вообще, сейчас? И какое число?
Чтоб у них отвалились ноги.
– Привет, – сказал Генка, когда я открыл дверь. – Ну и рожа у тебя, Шарапов.
Я хотел посмотреть на себя в зеркало, но потом вспомнил, что отнес его к Ольге дней десять назад. Или двенадцать.
– О, как тут у нас все запущено, – сказал он, проходя в комнату. – Пациент скорее мертв, чем жив. А я думаю – чего ты двери не открываешь.
– Садись вон туда.
– Да нет, командир. Я лучше пешком. Жена только-только мне эти джинсы купила.
– Пошел ты, – сказал я, снова опускаясь на пол.
– Что, совсем никакой?
– Отвяжись, говорю. Не видишь – мне плохо.
– Вижу. Давно забухал?
– Не знаю. Недели две. Какое сегодня число? И вообще – ты почему ночью приехал? Сейчас ведь еще ночь?
– Ну ты даешь, командир. Девять часов вечера. Я тебе, между прочим, звоню уже два дня. Что с телефоном?
Он нагнулся над телефонной розеткой и поднял оторванный шнур.
– Понятно. Внешний мир надоел?
– Отвяжись.
– А я вчера позвонил этой твоей соседке, Светлане…
– Ольге.
– Да мне без разницы. Она сказала – ты загулял. Стучала к тебе. Говорит – все бесполезно.
– Я не слышал.
– Ясен перец. Я сам чуть кулаки себе не отшиб. Короче, давай, поднимайся. Будем марафет наводить. Я у тебя переночую, а завтра заскочим за Пашкой и поедем в Москву. У него машина сломалась, а со мной он в одном джипе без тебя не поедет. Ты же знаешь про эту херню.
Я с трудом поднял голову.
– А на фига нам в Москву? Вы что, помириться решили?
Он уставился на меня и молчал несколько мгновений.
– Ну ты даешь. Так ты не знаешь еще ничего? Пашка тебе не звонил? Ты когда телефон оторвал? Он тебе не звонил, что ли?
Я приподнялся и сел перед ним на полу. В голове – благовест как на Пасху.
– Кто-то звонил, но я не стал говорить. Голова сильно болела.
– Ну ты даешь. Серега пропал, а ты ни фига не знаешь. Завтра поедем его искать. У тебя там водка еще осталась?
* * *
Серега пропадал не в первый раз. У него вообще после дембиля все как-то не так случилось. Не так как у Пашки или у меня. И уж тем более – не так как у Генки. Сначала пробовали помогать. Работу нашли. Потом другую. Потом Генка сказал, что ему западло с теми людьми встречаться. Типа – они ему доверяли, а он им Серегу всучил. А они с ним на большие бабки завязаться хотели. Поэтому мы Сереге стали просто деньги давать. То я, то Пашка. Генка тоже давал . Но бесполезно. Сереге – что сто рублей, что двести баксов – улетали за один раз. Не так у него все случилось.
Сначала вроде нормальные рядом с ним были мужики. Посидеть, выпить – какие дела? Но потом уже бомжи начали появляться. Потому что у него квартира была. И он жил один. Тетка сперва пыталась с ним воевать, но скоро купила дом в Калужской области и сказала ему – извини, мне под старость такой геморрой не нужен. А работать у него не получалось никак. То одно, говорит, то другое. Начальник – козел, или работа – фуфло. Всегда что-нибудь не так выходило. Последний раз мы с Пашкой вытаскивали его уже из совсем какой-то дыры. В Домодедово бичевал. Спал там в комнате с надгробными плитами.
Так что ничего нового вроде бы не случилось. Но Генка сказал, что Серегина тетка по-настоящему завелась. Звонила ему раза три и все время плакала. Кто-то у нее там ездил в Москву и сказали, что в Серегиной квартире другие люди живут. Про него не хотят говорить и вообще двери не открывают.
– Короче, она пробивает тему, что Серегу убили. С ума под старость сошла. Этим пердунам постоянно всякая херня мерещится. Запарил, на хрен, старушку огород. Коноплю, наверное, на продажу стала выращивать.
– Может, сначала к ней съездим? – сказал я. – Она когда его в последний раз видела?
– Да ладно, брось ты. Завтра поедем в Москву. Я говорю – водка у тебя где? В холодильнике ни фига не осталось.
* * *
Во Фрязино приехали к одиннадцати часам. Погода была паршивая, поэтому ехали медленно. То дождь, то снег. Несколько раз пришлось останавливаться.
У Пашкиного дома Генка сунул мне телефон.
– Давай, скажи ему, чтобы шевелил булками.
Через пять минут Пашка молча сел сзади, хлопнул меня по плечу и тут же уставился в окошко. Как будто до этого не видел свой собственный двор. Никогда в жизни.
– Как семья? – я повернулся к нему через сиденье.
В ответ он пожал плечами.
Эта история насчет денег их здорово напрягла. Они с Генкой даже решили поделить бизнес. Совсем перестали встречаться. Водку стали пить в разных компаниях. Хотя – куда им было деваться в этом Фрязино друг от друга? Все компании были одни и те же. Поэтому приходилось заранее узнавать, чтобы не встретиться где-нибудь невзначай. А то, кто его знает, чем это могло там закончиться. Пашка говорить не любил, но водки выпить за один раз мог очень много. Две бутылки. Под настроение – даже три.
Насколько я понял из их пьяных рассказов, когда они по очереди приезжали ко мне, дело там завертелось из-за пятидесяти штук баксов. Большие, конечно, деньги, но стоило ли оно того? Ездить потом ко мне, раскачиваться на табуретке и без конца повторять – ну, ты же знаешь, что я не мог его кинуть? Знаешь ведь? Ну, скажи, а?
Да на фиг они нужны были, эти разговоры. Потому что ни тот, ни другой никак успокоиться не могли. Ездили ко мне и пили мою водку. А главный прикол состоял в том, что я действительно не знал – кто из них взял эти бабки.
Они сначала хотели на них себе два дома купить где-нибудь за границей. Потому что деньги были халявные, с неба свалились, никто их, в общем-то и не ждал – так, дело одно хорошо обернулось. Но потом узнали, что пятьдесят штук на два дома не хватит – хватит только на один дом. И решили их пока отложить – типа, потом что-нибудь придумаем. Но когда наступило потом, денег уже не было. И каждый из них говорил, что он их не брал . Пашкина жена ходила к Генке домой и о чем-то с ним разговаривала. Генка мне об этой встрече говорить не хотел, а Пашка, когда пьянел, просто скрипел зубами. Дурацкая тоже привычка.
Короче, история была – дерьмо. Обычное дерьмо на палке.
Поэтому теперь Пашка рассматривал в окно родное Фрязино. С глубоким и неподдельным интересом. А Генка вел джип как будто сдавал на права. И я рядом с ним – типа инструктора по вождению. Только машину водить я совсем не умел. И Фрязино за окном меня тоже волновало не очень .
– Что это у тебя? – сказал я, поднимая с пола книжечку в синем переплете.
