противопожарную просеку.
Но Бруно не обращал внимания на мордобой и неразбериху.
— Агилульф! — проревел он. — Найди среди этих ублюдков одного, который может говорить на нормальном языке. Я хочу узнать, куда упала эта хреновина с неба!
Агилульф соскользнул с лошади, исполнительный, но не скрывающий своих сомнений. Он поймал ближайшего человека и стал кричать ему в ухо на солдатской латыни, на которой разговаривал с греками. Пойманный, который знал только родной окситанский диалект и никогда не слышал, чтобы люди говорили на других языках, с ужасом таращился на немца.
Поглядев на эту сцену со спины своего неказистого мула, дьякон Эркенберт решил вмешаться. Среди согнанных в кучу беглецов он высмотрел черную рясу священника. Несомненно, деревенский священник, последовавший за своими прихожанами. Эркенберт направил к нему мула, освободил несчастного от хватки одного из свирепствующих сержантов Агилульфа.
— Presbyter est, — начал он. — Nonne cognoscis linguam Latinam ? Nobisfas est...
Постепенно страх у священника прошел, он начал понимать непривычный английский выговор Эркенберта, пришел в себя настолько, чтобы вникнуть в смысл вопросов и ответить на них. Да, они видели огни в небе, приняли их за предзнаменование Страшного Суда и воскрешения мертвых, за души, поднимающиеся в небеса к своему Господу. Потом кто-то заметил взмах ангельских крыл, и весь их полк разбежался в ужасе, который только усилился из-за начавшегося лесного пожара. Да, он видел низвергшуюся на землю огненную фигуру.
— И как она выглядела? — возбужденно спросил дьякон.
— Она выглядела как ангел, в пламени низринутый с небес, несомненно, за его непокорность. Ужасно, что опять будет Падение ангелов...
— А куда упал ангел? — перебил его Эркенберт, пока снова не начались причитания.
Священник показал в кустарники на севере.
— Туда, — проговорил он. — Вон туда, где выбивается пламя.
Эркенберт огляделся. Основной пожар приближался к ним с юга. Повидимому, людям императора удастся остановить его на линии просеки, которую они уже начали вырубать. В работу включились сотни человек, деловитость и порядок распространялись повсюду, как масло по воде. На севере находился небольшой очаг огня, раздуваемый южным ветром. Он не выглядел опасным, так как примыкал к голому каменистому склону. Эркенберт кивком отпустил священника, повернул мула и подъехал к императору, по- прежнему кричавшему, но уже обнажившему меч.
— Следуйте за мной, — буркнул дьякон через плечо.
Через сотню шагов император понял, куда направляется Эркенберт, и галопом послал своего жеребца вперед, не обращая внимания на переплетение сучьев и колючки. Эркенберт неторопливо трусил вслед. Когда он приблизился к очагу пламени, император уже спешился и, намотав на руку поводья, смотрел вниз, на землю.
Там лежало изломанное о камни тело ребенка. Не оставалось и тени сомнений, что ребенок мертв. Его голова был разбита, концы оголившихся костей торчали из разорванных бедер. Император медленно наклонился, одной рукой приподнял ребенка за край его рубахи. Тельце обвисло, как мешок с цыплячьими костями.
— Должно быть, у него все кости переломаны, — сказал Бруно.
Эркенберт сплюнул в ладонь и слюной начертал на разбитом лбу крест.
— Возможно, это милость Господня, — сказал он. — Смотри, перед падением он сильно обгорел. Вот следы ожогов.
— Но почему он попал в огонь? И почему он упал? Вернее, с чего он упал?
— Бруно уставился в небо, словно испрашивая ответа у звезд.
Эркенберт принялся шарить вокруг, среди валяющихся на земле обломков, почти полностью спаленных пожаром, который теперь удалялся по направлению ветра. Обломки жердей. Легких жердей, сделанных из какого-то растения с пустотелым стволом, похожего на ольху, но более прочного. И несколько обугленных обрывков ткани. Дьякон помял их в руке. Это не шерсть и не лен. «Какое-то экзотическое южное растение, — подумал он. — Хлопок. Очень тонко сотканный. Тонкая ткань, чтобы держать ветер подобно парусу».
