изображение тут же пропало.
Билл почувствовал какую-то тяжесть в животе, но не обратил на нее внимания, поскольку истерзанный желудок постоянно подавал ему отчаянные сигналы, полагая, что его хозяин помирает с голоду, и никак не желая смириться с тем, что такой чудесный перемалывающий и переваривающий механизм обречен на жидкую диету. Но Тембо тоже бросил работу, склонил голову набок и ткнул себя ладонью в живот.
— Поехали! — сказал он. — Началась-таки космическая прогулочка! Они врубили межзвездный двигатель.
— Мы что же, выходим в подпространство? Теперь, значит, каждую клеточку тела начнет выворачивать наизнанку, да?
— Нет, от этого способа передвижения давно отказались: слишком много кораблей вошли с убийственной вибрацией в подпространство, но ни один из них не вынырнул обратно. Я читал в «Солдатском Таймсе» объяснения одного математика: что-то такое об ошибках в вычислениях, о более быстром течении времени в подпространстве; так что, может, пройдет целая вечность, прежде чем эти корабли появятся оттуда.
— Значит, пойдем надпространством?
— Такого вообще не существует.
— Так, может быть, нас распылят на атомы и занесут в память гигантского компьютера, который усилием мысли перебросит нас в другое место?
— Господи! — воскликнул Тембо, и его брови доползли почти до самой кромки волос на лбу. — Для деревенского парнишки-зороастрийца у тебя довольно-таки странные представления. Ты что — наклюкался или накурился какой-нибудь дряни?
— Да объясни ты мне толком, — взмолился Билл, — если и то и другое чушь, то как же мы пересечем межзвездное пространство и сразимся с чинджерами?
— А вот как… — Тембо оглянулся, чтобы убедиться, что заряжающего 1-го класса поблизости нет, и сложил ладони с согнутыми пальцами в форме шара. — Представь себе, что это наш корабль, вышедший в большой космос.
Потом врубается бухой двигатель.
— Чего-чего?
— Бухой двигатель. Он так называется потому, что надувает предметы, и они начинают разбухать. Ты же знаешь, что все вокруг состоит из маленьких частичек, протонов, электронов, нейтронов, тронтронов и прочих штучек, которые удерживаются вместе силами притяжения. Если тяготение ослабить — а я еще забыл сказать, что все эти козявки вертятся, как сумасшедшие, — так вот, если ослабить между ними связь, то частички начнут удаляться друг от друга, и чем слабее будет притяжение, тем дальше они разлетятся. Дошло?
— Дошло вроде, но не очень-то мне это по душе…
— Не волнуйся, дружище. Смотри на мои руки: по мере того как сила притяжения слабеет, корабль начинает разбухать. — Тембо широко раздвинул ладони. — Он становится все больше и больше, достигает размеров планеты, Солнца, целой Солнечной системы… Бухой двигатель доводит нас до нужных размеров, а потом его врубают в обратную сторону, мы съеживаемся — и вот, пожалуйста, мы уже там!
— Где это там?
— Да где нужно, — терпеливо ответил Тембо. Билл отвернулся и стал усердно наводить блеск на один из снарядов, заметив прогуливающегося неподалеку заряжающего 1-го класса Сплина, который бросил на них подозрительный взгляд. Как только Сплин завернул за угол, Билл наклонился к Тембо и прошипел:
— Как же мы можем оказаться где-то в другом месте? Ни разбухание, ни съеживание нас не передвинет в пространстве.
— Видишь ли, этот бухой двигатель — хитрая штука. Вроде того, как если бы ты взял резиновую ленту и растянул ее за оба конца. Скажем, левая рука у тебя неподвижна, а правой ты растягиваешь ленту. Потом ты выпускаешь ее из левой руки, понятно? Ты же не передвигал резину, а только растянул ее, а потом дал ей съежиться, но она переместилась в пространстве. То же самое происходит и с нашим кораблем. Он разбухает, но лишь в одном направлении. Когда нос корабля достигнет точки назначения, корма все еще будет на месте старта. Потом мы сократимся и — трах! — мы уже там, где надо. С такой же легкостью, дружок, ты бы мог попасть и на небеса, если бы…
— Кончай проповеди в рабочее время, Тембо! — пролаял заряжающий 1-го класса Сплин с другой стороны стеллажа, откуда он просматривал окрестности с помощью зеркальца, укрепленного на стержне. — Будешь целый год чистить зажимы на стеллажах! Я тебя предупреждал!
Они молча занялись своей работой, но тут сквозь переборку в крюйт-камеру вплыла планетка размером не больше теннисного мяча.
Прекрасная маленькая планетка с крошечными ледяными шапками у полюсов, океанами, облачным покровом и даже селениями.
— Ой, что это? — взвизгнул Билл.
— Никудышная навигация, — поморщился Тембо. — Накладка. Корабль одним концом пошел немного назад, а не вперед. Нет-нет! Не трогай ее — это чревато! Это та самая планета, с которой мы стартовали, — Фигеринадон-2.
— Мой дом! — всхлипнул Билл, наблюдая со слезами на глазах, как планета уменьшается до размеров игрушечного стеклянного шарика. — Мама, прощай! — Он махал планете рукой, пока шарик не превратился в точку и не исчез из виду.
После этого события больше никаких особых происшествий не было, поскольку движения они не ощущали и не знали ни куда направляются, ни где находятся, ни когда остановятся. Но корабль, по- видимому, все же куда-то прибыл, так как пришел приказ готовиться к бою. Три вахты прошли спокойно, затем загремели колокола общей тревоги. Билл помчался на свой пост, впервые с момента зачисления в армию ощущая воодушевление. Его труды и жертвы не пропали даром: сегодня он наконец сразится с гнусными чинджерами!
Они заняли свои места возле зарядных люков, впившись глазами в красные полоски на зарядах. Через подошвы сапог Билл чувствовал слабую дрожь палубы.
— Что это? — спросил он у Тембо, еле шевеля губами.
— Работают атомные двигатели, это не разбухание. Маневрируем.
— Зачем?
— Следить за зарядными лентами! — гаркнул заряжающий 1-го класса Сплин.
Билл весь взмок от пота и только теперь заметил, как жарко стало в помещении. Тембо, не спуская глаз с зарядных лент, разделся и аккуратно сложил одежду на полу.
— Разве можно раздеваться? — спросил Билл и расстегнул воротник. — А почему такая жарища?
— Нельзя, конечно, но приходится выбирать между наказанием и опасностью зажариться. Заголяйся, сынок, иначе помрешь без покаяния. Мы, должно быть, сражаемся: включена система защиты. Семнадцать силовых полей, одно электромагнитное, да еще двойная броня корпуса и слой псевдоживой плазмы, которая затягивает пробоины. Теперь вся энергия накапливается внутри корабля и от нее никак нельзя избавиться. А значит, и от тепла. При работающих двигателях и потеющей команде тут будет жарковато. А начнется стрельба — станет еще хуже.
Невыносимый зной держался несколько часов, в течение которых они продолжали следить за зарядными лентами. Один раз Билл услышал — скорее ощутил босыми подошвами через раскаленный пол — какой-то слабый звук.
— Что это было?
— Торпеду пустили.
— Во что?
Тембо лишь пожал плечами и продолжал еще упорнее вглядываться в заряды. Еще целый час Билл мучился от жары, усталости и скуки, потом прозвучал сигнал отбоя и вентиляторы принесли желанную прохладу. Натянув на себя форму, Билл устало потащился в кубрик. На доске объявлений в коридоре был
