камера, и она снимала меня еще в больнице. Я тогда, правда, ничего об этом не знала, но она сказала мне об этом.
– Она показывала вам эту ленту?
– Нет.
– А вы не думаете, что она вас обманывает?
– Нет, мне кажется, что она у нее действительно есть.
Мейсон задумчиво сказал:
– Вы платили деньги шантажистке, чтобы она хранила вашу тайну, а теперь хотите, чтобы она рассказала правду?
– А почему нет? – удивилась Элен Эддар. – Байрды погибли в автомобильной катастрофе. Хармен Хаслетт погиб в море. И мой сын является теперь единственным наследником фирмы и двухмиллионного состояния. Ради сына я готова на все, мистер Мейсон. Уайт очень горевал, когда Байрды погибли, хоть они и оставили ему кое-какие деньги, но все равно он какой-то неприспособленный к жизни, и такое состояние помогло бы ему твердо встать на ноги.
– Он может встать на ноги и другим путем, – ответил Мейсон.
– Нет, нет, только не Уайт! – ответила она. – Сейчас у него нет никакой почвы под ногами. Поверьте мне, все было бы не так, будь Байрды живы. Но они умерли... Нет, мистер Мейсон, я все обдумала, прежде чем прийти к вам.
– Понятно, – ответил тот. – И чего вы ждете от меня?
– Я хочу, чтобы вы получили от Агнес Берлингтон показания или как это еще называется. Письменные показания.
– Фамилия вашего сына Байрд?
– Да. Его зовут Уайт Байрд. Однажды, когда Белинды и Августа не было дома, эта женщина пришла и к нему. Она была с ним мила, рассказала, что работала сестрой в больнице Сан-Франциско, когда он появился на свет, ухаживала за его матерью и хотела бы ее сейчас повидать. Судя по всему, хотела шантажировать Байрдов.
– Та самая медсестра?
– Да, конечно! Она даже сообщила ему свое имя – Агнес Берлингтон.
– И что было потом?
– Она расспросила Уайта о его матери. О том, как она выглядит, какая у нее походка, стройная ли она. Уайт ответил, рассмеявшись, что его мать совсем не стройная, а скорее полная. Так они поговорили немного, а потом Агнес ушла...
– Вы еще что-то недоговариваете, – сказал Мейсон. – Рассказывайте все.
– Я и так вам все рассказываю, – ответила Элен Эддар. – Короче говоря, Агнес стала шантажировать и Байрдов. Она как-то подстерегла мистера Байрда и сказала ему, что служила медсестрой в больнице, когда родился его сын, а потом намекнула, что мать Уайта стройная женщина, и попросила взаймы двести пятьдесят долларов. Байрд дал ей эти деньги.
– Ну, и дальше?
– Через какое-то время она появилась снова, и опять «заняла» двести пятьдесят долларов.
– И сколько же Байрды выплатили ей вообще?
– В общей сложности тысячу двести пятьдесят долларов.
– Откуда у них такие деньги? И почему они платили?
– Платили, – ответила Элен Эддар, – разумеется, против желания. Но у них не было другого пути.
– И в течение этого времени вы тоже платили?
– Да, я тоже давала ей деньги «взаймы».
– И теперь вы хотите с ней поговорить? – недовольно спросил Мейсон.
– Да, я платила ей за молчание, а теперь хочу, чтобы она заговорила. Теперь мне нужны ее показания.
– Возможно, это какое-то крупное мошенничество, – пробормотал Мейсон.
– Что вы имеете в виду?
– Ведь вы могли все это выдумать, когда узнали, что после Хаслетта осталось два миллиона... Ну хорошо, мисс Эддар, я поговорю с этой медсестрой. Но предупреждаю вас, что я настроен очень скептически, и мне нужны доказательства. Очень убедительные доказательства.
– Она даст вам доказательства, – заверила Элен Эддар.
– В таком случае мы поступим следующим образом, – сказал Мейсон. – Мы навестим эту Агнес Берлингтон. И если я сочту, что она говорит правду, я возьму у нее письменные показания.
– И эти письменные показания будут действительными даже в том случае, если с ней что-то случится? – спросила Элен Эддар.
– Жила же она эти двадцать лет, – бросил Мейсон. – Проживет и еще какое-то время. Но в любом случае ее показания могут быть предъявлены как официальный документ.
– И вы сделаете это для меня?
– Вы ведь отказались от моих услуг.
– Сейчас ситуация изменилась, мистер Мейсон. На многие вещи я смотрю теперь другими глазами.
– Это верно, – согласился Мейсон и внезапно спросил: – А что вы скажете о Максин Эдфилд?
– В каком плане?
– Вы хорошо ее знали?
– Очень хорошо.
– Вы советовались с ней?
– Да... Она на несколько лет старше меня, и я смотрела на нее, как на более опытную подругу.
– Вы часто виделись?
– Да.
– Вы говорили ей о своей связи с Харменом Хаслеттом?
– Да.
– Говорили, что забеременели?
– Да.
– Она знала о том, что вы получили тысячу долларов?
– Она единственная, кому я рассказала об этом.
– А вы не говорили ей, что хотите обмануть Хаслетта, а на самом деле вовсе не беременны?
– Конечно, нет! Я же была беременной. У меня был очень неважный вид тогда, и Максин это заметила. Устроила мне настоящий допрос. И в конце концов я ей все рассказала.
– А теперь она клянется, что вы не были беременны, и что это был лишь ловкий ход, чтобы женить Хаслетта на себе.
– Я знаю. Жизнь не очень-то миловала Максин. Поэтому она готова дать любые показания, лишь бы перед ней положили изрядный куш. Кроме того, когда речь идет о состоянии в два миллиона, можно ждать чего угодно, мистер Мейсон.
– Что ж, вы правы, – согласился адвокат.
– Значит, Максин заявила, что я хотела женить Хаслетта на себе?
– Да. И единственное, в чем я смог ее уличить – это в идентификации вашей личности. Но одно это уже поставило ее в невыгодное положение. Правда, двадцать лет спустя можно и ошибиться.
– Так вы поедете со мной повидать Агнес Берлингтон?
– Хорошо, – устало вздохнул Мейсон. – Посмотрим, что она нам расскажет. Но еще раз предупреждаю вас, что я не дам своего согласия защищать ваши интересы, пока не уточню кое-какие факты.
– Почему?
– Потому что человек, обвиненный в преступлении, имеет право на защитника, независимо от того, виновен он на самом деле или нет. Но адвокат, дорожащий своей репутацией, не должен браться за такие дела, где его клиент может позволить себе пойти на обман.