— Это была какая-то машина, — сделал он вывод. — Машина, чтобы нести человека по воздуху. Но не взрослого, а мальчика. Маленького мальчика. В этом нет никакого колдовства, никакой ars magica. Это была даже не слишком-то хорошая машина. Однако новая машина. И я скажу тебе еще коечто, — продолжал он, снова поглядев на мертвого ребенка, на его светлые волосы, на глаза, которые вполне могли быть голубыми до того, как огонь опалил их. — Этот мальчишка — мой соотечественник. Я это вижу по его лицу. Словно у церковного певчего. Это лицо англичанина.
— Английский мальчишка летает на новой машине, — прошептал Бруно.
— Это может означать только одного человека, и мы оба знаем кого. Но зачем он это сделал?
Подоспевший к ним Агилульф услышал последний вопрос императора.
— Кто знает? — откликнулся он. — Кто способен проникнуть в замыслы этого дьявола? Я вспоминаю его загадочный корабль в том сражении при Бретраборге, я проплыл в двадцати футах от него и все равно до самого конца битвы не понимал, что это за судно.
— Самый простой способ разгадать план, — сказал Эркенберт, обращаясь теперь к императору на нижненемецком языке, так похожем на родной англонортумбрийский диалект дьякона, — самый простой способ разгадать план — это предположить, что он удался.
— Ты это о чем? — рявкнул император.
— Что ж, мы видим римского императора ночью в глухих зарослях, он стоит со своими советниками и никто из них не понимает, что происходит и что нужно делать. Возможно, именно этого и добивался противник. Просто чтобы мы стояли здесь.
Встревоженное лицо императора неожиданно прояснилось. Он нагнулся, взял Эркенберта за крошечное плечико со своей обычной деликатностью, словно боялся раздавить его.
— За это я тебя сделаю архиепископом, — сказал он. — Я понял. Это отвлекающий маневр, чтобы мы смотрели не в ту сторону. Будто ночная атака на фланге, вдалеке от направления главного удара. И фокус удаются! Все это время ублюдки могли подбираться к месту, которое еще несколько часов назад было недоступно, как мышиная норка. — Он с легкостью вскочил в седло. — Агилульф, как только просека будет сделана, возьми оттуда всех рыцарей Ордена и верни их во внутреннее кольцо, удвой караулы вокруг крепости. И пошли шесть человек вдоль кольца постов, чтобы объяснили часовым, кого искать, и приказали сторожить дорогу в обоих направлениях — и внутрь, и наружу. — Он еще немного помедлил, прежде чем пришпорить жеребца. — И пришли сюда человека, чтобы забрал тело этого мальчишки.
Он умер как герой, мы его похороним с почестями.
Шпоры вонзились в бока жеребца, и тот понесся вниз по каменистому склону. Агилульф поехал следом за ним выполнять полученный приказ. Оставленный в одиночестве Эркенберт взгромоздился на своего мула и неторопливо потрусил в том же направлении.
«Надо же, архиепископ, — думал он. — Император всегда выполняет свои обещания. И ведь имеется одна свободная архиепископия, в Йорке. Если Церковь сможет снова принять под свое крыло тамошних еретиков и вероотступников. Кто бы мог подумать, что я стану преемником самого Вульфира: он человек из знатного рода, а я сын деревенского священника и презренной наложницы. Странная вещь произошла с Вульфиром. Говорят, его хватил удар прямо в ванне. Любопытно, долго ли его пришлось держать под водой? Император великодушен и может простить неудачу. Но не лень. Все его псы должны лаять. И кусать тоже».
За краем скалистого ущелья, по которому карабкались Шеф, Ришье и Свирелька с мальчишками, яркое зарево высвечивало возвышающуюся перед ними неприступную каменную стену крепости, но в самом ущелье тень была достаточно глубока. Еще несколько секунд их будет укрывать темнота. Крики раздавались как сзади, где дозорные по-прежнему пялились на небесные огни, так и на крепостных стенах, там часовых пинками и тычками загоняли назад на посты. «На свету долго оставаться не стоит», — подумал Шеф.
