— Похоже, вы правы, — сказал Мейсон, — я видел несколько ее фотографий. Вы не знаете, кто ее снимал?
— Наверное, мистер Эддикс. Он постоянно всех щелкал, и в общем у него получались довольно приличные снимки.
— У него и на яхте был фотоаппарат?
— У него и на яхте были фотоаппараты, и дома у него были фотоаппараты, и где их только не было. У него множество камер самых разных марок.
— А вот насчет неудачной любви Элен — откуда у вас такая информация?
— Это же просто как дважды два. Она была симпатичной нормальной девушкой, но, похоже, не слишком стремилась бывать в обществе. Она работала, вела дневник, загорала. У нее даже была кварцевая лампа специально для сумрачных дождливых дней.
— И в этом заключалась вся ее жизнь?
— Да, и еще работа. Конечно, у нее не было определенных рабочих часов. Она всегда была наготове, на случай, если вдруг возникнет в ней необходимость, и, само собой разумеется, она сопровождала мистера Эддикса, куда бы тот ни отправлялся.
— И часто такое случалось?
— О да. У него на плите всегда грелось много утюгов. Случалось, что ему звонили по поводу его рудников или чего-нибудь еще и он срывался с места, бросая вещи в машину и тут же отправлялся — иногда вместе с Херши, иногда с Фэллоном, иногда один — ну, если, конечно, не считать Элен. Она сопровождала его во всех поездках.
— Позвольте напоследок задать вам еще один вопрос. Не кажется ли вам, что было нечто странное в обстоятельствах смерти Элен?
— Ну конечно же.
— Я имею в виду: не было ли у нас такого чувства, что она не могла покончить жизнь самоубийством?
— То есть что ее случайно смыло за борт?
— Я прошу вас ответить на мой вопрос, — настаивал Мейсон.
— Мистер Мейсон, — ответила она, — я никогда не говорю того, что могло бы поставить кого-то в затруднительное положение. Мне слишком хорошо известно, как начинают ползти слухи и как они могут отравить кому-нибудь всю жизнь, но… в общем, на месте полиции я бы так просто это дело не оставила.
— Почему?
— Потому что… ну, потому, что я уверена, я просто абсолютно уверена — Элен не могла покончить жизнь самоубийством, и я знаю, что кто-то взял ее дневник и выбросил за борт.
— Откуда вам это известно?
— Потому что ее дневник пропал, а я точно знаю, что он всегда был при ней.
— Откуда вы знаете, что он пропал?
— Мне пришлось впоследствии побывать в каюте Элен — чтобы прибрать там и собрать вещи для судебного исполнителя. Мы пришли туда вместе с ним и тщательно все осмотрели. Он положил всю ее одежду и личные вещи в одну коробку, а книги в другую.
— У нее не осталось родственников?
— Никто не смог ничего о ней разузнать — ну, откуда она и все такое.
— Натан Фэллон увернет, что он ее дальний родственник, — сказал Мейсон.
— Натан Фэллон? — удивленно воскликнула миссис Кемптон.
Мейсон кивнул.
— Да она его люто ненавидела. Он скорее родственник не ей, а тем обезьянам в клетках.
— А вам не показалось, что они, возможно, были знакомы еще до того, как она получила это место и…
— Вы хотите сказать, что она устроилась на это место благодаря ему?
— Ну, в общем, да.
— Боже мой, конечно же, нет, Она ненавидела Натана Фэллона.
— А вы как к нему относились?
— Я считаю, что никого нельзя ненавидеть.
— Но он вам не нравится?
— Разумеется, нет.
— Не пытался ли Фэллон ухаживать за…
— Не пытался ли он за ней ухаживать? Конечно, пытался. Поначалу он просто прилип к ней — пока она не поставила его на место самым решительным образом. Он один из тех, кто так и будет ходить кругами, стараясь случайно коснуться, задеть локтем, притиснуться поближе. Он сперва дотронется до вашей руки, потом потреплет по плечу, а затем примется хватать за коленки. При удобном случае он вас тут же обнимет — руки его не знают покоя. Он какой-то… сальный. Иногда хочется просто плюнуть ему в физиономию.
— Ну что ж, полагаю, я узнал от вас все, что хотел, — сказал Мейсон, — вы меня в высшей степени заинтересовали, рассказав об исчезнувшем дневнике.
— Ну, меня это тоже… очень удивило. Ведь не могла же она прыгнуть за борт вместе с ним.
— А еще что-нибудь удивило?
— Да.
— Что именно?
— Ну, в общем, — проговорила она, — тот важный документ, который она печатала для мистера Эддикса. Меня это очень удивило, и я часто размышляла, что с ним могло случиться.
— Что вы имеете в виду?
— Его не было у нее в каюте, и я не думаю, что Эддикс забрал его с собой, уходя. Конечно, он мог его взять, но я сомневаюсь в этом. Она, по-моему, должна была перепечатать его к следующему утру. Они отложили работу, когда шторм усилился.
— Ну хорошо, давайте предположим, что ее смерть не была самоубийством и что это не был несчастный случай, — сказал Мейсон.
Она пристально посмотрела на него.
— Тогда остается убийство.
— Тогда остается убийство, — подтвердил Мейсон.
Лицо ее по-прежнему оставалось совершенно бесстрастным, губы были плотно сжаты.
— Что же вы молчите? — спросил ее Мейсон.
— А я и не собиралась ничего говорить.
Мейсон встал и пожал ей руку:
— Ну что ж, я рад, что смог хоть чем-то быть вам полезным, и рад, что вы сумели добиться компромисса, миссис Кемптон.
Джеймс Этна схватил Мейсона за руку и энергично принялся ее трясти:
— Я просто не в состоянии выразить вам всей нашей благодарности — моей и моей клиентки. Я… ну, я просто не могу найти слов, чтобы сказать вам, насколько это было важно для нас обоих.
— Ну что вы, о чем речь, — сказал Мейсон, — я был рад сделать это для вас.
— Нет, нет, это было чрезвычайно любезно с вашей стороны.
— Кстати, — сказала миссис Кемптон, — у меня у самой пропали там кое-какие вещи. Не могли бы вы сказать мне, что там было найдено в этой урне, если, конечно, вы в курсе? Не было ли там вот такой серьги с жемчугом?
Она показала серьгу, и Делла Стрит выразительно кивнула.
— Там была точно такая же серьга, — сказала она, — я отлично помню, что обратила особое внимание на то, каким образом жемчужины собраны в небольшую гроздь.
— О, благодарю вас! — воскликнула миссис Кемптон. — Я так рада! Эти серьги достались мне от матери, и, в общем, я ужасно расстроилась, когда одна из них пропала. Я…
— Вы кому-нибудь говорили о пропаже? — спросил Мейсон.
