Мейсон прервал неторопливый говорок банкира:
— Оставьте свои объяснения для других. Меня интересует общая величина его накоплений и капиталовложений!
Карпентер откашлялся:
— Шестьдесят девять тысяч семьсот шестьдесят пять долларов и тридцать центов.
— Не могли бы вы мне рассказать, каким именно образом вносились деньги?
— Чаще всего наличными суммами от пяти до пятнадцати тысяч единовременно.
— Они сдавались лично Вальтером Прескоттом?
— Насколько мне удалось выяснить, да.
— Благодарю, — сказал Мейсон.
— И если вам в дальнейшем понадобится наша помощь, мистер Мейсон, обращайтесь прямо ко мне.
— О’кей, — сказал Мейсон, опуская трубку на рычаг. — Сильно сомневаюсь, что мы завтра сможем уехать, Делла.
— Почему, шеф?
— Появилось еще одно усложняющее обстоятельство, которое мы упустили из виду и которое мы должны ликвидировать до того, как расстанемся с Лос-Анджелесом.
— Почему так необходимо это ликвидировать?
— Потому что любая криминальная проблема, которая не отвечает на все вопросы, не может являться ее решением. Теперь я понял свою ошибку: я обращал слишком много внимания на тех людей, которых подозревает прокуратура, совершенно забыв о жертве. А между тем, Делла, в конечном итоге успех решения любой криминальной загадки заключается в восстановлении всех деталей жизни жертвы. Вернее сказать, образа ее жизни. Здесь мы находим мотивировку, ну а мотивировка — разгадка всякого убийства.
Вообще-то у любого человека есть враги. Иногда это просто недруги или соперники по бизнесу. Чаще — личные враги. Люди, которые делают печальную физиономию и вздыхают, когда им говорят, что с человеком стряслась беда, но в душе при этом они ликуют. Для них величайшее наслаждение — сама подготовка убийства. У подобного человека, как правило, накапливается годами патологическая жестокость, безрассудная решимость при полном отсутствии фантазии.
— Отсутствие фантазии?
— Не знаю уж почему, но так всегда бывает. Мне кажется, что люди, наделенные воображением, могут себе ясно представить страдания других и потому им сочувствуют. В то время как человек, лишенный воображения, не в состоянии представить себя на месте других. Такие люди рассматривают жизнь только со своей собственной колокольни. Убийцы, как правило, хитры, но не оригинальны. Эгоистичны и упрямы в достижении поставленной перед ними задачи. Ты ведь понимаешь, что я говорю о спонтанных убийствах, совершенных под наплывом сильных эмоций.
— Почему вы не допускаете, что и данное убийство относится к этому типу?
— Я не могу этого допустить, потому что тогда мне пришлось бы признать, что на курок нажала Рита Свейн. Другое дело, насколько оправдан был такой поступок.
— Будете ли вы ее защищать, если она действительно виновна?
— Все зависит от того, что ты понимаешь под словом «виновна». Я квалифицирую преступления не всегда так же, как окружной прокурор. Для меня моральная провокация…
— Шеф, — перебила его Делла, — может, вы лучше все-таки займетесь упаковкой своего чемодана?
— Не сейчас. Мне нужно обдумать все заново. Давай-ка вместе внимательно подумаем о личности убитого Прескотта. Кто такой этот Вальтер Прескотт? Сразу можно сказать, что это был нелюдимый эгоист, жестокий и беспринципный. К тому же весьма хладнокровный. То есть человек такого склада, который сам способен пойти на убийство.
— Но убийство-то совершил не он, а как раз наоборот.
— Это как раз и есть самая непонятная часть всей истории, Делла. По всем параметрам он должен был быть преступником, а не жертвой. Конечно, это звучит нелепо. И даже парадоксально, но убитый человек является не жертвой, а убийцей. Если мы подойдем к делу с таких позиций, то тем самым шагнем гораздо дальше позиции самой полиции: они никогда не додумаются до подобных дедуктивных рассуждений.
— Да, — улыбнулась девушка, — до такого парадокса, разумеется, больше никто не додумается.
— Итак, предположим, Вальтер Прескотт — убийца. Джексон Браун, он же Карл Паккард, видел в окне дома Прескотта нечто, не относящееся к гибели Вальтера Прескотта, но имеющее непосредственное отношение к убийству, совершенному самим Вальтером Прескоттом.
— Могу дать голову на отсечение, шеф, но никто не будет рассуждать так, как рассуждаете вы.
— Это действительно выглядит неразумно с первого взгляда, но все же во мне все больше крепнет уверенность, что я стою на правильном пути. Понимаешь, у меня вдруг совершенно исчезло ощущение, что я плутаю в потемках. Сделаем следующий шаг. Поразмыслим, кто же мог быть жертвой. Если уж Вальтер Прескотт действительно кого-то убил или пытался это сделать, то это… Подожди минуточку, Делла! Великий Боже!
Мейсон снова пустился равномерно вышагивать по кабинету. Минут через пять он замер на месте и медленно заговорил:
— Знаешь, Делла, если мои предположения оправдаются… Кто-то настойчиво постучал в дверь.
— Открой, Делла, это Пол Дрейк. Посмотрим, с чем он явился.
Девушка оттянула задвижку на двери.
— Алло, люди! Чем заняты? — с веселой улыбкой поинтересовался детектив.
— Шеф тренируется в новом виде логики, — ответила Делла. — Это нечто потрясающее. Сразу же разрешает тайны всех убийств и прочих преступлений. Согласно этой новой концепции, вы, Пол, входя в комнату, должны быть человеком, выходящим из нее.
— Не обращай на нее внимания, Пол, — засмеялся Мейсон, — она полна дорожных сборов. Ее мысли заняты наимоднейшими купальниками, которые она собирается надевать не ближе чем на экваторе.
— Да, да, а вы хотите, чтобы я думала и говорила только об убийстве. Трупы с обезображенными лицами, улики, косвенные доказательства, отравленные пули, предвзятые мнения и тому подобные прелести. Трупы, которые в действительности оказываются убийцами, и убийцы, которые на самом деле являются трупами. Так вот, дражайший Пол, завтра мы с шефом отправляемся в кругосветное путешествие на «Президенте Монро». Между нами и трапом судна маячит одна Рита, которая совсем недавно явилась сюда с хромой канарейкой и лишила шефа сил, сна и покоя. Так вот, садитесь-ка рядком и потолкуйте обо всем, чтобы убрать с нашего пути это последнее препятствие.
Дрейк, успевший принять свою излюбленную позу в кожаном кресле, меланхолично покачал головой и изрек:
— Именно об этом-то я и пришел рассказать тебе, Перри. Все кончено, если не считать газетного вопля. Вы с Деллой можете уезжать хоть сейчас.
— Что случилось?
— Твоя клиентка во всем созналась.
— Ты имеешь в виду Риту?
— Да.
— В чем она созналась?
— Во многом: что она поднималась наверх переодеться, что заходила в спальню Вальтера и нашла его убитым на полу, что взяла из его кармана письмо, написанное Дресколлом Розалинде, сожгла его в плите… После всех противоречивых показаний, которые она давала ранее, плюс тот факт, что она удрала за пределы штата и не согласилась добровольно возвратиться, ей обеспечен вердикт об убийстве первой степени. Возможно, тебе удастся с большим трудом добиться для нее пожизненного заключения. Ну, а
