по-настоящему. Пол всю свою жизнь прожил в мировой Столице Греха, кроме тех двух лет, что они пробыли вне, но в непосредственной близи от нее, и все-таки никогда своими глазами не видел ни единого акта насилия, кроме уличных перебранок шоферов с пешеходами, которые так сильно на него действовали, что и он в непонятной злобе принимался орать на водителей такси и колошматить по крыльям автомобилей кулаками. Ни разу не видел букмекера, не знал ни одного гангстера. Полу было известно, что вся округа напичкана наркотиками: пройди квартал на восток и увидишь Игольный Парк, где увидишь лица полные апатичной тоски, которые – как он понимал – принадлежали несомненно наркоманам, но ни разу Пол не видел как наркотики переходят из рук в руки и никогда не видел шприцов, кроме как во врачебном кабинете. Иногда его пугали ржущие компании подростков, с гиканьем проносящихся по вагонам метро или кучкующихся на углах, но ему не приходилось замечать с их стороны каких-нибудь стремлений что-нибудь разбить или разрушить. Иногда бывало трудно поверить в то, что страницы “Дэйли Ньюс” или “Миррор” забиты не фактами, а безумными фантазиями или упражнениями начинающих авторов второсортной фантастики.
Пол знал множество людей, чьи квартиры были ограблены. Однажды, года три-четыре назад ловкая рука, высунувшаяся из закрывающихся дверей вагона метро, выхватила у ничего не подозревающей Кэрол сумочку. Да, подобные вещи происходили, но как бы это сказать – анонимно, что ли, в них не присутствовало чувства личного человеческого насилия.
И теперь Полу предстояло привыкать к совершенно новому миру реальности.
Глава 6
В воскресном номере “Таймс Мэгэзин” появилась статья, в которой упоминалось имя Эстер. Сэм Крейцер позвонил в десять часов утра и поведал об этом Полу.
– Как ты?
– В порядке.
– Поганое время. Мы можем что-нибудь для тебя сделать, Пол?
– Нет. Ничего.
– Может как-нибудь на недельке отобедаешь с нами?
– Давай я сообщу тебе чуть позже, хорошо? Сейчас у меня что-то нет настроения с кем-либо видеться. – Ему хотелось избежать сердечности своих друзей. С ними такого не случалось, для них это был уцененный товар. Кровоточат только твои раны. В человеческой жалости есть нечто липкое, она не помогает, а лишь раздражает, а сочувствие – жесточайшее из возможных испытаний.
Пол позвонил Джеку. Кэрол все еще спала. Пол сказал, что позвонит попозже: наверное лучше пока не появляться, по крайней мере, пока она не почувствует себя получше – как-нибудь в другой раз, о’кей?
Он вышел купить “Таймс”. Прошел до Семьдесят второй, и к газетному киоску возле Бродвей. Было очень тепло. Прищурившись, Пол наблюдал за плывущим людским потоком, разглядывая отдельных личностей, стараясь впервые в жизни угадать который из них убийца, который наркоман, а который невинен. До этого момента он ни разу не боялся выходить на переполненные улицы: всегда был осмотрителен, ночью пользовался такси, не шастал по темным закоулкам и незнакомым районам, но это была автоматическая привычка. Теперь же Пол искал на лицах печать жестокости.
“Таймс” он купил и пошел обратно по Семьдесят второй, медленно ступая, разглядывая то, что всегда пролетало мимо его сознания: грязь, серые торопящиеся лица, тощих девиц, сгрудившихся под тентом в центре квартала. Движение было не очень сильным: в эти теплые воскресенья, после Дня Труда все торопились уехать из города, стараясь продлить себе лето валяясь на пляжах и в поле, впитывая солнце.
