом, довольно старомодном поместье, там, за высоким сетчатым забором с мощными воротами и табличками «Посторонним вход воспрещен», находятся наши личные дорожки для верховой езды, ну и прочее в этом духе, и чем больше окружающий мир приобретает черты, которые вызывают неодобрение мамы, тем больше она старается от него отгородиться.
— Не случалось ли у вас чего-нибудь необычного в последние несколько дней? поинтересовался Перри.
— Во вторник вечером в дом проник грабитель, — вспомнил майор.
— Что-нибудь взял?
— Драгоценности жены стоимостью где-то в двадцать пять или тридцать тысяч долларов. Хотя вряд ли за них можно столько выручить. В свое время они были застрахованы на пятнадцать тысяч…
— В свое время? — удивился Мейсон.
— Да, жена отменила страховку. И, как ни странно, всего за день до ограбления. — Майор Уиннет бросил на адвоката почти умоляющий взгляд.
— Значит, отменила свою страховку, — повторил Перри. — А через двадцать четыре часа произошло ограбление?
— Да, — кивнул майор.
— И вы не усматриваете никакой связи между этими двумя явлениями?
— Абсолютно уверен, здесь нет ничего такого, — торопливо начал пояснять Уиннет. — У моей жены была для этого очень веская причина. Она застраховала драгоценности, когда жила на квартирах или в отелях и держала их при себе. Когда же вышла за меня замуж, то переехала в наше поместье Виста-дель- Мар. И вряд ли имело смысл продолжать выплачивать за них большие страховые взносы.
— Расскажите-ка мне об этом ограблении поподробнее, — попросил адвокат. — Кстати, почему вы не заявили о нем в полицию?
— Откуда вы узнали, что мы не заявили в полицию? — удивился майор.
По выражению вашего лица, — сухо бросил Мейсон.
— Так получилось исключительно из-за того, что моя мать… — замялся майор, — ну понимаете, газетная шумиха и…
— Расскажите об ограблении, — повторил Мейсон. Майор Уиннет говорил медленно, размеренно, тщательно подбирая слова:
— Я очень крепко сплю, мистер Мейсон. Моя жена — чутко. Во вторник ночью меня разбудили ее крики…
— Во сколько? — перебил его адвокат.
— Я взглянул на часы лишь несколько минут спустя. Полагаю, было где-то без четверти час.
— Сколько времени вы уже спали?
— Мы легли около одиннадцати…
— И крепко спали, пока не проснулись от криков вашей жены?
— Но где-то в моем подсознании остались смутные воспоминания о кричащей ласточке…
Мейсон высоко поднял брови.
— Вы, конечно, слышали о знаменитых ласточках миссии Сан-Хуан-Капистрано? — торопливо продолжил майор Уиннет.
Мейсон молча кивнул.
— Эти ласточки гнездятся не только в миссии, — продолжал майор. — И прежде всего известны тем, что строго в определенный день улетают и также строго в определенный день возвращаются. Думаю, время их прилета можно предсказать с точностью до часа. Редкое чувство времени. Как им удается возвращаться…
— И эти ласточки обитают в вашем поместье? — перебил его Мейсон.
— Поверьте, это большое неудобство, — сказал майор Уиннет. — Они лепят свои гнезда из грязи и прикрепляют их к карнизам. Наш садовник сбивает их в процессе строительства, но если какой-то ласточке удается усыпить его бдительность и доделать гнездо, мы его уже не трогаем. Ведь птицы откладывают яйца тотчас же, как гнездо готово.
— Дальше, — нетерпеливо бросил адвокат.
— Так вот. Гнездо той самой ласточки оказалось в очень неудачном месте. Главное здание в Виста-дель-Мар — это большой дом в испанском стиле с черепичной крышей и белыми стенами. Наша