— У меня уже есть адъютант, но я хотел вам сказать, что ценю ваши таланты и буду иметь вас в виду, когда представится случай для повышения.
Дагориан поклонился и хотел уже отойти, но Маликада спросил:
— Вы были привязаны к Банелиону?
— Привязан, принц? Он был моим генералом, — осторожно сказал Дагориан, — и я уважал его дар полководца.
— Да, конечно. В свое время он был грозным врагом. Но теперь он стар, и время его прошло. Согласны ли выслужить мне столь же преданно, как ему?
Сердце Дагориана учащенно забилось. Он взглянул в темные холодные глаза принца и снова поразился светящемуся в них уму. Нечего и пытаться лгать такому человеку — откровенную ложь он разгадает сразу. Во рту у Дагориана пересохло, но ответил он без запинки:
— Я служу королю, принц, а вы — королевский генерал. Любой ваш приказ я выполню в полную меру своих способностей.
— Большего нельзя и требовать. Вы можете идти — здесь вас заменит Антикас Кариос. — Принц улыбнулся напоследок и отошел.
Дагориан, повернувшись, чуть не столкнулся с королевой и пробормотал:
— Прошу прошения, моя госпожа. — Она, послав ему рассеянную улыбку, прошла мимо, и сконфуженный Дагориан поспешил выбраться на воздух.
Тысячи людей прохаживались по парку или завтракали, сидя на траве. Атлеты упражнялись перед состязаниями, лошадники проминали коней перед скачками. Дагориан поискал глазами королевского скакуна, Звездного. Тот всегда участвовал в скачках и ни разу еще не проигрывал. Но гигантского черного коня не было видно среди других лошадей. Дагориан спросил о нем одного из конюхов, и тот ответил:
— Легочная гниль. Жаль, конечно, но ведь он стар уже. Восемнадцать годов, никак не меньше.
Дагориан опечалился, услышав это. В Дренане Звездного знал каждый ребенок. Отец короля приобрел его за баснословные деньги, и он носил на себе Сканду во всех его походах и сражениях. Теперь прославленный конь умирает. Сканда, должно быть, безутешен, подумал Дагориан.
Освобожденный от своих обязанностей, он снял доспехи в палатке, отведенной для отдыха офицеров, и велел молодому кулу отнести их к нему на квартиру. Теперь он мог наслаждаться праздником без помех. Становиться адъютантом Маликады ему ничуть не хотелось, и он порадовался, что эта участь ему не грозит. «Надо было и мне отправиться домой с Белым Волком, — подумал он вдруг, — ведь военная служба мне ненавистна». Пока отец оставался живым героем, Дагориан спокойно жил в монастыре и готовился стать священником. Вел скромную, почти безмятежную жизнь и был счастлив.
Гибель отца изменила его мир.
Проходя по парку, он увидел сидящего на траве Ногусту. Рядом растянулся Зубр. Глаз у гиганта заплыл, на скуле красовался багровый кровоподтек.
— Как успехи? — спросил его Дагориан.
— Четверть финала. — Зубр сел, подавив стон. — Это мой год.
Дагориан, видя его ушибы и явную усталость, скрыл свой скептицизм и осведомился, далеко ли до следующего боя. Зубр, пожав плечами, посмотрел на Ногусту.
— Еще час, — ответил тот. — Он будет драться с кочевником, который побил его в прошлом году.
— На этот раз я его прикончу, — промямлил Зубр, — только посплю сперва. — С этими словами он лег и закрыл глаза.
Ногуста укрыл его плащом и встал.
— Видели вы генерала, сударь? — спросил он Дагориана.
— Видел.
— И он посоветовал вам держаться от него подальше.
— Твой дар поистине велик.
— Это не дар, просто здравый смысл, — улыбнулся Ногуста. — Он мудрый человек, а вот Маликада не столь мудр. С честолюбцами это часто случается. Со временем они сами начинают верить в сказки о своем великом предназначении. Верят, что все, чего они желают, принадлежит им по праву. Что они избраны Истоком.
— Истоку приписывают многое — и хорошее, и дурное. Ты верующий?
— Хотел бы верить. Если ты веришь в великий план вселенной, то чувствуешь, что твоя жизнь оправданна. И в то, что злодеям воздастся по заслугам. Боюсь, однако, что жизнь не столь проста. Мудрые люди говорят, что во вселенной беспрестанно идет война, битва Истока с силами хаоса. Если это правда, то у хаоса кавалерии больше.
— Да ты циник!
— Не думаю. Просто я стар и слишком много повидал. Они уселись рядом со спящим Зубром, и Дагориан спросил:
— Как вышло, что чернокожий служит в дренайской армии?
— Я дренай, — ответил на это Ногуста. — Мой прадед был фосийским мореходом. Дренаи взяли его в плен и сделали рабом. Через семь лет его освободили, и он стал работать по найму. Позже он съездил к себе на родину и привез оттуда жену. Так же поступил его старший сын, мои дед — он привез бабушку в наше поместье в Джинаве.
— Поместье? Вы, я вижу, не бедствовали.
— Мой народ издревле занимается коневодством. Прадед поставлял лошадей в королевскую кавалерию и разбогател на этом.
— Но потом вы, видимо, лишились своего состояния?
— Да. Некий дренайский дворянин позавидовал нашему достатку и стал сеять про нас ложные слухи среди местных крестьян. Однажды ночью из деревни пропала девочка, и он заявил, будто это мы забрали ее для совершения какого-то гнусного обряда. Дом наш сожгли дотла, а всю мою семью перебили. Девочки там, разумеется, не оказалось. Она, как выяснилось потом, забрела в горы, упала с обрыва и сломала ногу.
— Как же ты-то уцелел?
— Я отправился искать пропавшего ребенка. Когда я вернулся вместе с ней, все уже было кончено.
Дагориан заглянул в странные голубые глаза Ногусты, но не прочел там ничего.
— Что же предприняли власти? Правосудие свершилось?
— Двенадцать крестьян повесили, — усмехнулся Ногуста.
— А тот дворянин?
— Он имел влиятельных друзей, и его даже под арест не взяли. Тем не менее он бежал в Машрапур и нанял себе четырех телохранителей. Жил он в доме за высокой стеной и редко выходил на люди.
— Стало быть, он избежал правосудия?
— Отчего же?
— Так тебе известно, что с ним сталось?
Ногуста на миг отвел глаза.
— Кто-то перелез через стену, убил часовых и вырезал ему сердце.
— Понятно. — Они помолчали, и Дагориан спросил: —Ты рад, что едешь домой?
— Я устал от войны, — пожал плечами Ногуста. — И не вижу в ней смысла. Когда старый король собрал войска против императора, мы знали, что дело наше правое. А теперь? Что такого нам сделала Кадия? Теперь воюют ради того, чтобы имя короля прославлялось в веках. Раньше в Вентрийской империи было около тысячи университетов и больниц. Теперь учиться некому — вся молодежь отправилась на войну. Да, я готов вернуться домой.
— Будешь выращивать там лошадей?
— Да. Отцовский табун тогда убежал в горы — теперь он, должно быть, порядком увеличился.
— Зубр тоже с тобой поедет?
— Он скорее всего поступит наемником в какой-нибудь полк. — Ногуста засмеялся и добавил уже серьезно: — И погибнет на какой-нибудь мелкой, никому не нужной войне.