Женщина бездумно стояла уставившись в окошко дешевого варьете. Красная табличка гласила: “Комо сабе веде ке но тьене энфермедад венериа?” Как узнать, что у тебя нет венерических заболеваний? Баба была простенькая, с лицом испещренным шрамами, отвисшей нижней губой, старая сука, злобная развалина с грязной авоськой свисавшей из вялой руки. Интересно сколько убийц вышло из этого лона? Сколько грабителей лежало между этими древними скрипящими бедрами?
Встревоженный, оставшуюся часть пути до квартиры проделал бегом.
В понедельник Пол все еще находился в состоянии посттраурной прострации. Вчера вечером он наглотался снотворных таблеток, поэтому поутру мало что соображал. Вчера он было твердо решил пойти сегодня на работу – даже если он не до конца включится в процесс, все равно полезнее видеть вокруг знакомые лица – но утром Пол уразумел, что не выдержит вида сотрудников.
Он сходил в банк, потому что кончились наличные, Прогулка получилась короткой: банк находился возле газетного киоска, на углу Семьдесят второй и Бродвея. Тот же путь он проходил и вчера, чтобы купить “Таймс”, это был тот же путь, которым он тысячи раз следовал на работу и домой – в метро, из метро... Но сейчас все выглядело по-другому. Пол скользнул в двери банка, словно в потайное убежище.
Пол решил было купить тяжелую палку и использовать ее в качестве оружия. Но это очень громоздко и неудобно: человек с ножом мог преспокойно увернуться, подскочить под палку, да к тому же если человек носит с собой дубинку, это обычно только озлобляет нападающих.
У кассы Пол встал за человеком в грязном переднике, разменивающим мелочь для своей закусочной. Через некоторое время мужчина отошел, неся несколько тюбиков с мелочью, упакованной в бумагу.
Пол взял на десять долларов четвертаков. Придя домой, он опустил их в носок, завязал его. И для проверки стукнул этим импровизированным кастетом, по сложенной “чашечкой” ладони. Затем положил его в карман пиджака. С этого момента он намеревался постоянно носить кастет с собой.
Он не собирался себя выгораживать; и прямо признал, что является бесхребетным трусом. До него дошло, что самой кошмарной чертой его характера является тщета всех его усилий.
Он чувствовал себя последним идиотом. Вытащив тюбик монет, Пол развязал носок и высыпал монеты в дальний ящик стола. То есть хотел высыпать. Ящик заело, он не хотел выезжать. Пол дернул сильнее.
Ящик выпал, и содержимое вывалилось на ковер. Самые же мелочи – кнопки, скрепки, разлетелись по полу.
Во всю мощь легких, Пол стал сыпать проклятиями.
После того, как он снова собрал вещички и поставил ящик на место, Пол вновь засыпал монетки в носок, завязал его и снова убрал в карман.
Позвонив слесарю, Пол договорился, что тот придет в среду и заменит замки, на более прочные модели, которые невозможно открыть пластиковой карточкой и вышибить ногой.
Несколько часов подряд Пол придумывал различные ловушки для воображаемых грабителей. Дробовики с обмотанными курками, поставленными на дорогу. Гранаты.
После этого он принялся выдумывать себе прозвища: полный кретин, параноидальный дурак. Сразу после пяти позвонил Джек:
– С полудня пытаюсь тебя достать.
– У меня была снята трубка. Чересчур много звонков с выражениями соболезнований.
– Понимаю тебя.
– Кэрол ходила к психиатру?
– Да, мы были у него вместе этим утром. Произвел хорошее впечатление, все на уровне. Выписал несколько транквилизаторов и сказал, что через какое-то время все образуется. Мне показалось, что со мной он разговаривал даже больше чем с ней. Знаешь, всякие советы давал о том, каким я должен быть спокойным, терпеливым и понятливым, пока все не образуется. Можно подумать, что она беременна.
– И все-таки мне кажется, что он прав. Тебе стало спокойнее на душе?
– Какое-то время да. Но, па, у Кэрол страшнейшая депрессия. Когда я с ней заговариваю, она почти никогда не отвечает. Словно об стенку горох.
