– Если вы будете продолжать убивать, вы продолжите саморазрушение. Вот в чем состоит опасность. Значит, вы уничтожите неисчислимое количество невинных.
– Эти животные, там, на улицах уничтожают их намного больше.
– Ну да, только не забудьте разницу: те – не ваши преступления.
– Нет, мои, если я буду тихо-мирно стоять рядом и позволять им происходить.
– Еще одна цитатка из Эдмона Бэрка, так что ли? “Чтобы зло восторжествовало, нужно только, чтобы хорошие люди ничего не предпринимали”. Но Бэрк не призывал людей совершать преступления.
Хэрри как-то по-моржиному двинулся к двери, подтягивая ласты, то бишь ноги. Замки открыть он не смог, пришлось Полу помогать, таким образом, он оказался совсем рядом со старым профессором. Хэрри очень мягко смотрел на него.
– Простите меня, Пол.
И ушел.
Пол закрыл дверь и защелкнул замки.
Глава 33
“Играешь теми картами, что пришли на руки”.
Он сидел, выпрямившись, неподвижно, не шевелясь и не обращая внимание на время.
Телефон.
Пол вскочил в панике и заметался по комнате. Телефон все звонил и звонил, а он все смотрел на него и смотрел...
Звонил и звонил... Пол не двигался.
Ирен, наверное. Но сейчас он не в силах с ней разговаривать. Он ждал, моргая. Телефон прозвонил, наверное, миллион раз, прежде чем она сдалась.
Наступившая тишина ужасала.
Глава 34
По спиральному въезду Пол поднялся в гараж. Тут было почти пусто: по воскресеньям в Лупе никого не было; Пол прошел к неприглядному зданию и поднялся по лестнице, тщательно выбирая место, куда поставить ногу – везде линолеум отставал от пола и загибался вверх. Он вошел в офис и сел за стол, положив на него руки.
Необходимо подумать. В этом назрела насущная необходимость. Но его тело и мозг как бы онемели, и в его сознании все время возникали из прошлого жуткие картины, которые сменившие друг друга: окровавленное мачете, возносящееся над головой; пистолет, направленный на грабителя: в фокусе мишени появляющийся старый еврей; безумные невидящие глаза слепой девочки...
И Хэрри Чизем, его голос, такой же тихий, как ветер, шелестящий в осенних листьях: линчеватель – это вы.
Пол дотащился до шкафа. Открыл нижние ящики и уставился на пистолеты. Матовый блеск обработанного металла. Молчаливые или, скорее, безмолвные вещи, притаившиеся в тени ящика, две опасные игрушки.
Пол врезал по ящику, закрывая его в непреодолимой злобе. Внутри пистолеты скользнули по скользкому металлу и с грохотом врезались в заднюю стенку ящика, заставив его зазвенеть.
В отчаянии Пол ринулся к телефону, но он молчал его пока не подключили. Он грохнул трубку на рычаг.
Затем из-за пучины отчаяния выглянула светлая голова разума. Пол вытащил платок и вытер телефонную трубку. До чего еще он касался? Память будто отшибло. Провел платком по подлокотникам кресла, крышке стола, дверным ручкам по обе стороны двери. Осмотрелся.
Шкаф. Он протер переднюю стенку ящика и ручку. Дотрагивался он до пистолетов пальцами или нет?
Нет: только смотрел. Пол подошел к пальто, вытащил из кармана резиновые перчатки и надел их.
Вымотанный до глубины души, он рухнул в кресло. Необходимо поразмыслить.
Солнышко начало пробиваться сквозь закопченные окна. Пол наблюдал за границей света и тени. Постепенно двигаясь, она приближалась к столу.
Мозг работал на полных оборотах, он был словно поезд, который мчится с перегоревшими тормозными колодками. Слова и образы в беспорядочном калейдоскопическом движении мелькали в больной голове. Пол почувствовал себя абсолютно беспомощным, как соломинка в шторме. Изнуренный, он думал о том, что даже не сможет подняться на ноги.
Луч солнца придвинулся к нему вплотную, – как нож гильотины. Свет добрался до ножки стола и стал подниматься вверх.
“Вы могли существовать только в том случае, когда ваше слово было единственным и решающим. Ваше видение мира превратилось в жесточайший солипсизм
и вы стали наиболее опасным из людей: человеком с манией в сердце”.
“Наверное, вы стали себя спрашивать: “Да что же я за чудовище-то такое?”
“Ваше внутреннее недовольство заставит вас содержать все новые и новые ошибки”.
“В общем, вы понимаете, как это все может закончиться”.
Солнце перескочило на угол стола. Пол с трудом поднялся из кресла.
Он рванул дверь на себя и вышел. Она защелкнулась, и он не стал трудиться запирать ее. Сошел на два пролете вниз, задержавшись у входа, чтобы протереть ручки: и вот он уже катил по Гран-Авеню. Пол содрал с рук резиновые перчатки и, сняв, кинул их в карман.
Очутившись в своей квартире, он взглянул на часы. Четвертый час. Встав в центре комнаты, он принялся делать глубокие вдохи и выдохи. После этих упражнений. Пол бросил пальто на диван и подошел к телефону.
– Пол – я так волновалась.
– Прости. Накатило что-то...
– Сижу тут, едва сдерживаясь, и стараюсь не думать о сигаретах. Чего ты убежал? С тобой все в порядке?
– Мне в голову пришли кое-какие странные мысли...
– Какие?
– Не знаю. Видения. Их страшно трудно облечь в слова. У тебя когда-нибудь бывало так, что вот скрутит – хочется орать, как оглашенному...
Она сказала:
– Тревога. Бедняжка мой. Все пройдет. В воскресное утро у большинства людей бывают депрессии.
– Да нет, тут что-то другое. Слушай, в общем, это с моей стороны скотство, конечно, но мне необходимо какое-то время побыть наедине с собой, взвесить все, обмозговать...
Молчание в трубке прозвучало, как протест.
– Ирен?
– Я слушаю. – Она была задета.
– Просто не хочу втягивать тебя в свои невротические кошмары.
– Пожалуйста, Пол, не надо...
– Сегодня утром я проснулся мокрый от пота, врал он отчаянно. – Мне показалось, что ты – Эстер. Все было настолько ясно, четко, живо. Теперь ты понимаешь?
Он слышал ее дыхание. Наконец, Ирен произнесла:
