будет совсем нетрудно доказать, что в руках мистера Мейсона находилось орудие убийства, разряженное им преднамеренно или случайно, или опровергнуть это.
— Обвинение не может сделать это, ваша честь, — тихо проговорил Гамильтон Бюргер.
— Это еще почему? — удивился судья.
— Кто-то из любителей сувениров прихватил ее с собой.
Так, значит, полиция проморгала ее? — резко спросил судья Даккер.
— Да, ваша честь.
— В таком случае, — заметил судья Даккер, — вы не имеете права привлекать к судебной ответственности обвиняемую ввиду небрежной работы полиции.
— У меня больше нет вопросов к свидетелю, — доброжелательно заключил Мейсон.
— Вы можете покинуть свидетельское место, — сказал судья Даккер, обращаясь к Гарвину.
Тот с искаженным от ярости лицом, проходя мимо адвоката, бросил:
— Я вас убью!
— Одну минуту, ваша честь, — обратился к председательствующему Перри Мейсон. — У меня к свидетелю остался последний вопрос. Пройдите снова на свидетельское место, мистер Гарвин. Прошу вас.
Гарвин в нерешительности остановился.
— Делайте, что вам говорят, — приказал судья Даккер.
Гарвин неохотно прошел вперед и сел на стул.
— Проходя мимо меня, — спросил Мейсон, — вы что-то сказали? Повторите это, пожалуйста.
— О, ваша честь! — воскликнул Гамильтон Бюргер. — Я возражаю. Это не имеет никакого отношения к рассматриваемому делу. Какими бы ни были чувства свидетеля к Перри Мейсону, разумеется, они не могут повлиять на ведение судебного заседания. Я сам не перестаю удивляться, каким образом действует защита.
— Ваши личные чувства тут ни при чем, — заметил судья Даккер. — Не вы же даете показания. Защита имеет полное право указать на любой враждебный выпад со стороны свидетеля.
— Так что же вы сказали? — повторил свой вопрос Мейсон.
— Я сказал, что убью вас, — прокричал Гарвин, — и, клянусь Богом, я сделаю это!
— Это угроза?
— Нет, обещание. Я…
— Вы проведете двадцать четыре часа за решеткой за неуважение к суду, — вмешался судья Даккер. — Зал заседания не место для угроз. Вас уже неоднократно предупреждали. Я понимаю, что свидетель испытывает сильное возбуждение, но тем не менее суд необходимо уважать. Шериф, возьмите обвиняемого под стражу.
Тот подошел к Гарвину и взял его руку.
Гарвин резко встал, и казалось, что сейчас он совсем потеряет контроль над собой, но все же с трудом сдержался и в сопровождении представителя власти вышел из зала.
— Вызовите Еву Эллиот, — попросил Бюргер. Ева Эллиот тщательно подготовилась к тому, чтобы в столь драматической ситуации предстать во всем блеске. Глядя на нее, когда она уверенной и медленной походкой шла вперед, каждый мог безошибочно угадать, что эта женщина не один час провела в салоне красоты.
— Ваш род занятий? — спросил ее Бюргер.
— Я манекенщица и актриса.
— Где вы работали седьмого октября сего года?
— Я работала секретарем у мистера Гарвина-старшего.
— Вы давно у него работаете?
— Около года.
— Скажите, не произошло ли чего-нибудь неожиданного в тот день у вас на работе?
— Произошло, сэр.
— Что именно?
— Постойте, — в очередной раз остановил прокурора судья Даккер. — Несмотря на то, что защита хранит молчание, я хочу указать вам на неуместность показаний свидетеля. Все, что происходило не в присутствии обвиняемой в тот день, не должно влиять на судебное разбирательство.
— Обвинение, — продолжал Бюргер, — хотело продемонстрировать то, чем именно занимался мистер Гарвин в означенный день. Обвинение также хотело продемонстрировать то, что ему было известно и что он мог сообщить обвиняемой.
Судья Даккер взглянул на Мейсона.
— У защиты нет возражений?
— Нет, — ответил Мейсон с улыбкой.
— В таком случае отвечайте на вопрос, — сказал судья, бросив на адвоката недовольный взгляд.
— Так что же произошло? — спросил Бюргер.
— Мистер Гарвин позвонил из Лас-Вегаса и велел дожидаться его приезда.
— Когда он приехал?
— Без четверти девять, на час раньше, чем обещал. Он был весь взвинчен и отказался разговаривать со мной до тех пор, пока не примет душ.
— Постойте, — опять вмешался судья Даккер. — Мистер Гарвин был вызван в качестве свидетеля обвинения, а теперь вы собираетесь дискредитировать его?
— Это был свидетель противной стороны, — ответил Гамильтон Бюргер. — Он полностью на стороне обвиняемой и подтвердил это своими показаниями.
— Тем не менее он свидетель обвинения.
— Защита не возражает, — вставил Мейсон.
— А следовало бы, — проворчал судья.
Мейсон из уважения к судье слегка наклонил голову, но остался сидеть на месте.
— Хорошо, — произнес судья, с видимым усилием беря себя в руки, — поскольку защита не возражает, я разрешаю свидетелю ответить на поставленный вопрос.
— Вы уверены в отношении времени? — повторил свой вопрос Бюргер.
— Абсолютно, — сказала она. — Я не его личное имущество, чтобы со мной так обращаться. Если ему что-то нужно было сказать мне, он мог бы сделать это раньше, а не…
— Постойте, — прервал ее судья Даккер. — Ваши размышления к делу не относятся. Вас просто спросили: вы уверены во времени?
— Абсолютно, — повторила она.
— Теперь, — продолжал свой допрос прокурор, — ответьте мне, не говорил ли вам мистер Гарвин что-либо о мистере Кассельмане?
— Говорил.
— Кто присутствовал при этом?
— Мы были вдвоем.
— Что же он сказал?
— Он сказал: «Я только что разговаривал с человеком, который наверняка убил отца Стефани Фолкнер, и мы договорились встретиться в одиннадцать сегодня вечером».
— Как он поступил дальше?
— Он снял пиджак, и я заметила, что под мышкой в кобуре лежит револьвер. Он отстегнул ее, положил на стол и пошел принимать душ.
— Вы не смогли бы опознать этот револьвер?
— Нет, сэр, не могу. Я боюсь оружия, но оно в точности похоже на вещественное доказательство номер 30.
— У меня все, — закончил Гамильтон Бюргер, поворачиваясь к адвокату.
— Итак, когда это происходило? — спросил Мейсон.
— Когда он приехал в контору, было без четверти девять.
