Давай я не буду за волыной лезть, лады? — Лады, — Вадим напрягся — руки пульсировали уже размеренно, встраивались в нормальный кровеносный ритм. Он прикинул: сумка с пистолетом — метрах в пяти, но псих прохаживается как раз между ней и Вадимом. Нет, не сейчас. — Я… — он помедлил. — Я жениться собираюсь. — Ну? — ЭТОТ остановился, наверняка глядя сейчас на Вадима, но тот сидел, уткнув взгляд в пол, еще энергичнее массируя руки. — Серьезно?
— Представь себе, — он несколько раз сжал и разжал кулаки. — И на ком же?
— На девушке своей.
— Ну-ка, ну-ка, — псих присел перед Вадимом на корточки, но тот по-прежнему не смотрел. — Расскажи мне о своей девушке. Вадим быстро вскинул глаза — и встретился с глазами ЭТОГО: — А не пошел бы ты! Псих бритвенно прищурился, но голос был по-контрастному мягок, сожалеющ:
— Не, боденшатц. Ты все-таки не понял… — он точным движением бросил правую вбок. Взял с пола. Поднялся сам, перехватывая. Ту самую железяку, которую он всю дорогу валял — полутораметровый здоровенный равномерно порыжевший ржавчиной лом. Направил на Вадима уплощенное, расширяющееся на конце острие. Пожалуй, Вадим решился бы на драку, и даже был готов к пистолету, но — никак не к грязной заскорузлой вещественности, тяжести, грубости этой жлобской хреновины. — Продолжаем разговор, — псих — псих, псих, ебанашка! — лыбился блаженненько. — Что у тебя за девушка?
— Что тебя интересует? — Вадим, не отрываясь от столба, распрямился в несколько приемов.
— Ну, как зовут, во-первых.
— Лена.
Убью, подумал Вадим. Я тебя, сука, убью.
— Лет ей сколько?
— Двадцать два.
— Работает, учится?
— Да.
— Что — да?…Э! Але!
— Зачем ты это делаешь?
— Я же сказал: я хочу понять. Как вы живете, гомункулы, блядь, чем? — ебанашка качнул ромбовидной головкой лома. — Что думаете, что чувствуете… Ты ее любишь? Але!!! — Да.
— Вы давно встречаетесь?
— Полтора года.
— Как вы познакомились?
— Обычно, — Вадим стиснул зубы. — Обыкновенно. Она… Знакомая сестры. Однокурсница.
— А. Где она учится? На кого?
— На психолога.
— Какой курс?
— Четвертый.
— Подрабатывает?
— Угу.
— Где?
— В центре реабилитации.
— Наркоманов лечит?
— Типа того.
— Как выглядит?
— Слушай…
— Ну?!
— Зачем…
— Ты. Боден-хуеден, — лом ахнул в доски в паре сантиметров от вадимовой ступни. — Вопроса не понял?
— Понял.
Убью.
— Ну!
— Что?
— Красивая она — твоя… Лена?
— Да.
— Ну, а конкретнее? Рост?
— Невысокая.
— Волосы?
— Рыжие… Светло-рыжие.
— Глаза?… Глаза?!
— Серые.
— Ну вот видишь. Правда, наверное, красивая. Как она тебя называет?
— Вадик.
— Ты предложение сделал уже, Вадик?
— Нет.
— Но собираешься?
— Да.
— И скоро?
— Скоро.
— Вы Новый год вместе решили встречать?
— Да.
— Где?
— У меня.
— Так ты предложение, случаем, не под это дело намерен?… — Пошел на хуй.
— Не нервничай, — ЭТОТ положил лом на плечо. — Ну вот сделаешь ты ей предложение. Она согласится. Согласится ведь? А то… Ну, поженитесь вы. Ну, дите заведете. Заведете? Заведете. Да не одно. О'кей. И что? — Все.
— Все?
— А чего тебе еще надо?
— Мне? Нет, не о том базар, что мне…
— Что? Тебе? Надо? От? Меня?
— Так я ж говорю… Понять.
— Чего ты еще не понял?
— Да, в общем, все понял.
— Ну чем я тебе так не нравлюсь?
— Почему не нравишься, — псих, придерживая лом левой и не глядя на Вадима, механически тер рыжую правую ладонь о джинсы. — Вполне нравишься, — он посмотрел на руку. Снова перенял ею ржавое железо — и стал оттирать другую. — Хуже всего, что нравишься. — Парень. Послушай. Я ведь тебе ничего не делал, да? Нам с тобой делить нечего. Давай я сейчас отсюда пойду, ладно? До ближайшего телефона отсюда минуты полторы, не меньше. Раньше чем через пять минут менты никак не приедут. Ты всяко уйдешь. Ладно? Пока не смотрит — двинуть правой в морду. Свалить. Надо его свалить. Потом — сумка. ЭТОТ так и не посмотрел на Вадима. Даже хватая лом обеими, даже размахиваясь коротко. Так он и ударил — с силой, не целясь, ткнул плоским острым концом в живот, в мягкое. Вадим даже удивился, что может быть настолько больно. Но еще страшнее боли разорванных мыщц, брюшины, желудка было ощущение безусловной летальной необратимости происходящего — потому что до самого конца Вадим так толком и не поверил в его настоящесть. Ног не стало, он упал ничком, ослепнув, чувствуя, как неостановимо из него льется: из раны, из расслабившегося мочевого пузыря — и тогда ЭТОТ ударил, еще и еще дважды ударил Вадима по шее и по затылку.
